Повелитель Теней
Шрифт:
— Мы приносим вам наши глубочайшие извинения, — произнес он, тоже стараясь сгладить все углы и урегулировать конфликт. — Это чистая случайность и…
Но мужчина не слушал дроу, зло что-то пробурчав, он протянул руку, желая схватить меня и вытащить из-за спины моего спутника:
— Приперлись сюда, ведете себя как дома! Однако вам тут не рады, и извиняться вы должны по нашим правилам, чужаки… — прорычал он, но прежде чем от коснулся меня, дроу отреагировал.
Сместившись влево, полностью закрыв меня собой, он схватил мужчину за запястье и легко опрокинул того на пол, словно перед
— Драка! Наших бьют! — донеслось почему-то восторженное со всех сторон. Причем мои новые знакомые кричали громче всех. Зато восклицания Сэма и мои: «Давайте решим мирно! Мы не хотим конфликта!» — потонули в этих криках и гвалте.
На дроу накинулись сразу трое хашшатов, я отлетела к стене. Гном возник откуда ни возьмись, причем сразу со столом в руках, и началась знатная потасовка. В которую влезли все, даже миловидная фэйри — она кидалась кружками, кричала что-то вроде: «За родину, за природу, мать нашу!». Лира и Тира дружно создали какое-то водное заклятие в виде смерча из разлитого на полу алкоголя, которое настойчиво и неумолимо преследовало только одного хашшата — ни в чем не повинного бармена. Его истошные крики: «Так и знал, что алкоголь меня доконает!» — ещё долго потом отдавались звоном в моих ушах. Другие девушки вооружились кто чем: ножами, вилками, будто они постоянно участвовали в таких потасовках.
Кучка поверженных тел рядом с гномом и дроу увеличивалась, а я и могла только стоять в углу, отмахиваться сумкой и ловко уворачиваться от снарядов из посуды и предметов мебели. Подходящих заклинаний, чтобы образумить беснующуюся толпу, в моем арсенале не было, да и те, что я знала, мне бы не помогли — сил на них мне не хватало. И всё, что я могла делать, это продолжать кричать, вразумляя собравшихся. Однако все мои мольбы: «Давайте поговорим!» — просто игнорировались. Поэтому я решила действовать более решительно — выйти на улицу и найти военных или тех, кто в этом городе занимается правопорядком, чтобы они навели тут порядок.
По стенке, стараясь не привлекать к себе внимание, пригибаясь к полу, я добралась до выхода, и когда я уже намеревалась толкнуть дверь, чтобы выбраться наружу… Эта самая дверь со всей дури прилетела мне по лбу. А я, заваливаясь на бок, сначала увидела тяжелые ботинки, а потом и громилу в форме и с крайне недовольным выражением на лице:
— Всем оставаться на местах! — гаркнул он, на лету подхватывая меня и запихивая к себе под мышку.
И, что совсем не удивительно, все сразу послушно замерли, и наконец-то воцарилась приятная тишина. Только стол, уже изрядно потрепанный и растрескавшийся, с громким грохотом упал, выпав из рук гнома. Прямо ему на ногу:
— Во имя Одиона… — простонал он жалобно, но сразу благоразумно заткнулся.
Следом за бугаем влетели ещё два стражника.
— Всех приезжих забрать, — отдал им приказ тот, что появился первым. — С местными провести разъяснительную беседу!
— Простите! — оклемавшись после удара, требовательно произнесла я. — Но мы не виноваты! За что нас задерживают?
Мужчина и бровью не повел, зато обвел всех тяжелым взглядом, отчего местные сразу начали убираться, прибираться и, вообще, вести себя словно ничего не произошло, а фингалы под их глазами — это просто вечерний макияж. Лежачие же вмиг очухались и, натужно кряхтя и потирая ушибы, начали помогать расставлять мебель.
Нашу честную компанию быстро вывели на улицу, выстроили в шеренгу, как каких-то преступников или малышню, и повели в сторону центра города. Меня же этот бугай продолжил тащить сам. И на мои просьбы и увещевания опустить на землю опять никак не отреагировал. Поэтому я вскоре утихла и только тихо негодующе сопела.
Минут через десять в полной тишине мы дошли до небольшого трехэтажного здания на площади. И, как только мы очутились в «полицейском» участке, нас дружно, без лишних слов, усадили в камеру за толстую решетку и оставили одних.
— Хорошо отдохнули! — потирая челюсть, изрек дроу, поглядывая на меня.
— Прости, — я виновато потупила взор. — Я… я ведь перед ним сразу извинилась. Почему он взъелся? Я даже ботинок ему не испачкала… Так почему? — подойдя к мужчине, аккуратно протянула руку. — Я попробую помочь.
Он молча кивнул и, сев на скамейку, пригласил меня присоединиться, чтобы мне было проще и удобнее.
Максин, приводя свою прическу в порядок, флегматично ответила на моё недоумение:
— Ты сама говорила, что они смотрят на всех нас свысока, мы им почему-то не нравимся. Вот и нашелся повод выплеснуть недовольство.
— Ой, подумаешь на ногу ему наступили, неженка какой! — фыркнула Наиль, девушка, которая мастерски кидалась вилками, и, не брезгуя, завалилась на узкую кровать. Да и вообще, все мои новые знакомые вели себя на удивление спокойно, отчего у меня вновь сложилось впечатление, что они в подобных передрягах уже бывали и места, подобные этой камере, тоже посещали.
Приложив ладони к темной коже, на которой уже виднелись яркие очертания синяка, я сконцентрировала всё внимание на самых кончиках пальцев, чтобы вся энергия сосредоточилась именно там.
Знакомое легкое покалывание, будто я сейчас касалась колючек, не заставило себя долго ждать. Сила стекала по рукам на ладони и перетекала в пальцы. Они заметно потеплели, и, как только это произошло, я произнесла единственное подвластное мне заклинание легкого исцеления….
Но вместо едва заметного зеленоватого света из-под моих пальцев внезапно вырвалось бушующее зелёное пламя. Отшвырнув меня к решеткам, а беднягу дроу размазав по стене. Досталось и другим сокамерникам, которых раскидало в разные стороны от последующего взрыва, что произошёл уже после того, как я потеряла концентрацию, и заклинание полностью вырвалось из-под контроля…
— И-и-и..! — заикаясь провыл гном, валяясь вверх тормашками. — И что это… было?!
— М-м-малое ле-ле-ле… Тьфу! Лечебное заклинание… — выдавила я, лёжа на полу и обозревая тёмное пятно на стене, вокруг Сэма, у которого одежда превратилась в «изящные» лохмотья, а волосы встали дыбом …
Одно хорошо — синяк у него пропал.
— Ла-а-анабэль! — сурово протянула Роузи, которая, казалось, вообще никогда не теряет самообладания, и даже сейчас с порванной юбкой, взъерошенная, она была сама непоколебимость: — Кажется, ты говорила, что дар у тебя слабый?