Повелитель мух (перевод В. Тельникова)
Шрифт:
– Смелее.
– От этого моя любовь разгорелась еще больше.
– Несчастное дитя! Несчастная, заблудшая душа.
– Что со мной будет? Чего мне ждать? Я нарушила главные заповеди.
– По крайней мере ты откровенно призналась во всем.
Подняв лицо, простерев к нему руки, она поползла, чтобы обнять его колени.
– Но потом… когда мы все же предались любви…
Ее руки не встретили его коленей. Он был уже в ярде от нее, отскочив с проворством человека, спасающегося от змеи. Стиснув поднятые к груди руки, Верховный смотрел на нее через
– Ты… ты и он… ты…
Она, широко раскинув руки и не сводя с него глаз, вскричала:
– Но ты сказал, что знаешь все!
Он быстрыми шагами отошел к парапету и невидяще уставился вдаль. Спустя минуту забормотал бессмысленно, беспомощно:
– Да. Вот так-так. Ну и ну. Ф-фу! Боже мой!
Наконец он пришел в себя и направился к ней – остановился чуть в стороне. Откашлялся.
– И все это, это – стояло между тобой и узаконенной страстью к твоему отцу.
Она промолчала. Он заговорил снова, громко, негодующе:
– И ты удивляешься, что река продолжает подниматься?
Но Прекрасный Цветок встала с колен. Воскликнула громко, как Верховный:
– Чего ты хочешь? Я думала, ты упражняешься в зале!
Верховный проследил за ее взглядом.
– Ты подслушивал, принц?
– Шпионил? – вскричала Прекрасный Цветок. – Скверный мальчишка! Для чего ты напялил все это на себя?
– Мне так нравится, – ответил принц, дрожа всем телом, отчего украшения на нем звенели не переставая. – Я ничего особенного не слышал. Только то, что река поднимается.
– Ах, убирайся.
– Сейчас уйду, – быстро проговорил принц. – Я только хотел узнать, есть у кого-нибудь из вас веревка, честное слово…
– Веревка? Для чего?
– Ни для чего, просто так.
– Ты опять выходил за ворота. Посмотри на свои сандалии.
– Просто я подумал…
– Убирайся и скажи нянькам, чтобы почистили тебя.
Принц, все еще дрожа, повернулся, чтобы уйти, но Верховный сказал неожиданно повелительным тоном:
– Подожди!
Склонив голову в легком поклоне, словно испрашивая позволения у Прекрасного Цветка, он подошел к принцу и взял его за руку.
– Соблаговолите сесть, принц. Сюда. Прекрасно. Мы желаем получить веревку, и мы побывали за воротами. Ты предан ему, не так ли? Я начинаю понимать. И эти драгоценности – ну конечно!
– Я только хотел…
Прекрасный Цветок непонимающе смотрела то на Верховного, то на брата.
– О чем вы?
Верховный повернулся к ней.
– Это имеет прямое отношение к нашему разговору. Существует – но тебе не обязательно знать, где именно, – яма. Когда ты говоришь: «Бросьте его в яму»…
– Знаю, – нетерпеливо перебила она. – Какое это имеет отношение ко мне?
– Кое-какие ужасные причины наших бед мы устранить не можем. Но по крайней мере одну – в наших силах. Бог гневается на своего Болтуна и заставляет реку подниматься отчасти потому, что Болтун отверг дарованную ему возможность вечной жизни.
Прекрасный Цветок резко приподнялась в кресле. Пальцы ее стиснули подлокотники.
– Яма…
Он кивнул:
– Его Болтун все еще несет бремя ужасного, полного опасностей и злосчастий текучего Сейчас.
Верховный успел вовремя подхватить ее, заботливо усадил в кресло и принялся похлопывать по рукам, опять растерянно приговаривая:
– Вот так-так, ну и ну!
Оправившийся от испуга принц спросил:
– Теперь мне можно уйти?
Но Верховный не обращал на него внимания. Принц молча слушал, как Верховный отдавал распоряжения солдатам, стоявшим у входа, молча, хотя, может, с легкой завистью, наблюдал за тем, как лицо Прекрасного Цветка обретает с помощью рабынь прежнюю красоту. Низенькая древняя старушка внесла чашу и опустила на подставку возле кресла. Некоторое время все молчали; день клонился к вечеру.
Прекрасный Цветок откашлялась и спросила:
– Что ты намерен делать?
– Убедить его. Дозволь мне сказать кое-что, что поможет тебе; потому что тебе нужно быть сильной. Ты думаешь, что ты не такая, как все, неповторимая. И это, конечно, так – ты прежде всего неповторимо красива. Но эти смутные желания… – Он мельком взглянул на принца и продолжил: – Не одна ты обуреваема ими. В каждом из нас живет подспудное, невыразимое, болезненное влечение к… к… ты понимаешь, что я хочу сказать. К кому-то, кто не связан с нами кровным родством. Чужеземцу с его фантазиями. Разве не видишь, что такое эти фантазии? Безнадежная попытка освободиться от собственных темных желаний, дать им выход в игре воображения; потому что – по законам природы – они не могут быть осуществлены. Неужели ты полагаешь, что действительно есть где-нибудь на земле место, где люди, заключая браки, нарушают естественные границы рода? Да и где б они жили, куклы этих невероятных сказок? Представь себе на миг, что небесный свод был бы столь огромен, что покрывал и те земли. А! Подумай только, каков был бы его вес!
– Да. Это безумие.
– Наконец ты согласилась со мной. Он сумасшедший, чьи бредни пробудили – во всех нас – все сокровенное, невыразимое; сумасшедший, представляющий опасность для нас, пока не согласится прислуживать Богу.
Верховный перевел дыхание, повернулся, чтобы взглянуть на затопленную долину. Там, где среди разлива угадывалось речное русло, водовороты крутили и вертели пустую лодку.
– Понимаешь? Мы не можем позволить себе ждать, когда он выздоровеет. Если не удастся его убедить, – что мы, конечно, попытаемся сделать, – тогда придется его заставить.
Некоторое время они молчали. Прекрасный Цветок опять принялась плакать. Как ручей из скалы, бежали по ее щекам беззвучные слезы, окрашенные малахитовой краской. Река продолжала подниматься. Принц время от времени позвякивал украшениями.
Внезапно Прекрасный Цветок прекратила плакать.
– Должно быть, я ужасно выгляжу.
– Нет, нет, дорогая. Ну, может, краска чуть-чуть размазалась. Тебя это не портит.
Она подала знак рабыням.
– Знаешь, Верховный? Это говорит о том, сколь глубоко я пала. Меня это почти не трогает. Не совсем, конечно, но почти.