Повелитель песков
Шрифт:
– Не уходи, – прошептала она, в очередной раз повторяя фразу, которая стала их ежедневным утренним ритуалом.
– Мне надо идти. – В голосе Захида звучало сожаление, но он был решителен. – Не усложняй то, что и так тяжело сделать.
– Но мне казалось, тебе это нравится… – Фрэнки скользнула пальцами вниз по его животу, чтобы получить неоспоримое доказательство своих слов.
– Ведьма! – тихо прорычал он, целуя ее в обнаженное плечо. – Если я уйду позже, слуги могут застать меня выходящим из твоей комнаты…
Он не смог закончить фразу, осознавая, что не в силах
– И что? Наступит конец света, если слуги застанут тебя?
– Именно так. Но что важнее – наступит конец твоей репутации. А я этого не хочу.
– А если я скажу тебе, что мне плевать на репутацию?
– Это неправильно. – Именно ее слова заставили его наконец встать и начать в спешке одеваться. – Твоя фамилия очень уважаема в моей стране, и я не хочу, чтобы что-то менялось, Франческа. А если поползут слухи о том, что ты спишь со мной, произойдет именно это.
– Как скажешь. – Она зевнула, и он наклонился, чтобы прикрыть ее одеялом.
– Теперь поспи еще немного. Увидимся позже.
Фрэнки так и сделала.
Библиотека оказалась удивительно спокойным местом для работы. Каждый раз она погружалась в атмосферу безмятежности и уединенности, усаживаясь за стол, украшенный свежесрезанными розами, у завешенного плотными шторами окна.
Каждое утро на столике у окна, выходящего на дворцовый сад, ее ждал поднос с завтраком: мятный чай, блюдце с глазированными апельсинами и корзинка со всевозможной сладкой выпечкой, которую жители Хаярзаха предпочитали на завтрак.
Фрэнки немного поела и направилась к рабочему столу, затем открыла коробку, которой было не менее ста лет. Она уже не удивлялась постоянному присутствию изысканных вещей с длинной историей: дворец был полон подобных антикварных ценностей. Но ее все еще не покидало странное чувство удивления от того, что она так быстро привыкла к столь рафинированному окружению. Вместо того чтобы чувствовать себя отшельницей в пустынном королевстве, где все чужое, она очень быстро приняла новый экзотический мир, словно родилась в Хаярзахе.
Целыми днями она была предоставлена самой себе, а вечера они проводили с Захидом, когда он возвращался к ужину. После еды они иногда играли в карты, как в старые добрые времена. Только теперь он больше не поддавался, и ей приходилось проявлять немало смекалки, чтобы оказать ему достойный отпор.
Иногда Захиду приходилось уезжать вечером на светские мероприятия. Тогда Фрэнки сворачивалась калачиком на вышитом золотистой нитью диване и читала книги об истории Хаярзаха.
– Ты не скучаешь, проводя вечера в одиночестве? – спросил он однажды, появляясь в дверях ее комнаты в серебристой шелковой мантии.
Конечно, она скучала, но не собиралась в этом признаваться, понимая, что жалобы не приведут ни к чему хорошему. Он не мог появиться в обществе в компании иностранки.
– Вовсе нет. Я привыкла быть предоставленной самой себе.
Она увидела, как он удовлетворенно кивнул.
Но длинные хаярзахские ночи всегда принадлежали им двоим. Когда луна поднималась высоко в небо, усыпанное миллионами ярких звезд, он приходил к ней и заставлял ее стонать от наслаждения в наполненной восточными ароматами темноте. С бешено стучащим в предвкушении встречи с ним сердцем, она лежала, обнаженная, в кровати на тонких простынях из египетского шелка и ждала, когда наконец раздастся шуршание его мантии по каменному полу. Он покрывал страстными жадными поцелуями ее жаждущее ласки тело, порой они занимались любовью всю ночь, до полного изнеможения. И он всегда уходил на рассвете, когда мягкий персиковый свет первых лучей солнца проникал в ее комнату.
Фрэнки засыпала и, проснувшись позже, с трудом возвращалась к действительности, пытаясь понять, была ли прошлая ночь реальностью, или ей приснился эротический сон.
Ее спасали дневники, которые стали для нее законным основанием для пребывания во дворце и помогали ей ненадолго перестать думать о том, что станет с ней, когда их роман подойдет к концу. Каждый раз она испытывала все новые головокружительные ощущения во время секса с Захидом. В то же время она понимала, что с ней происходит нечто более волнующее, затрагивающее самые глубинные струны ее души. Она влюбилась в сурового короля. Нежные дружеские чувства, которые она когда-то питала к нему, преобразовались в глубокую всепоглощающую страсть.
– Послушай, я плачу тебе не за то, чтобы ты сидела и мечтала, – услышала она насмешливый голос.
– Иногда я не могу остановиться, – попыталась защититься она.
– О чем ты думаешь?
«О том, как ты прижимаешь меня к себе, когда погружаешься в меня. О том, как целуешь, когда все закончено. О том, как сильно я желаю остаться здесь, рядом с тобой, навсегда».
– О дневниках твоего отца. Это нечто потрясающее! Эти записи – больше чем автобиография, ты так не думаешь? Гораздо более личная информация.
– Словно подсматриваешь в замочную скважину за чужой жизнью, чужими мыслями, правда?
– Да, именно так. – Теперь она понимала, почему Захид не хотел никому показывать записи. – Сейчас я многое вижу по-другому, лучше понимаю, как тяжело вам всем было пройти через войну. – Она слегка замешкалась, не зная, стоит ли поднимать тему, которая долгие годы оставалась для них запретной. – И еще болезнь твоей мамы…
Захид заметно напрягся. Ему следовало понимать, что, поручая ей работу над дневниками его отца, он должен быть готов к тому, что для нее откроется та часть его жизни, которая всегда была сокрыта от посторонних глаз. Для сильного, уверенного в себе мужчины, привыкшего повелевать, подобная обнаженность перед женщиной была недопустима. Но речь шла о Франческе, которую он знал с самого рождения, с ней он мог говорить о чем угодно, не задумываясь о последствиях.