Повелитель праха
Шрифт:
— И все-таки, — настаивал Гулов. — Мне бы любой факт. Непонятный человек, непонятное событие…
— Ну, камнем там витрину в цветочном ларьке разбили… тебе же не это надо?
— Не это, — согласился Гулов.
— Вот я и говорю… там и цветов-то не было… Ну, бабу одну ребята там поймали ночью, пьяную, что ли, или нанюхавшуюся дряни какой-то… Как раз возле кладбища.
— Давно?
— С месяц, наверное, уж будет… Не то? Гулов прикинул в уме: по времени, в общем то подходило.
— Надо поговорить. Кто?
— Старший
Он подошел к двери, распахнул и гаркнул в коридор так, что Гулов подпрыгнул на стуле:
— Казаков!!
Пробегавший по коридору рядовой милиционер шарахнулся к стене. Сущенко поманил его:
— Ну-ка, ты это… сержанта Казакова знаешь?
— Не знаю, товарищ капитан!
— Ну, все равно… Найди его и пусть быстро ко мне!
— Так я же…
— Бы-стро!
Сущенко закрыл дверь и вернулся к столу.
— Совсем работать не с кем, — пожаловался он. — В дивизион одних доходяг шлют, к нам в ППС никого не заманишь… Сто шестьдесят рэ в месяц — это деньги?
— Не деньги, — согласился Гулов.
Поток жалоб, готовых сорваться с языка у Сущенко, остановило появление в дверях невысокого, с заметным животом человека в милицейской форме, сидевшей на нем с той нарочитой небрежностью, которой в совершенстве овладевают, только прослужив в милиции годы.
Старший сержант Казаков…
Слушай, вот лейтенант Гулов из следственного, у него к тебе вопросы есть…
Казаков долго не мог вспомнить, о какой женщине говорят Сущенко и лейтенант, а потом вдруг просиял:
— А-а! Так это которая нам чуть газик не опрокинула!
И, видя изумление Гулова, пояснил:
Мы с Гариком стояли на перекрестке Бебеля и Колокольной. У нас карбюратор все время барахлит, Михал Афанасьич, это же не езда, а хрен чего, его бы поменять. Поговорите…
Поговорю. Дальше давай.
Ну, мы стали, Гарик полез посмотреть, а я вижу, к нам по Колокольной баба идет. Ну, я еще подумал, нашла время и место гулять: там же кладбище за мостом, угол-то глухой… Но одета прилично, не шатается.
В каком часу это было? — сдерживая зевоту, спросил Гулов.
Не скажу точно… В два, в полтретьего, так где-то. Ну, идет прямо к нам. Я вылез из газика, думаю, может, ей чего надо. Она подходит ближе, но ничего не говорит. Я гляжу, а она как бы не в себе…
Как это — не в себе? — встрепенулся Гулов. — Вы ясно можете объяснить?
Понимаете, когда человек идет, он руки-ноги двигает… как бы это сказать, вместе…
В такт? — подсказал Гулов.
Точно, в такт! А у нее ноги шли сами по себе, а руки сами по себе болта лись. Я ей навстречу пошел, а она мимо меня, и прямо на машину налетела, как слепая. И бормочет чего-то…
Что бормочет? Не помните?
Извините, товарищ лейтенант… — Казаков развел руками. — Налетела,
Дальше, дальше!
Я подошел к ней, спросил: кто она, как зовут. Она не ответила. Тут Гарик тоже подошел. Я говорю — ее надо к нам везти. Сели. Пока завелись, то, се, поехали, и где-то возле Профсоюзной я смотрю — она глаза закрыла и как-то набок поползла.
В машину она к вам легко села? — спросил Гулов.
Легко, не сопротивлялась, ничего… Ну, я увидел это дело и говорю Гарику давай в больницу. Ну, и отвезли. Вот и все.
Гулов покачал головой:
И ни имени, ни адреса?
Какое там имя! — Казаков пожал плечами. — Может, в больнице знают?
А число, когда это случилось, вы помните?
Число помню. Восемнадцатое апреля. У меня на другой день день рождения был…
Гулов прикусил губу. Восемнадцатое апреля… Еще одно совпадение? Ведь в ту ночь вскрыли могилу Кириченко…
— Ну, ты, сука… Чего привязался… — прошипел он, резким движением вырвал плечо и мгновенно исчез за углом конторы. Гулов обернулся. Позади него никого не было.
Начальник патрульно-постовой службы капитан Сущенко встретил Гулова без особого радушия. И просьбу лейтенантика из следственного отделения свести его с милиционерами, в чей маршрут входит кладбище, воспринял однозначно: ищет прокол!
— Я сперва хотел бы знать… — Гулов, хорошо сориентировавшийся в извивах сущенковской души, поспешил успокоить подозрительного капитана: — Никаких претензий, честное слово! Просто вы же слышали про это дело с могилами… ну вот, я им занимаюсь, и просто хотел узнать, не видал ли кто-нибудь из ваших ребят, что нибудь необычное, непривычное в том районе. Вот и вce. Убедившись, что Гулов не собирается "катить бочку" на него и его службу, Сущенко смягчился:
— Это, конечно, поможем, раз так, только не думаю я, чтобы они что-то такое там увидели, я бы знал…
— И все-таки, — настаивал Гулов. — Мне бы любой факт. Непонятный человек, непонятное событие…
— Ну, камнем там витрину в цветочном ларьке разбили… тебе же не это надо?
— Не это, — согласился Гулов.
— Вот я и говорю… там и цветов-то не было… Ну, бабу одну ребята там поймали ночью, пьяную, что ли, или нанюхавшуюся дряни какой-то… Как раз возле кладбища..
— Давно?
— С месяц, наверное, уж будет… Не то? Гулов прикинул в уме: по времени, в общем-то подходило.
— Надо поговорить. Кто?
— Старший сержант Казаков и сержант Тофеев, тебе везет: Тофеева нет, в отпуск уехал, а Казакова я только что видел…
Он подошел к двери, распахнул и гаркнул в коридор так, что Гулов подпрыгнул на стуле:
— Казаков!!
Пробегавший по коридору рядовой милиционер шарахнулся к стене. Сущенко поманил его:
— Ну-ка, ты это… сержанта Казакова знаешь?