Шрифт:
"Деяния благочестивых уходят с этим веком."
Пасхазий, диакон римской церкви. Умер около 512/513 г.
Рождённый в глухих дебрях Чёрного леса от двух малых родителей – ручьёв Брег и Бриггах – вгоняемый суровыми, не любящими воды горами глубоко под землю, однако упрямо выбивающийся на белый свет и постепенно раздвигающий враждебные ему теснины – здесь, в расширяющемся распаде между горами, Данувий набирает силу. Подпитываемый множеством ручьёв и речек, напоённый снегами горных пиков, несёт он свои воды на равнины Паннонии уверенно и стремительно.
Немало
Путь Данувия освоен людьми издавна, с незапамятных времён. Первую тропу здесь, наверное, торили ещё бледнокожие дикари в лохматых шкурах, что только-только выбрались из подземных гротов и мрачных пещер – после того, как ледник отступил, обнажая лучам солнца остывший за века, чёрный камень гор.
Постукивали глухо копытами по камням кони. Нестриженые гривы и хвосты их были заплетены в косицы и перевиты яркими лентами. Шагал следом за ними печальный асилус*(готск. асилус – осёл) – нагруженный сполна, как и полагает асилусу – в отличие от своих благородных собратьев, не считаемый хозяевами достойным уважения животным.
Впереди ехал один всадник, чуть позади него – ещё двое. Все они одеты были в тёплые, волчьего меха пайды*(готск. пайда – куртка). Талии их перетягивали вызолоченные широкие пояса-гирды, ноги же обтягивали шерстяные узкие порты. Из-под меховых безрукавок проблёскивали кольчужные ряды плетёного железа яцеринов. Мечисы, покоящиеся в деревянных, крашеных ножнах, называемых фодрами, и длинные луки, ловко прилаженные к седельным саккам*(готск. сакк – сума), а так же торчащие из плетёных тыньё*(готск. тыньё – вид корзины, плетёный короб) перёные архвазны*(готск. архвазна – стрела) красноречиво указывали на то, что всадники являлись воинами.
Далее, привязанные крепкой конопляной вервию к крупу меланхоличного асилуса, шагали двое молодых мужчин, поддерживающие под руки женщину средних лет. Одежда мужчин – порты и серки*(серка – рубаха) груботканого, скорее всего, собственной выделки материала – была выпачкана кровью и сажей. Хмурые лица обезображены следами недавнего избиения.
Женщина – простоволосая, в разорванном фарафане*(готск. фара – впереди, фана – кусок материи) безучастно шагала, время от времени спотыкаясь об острые камни. За ней тянулся тонкий кровавый следок. По-видимому, совсем недавно пленница рассекла ступню – ибо все невольники были без обуви, несмотря на уже наступившие рассветные холода.
Шествие замыкали четверо пеших бойцов, вооружённых мечисами, а так же, дополнительно к оным – кто агизой*(готск. агизи, агиза – топор), кто прамеей*(фрамея, прамея – длинное копьё). Они шли немного позади связанных людей и, несмотря на кажущуюся беззаботность и болтливость, внимательно следили за каждым шагом впереди идущих.
Вдруг длинноволосый юноша в латенском шлеме-кассисе и голубом плаще, едущий впереди остальных, выбросил над головой руку с растопыренной пятернёй. Движение тут же остановилось. Лишь один из всадников не повиновался знаку дозорного.
– Что там? – скоро нагнав разведчика, коротко выразил он недовольство и сплюнул.
По всей видимости, именно
Местность здесь кишела стаями оголодавших бродяг. Однако недобрая слава Хардубы*(готск. хардуба – жестоко), так именовали бородача – служила ему верную службу. Даже самые отчаянные морпри*(готск. морпря – убийца) предпочитали обходить его десятой дорогой.
Взращённый в жестоком мире скамаров*(скамары – разбойники варварского происхождения), коими кишели лесные чащи окрест, удачливый грэф*(грэф – грабитель) Хардуба был хорошо известен среди лихого люда на обоих берегах Данувия. Но ни северяне-скамары, ни латенские латроны без нужды не связывались с крайне мстительным и, что греха таить, совершенно безжалостным разбойником.
Ныне же его ханса*(готск. группа, отряд), нагруженная добычей, взятой в набеге, продвигалась к пределам территории латенов.
Грэфа одолевали невесёлые думы. Тому были причины, ибо последний поход его не увенчался успехом. Земледельцы-арьи*(от готск. арьян – пахать, пахарь) оказали неожиданный отпор лихим убилтойсам*(готск. убилтойс – злодей), изрядно проредив численность нападавших.
Вдобавок ко всему, купцы Астура в последнее время сильно скинули цены на невольников. Они теперь дают за рабов совсем мало скаттов*(готск. скатт, скаттс – монета, монеты), понимая, что с таким товаром поставщикам, подобным Хардубе, деваться некуда.
Была бы воля грэфа – содрал бы живьём кожу с парочки купчишек для острастки! Ведь они уже без зазрения совести обманывают всех и вся. Для римлян любой северянин – дикарь, которого можно и нужно обдурить. Торгаши, переставшие быть мужчинами – даже воевать латены давно уже предпочитают чужими руками. Хардуба снова злобно сплюнул.
Дозорный, отвечая на вопрос командира, молчаливо указал вправо. Там, на пригорке возле полуразрушенного каменного бурга*(бург – здесь, четырёхугольная башня), вздымал к небу руки странный человек. Заросший до глаз косматой бородой, с ниспадающими на плечи прядями свалявшихся волос – увлечённо отбивал он земные поклоны. Отблескивала в лучах закатного солнца обширная плешь, расползшаяся по лбу и макушке богомольца.
Одеждой ему служила только ветхая власяница, препоясанная грубым льняным жгутом. Ни шапки на голове, ни тёплой снаги*(готск. снага – одежда, платье) на плечах, ни курботинов*(курботины, курбатины – в Римской империи крестьянская обувь из куска сыромятной кожи, перетянутой ремнями) на ногах. Босые пятки виднелись из-под рваной бахромы ветхой рясы.
По всей вероятности, никакой опасности для бриггандупуса ничтожный нищий не представлял. Командир махнул рукой остальным – и те скоро приблизились. Весело перешучивались между собой охранники-мальчишки, отнюдь не милосердно подтыкая остриями прамей своих пленников. Оборванец же на холме продолжал молиться, словно не замечая вокруг себя ничего.