Повелитель Вселенной
Шрифт:
— Бортэ, — шептал он.
Он снял ее руки с шеи и сел, улыбнувшись. Он одержал небольшую победу и теперь знал, что она сойдется с ним в любое время, даже здесь, на виду табунщиков и двух его друзей.
Она села и поправила платок, прикрывавший косы.
— Надо вести себя с большим достоинством, Тэмуджин. Твои люди будут поражены.
— Они узнают, что я люблю жену. — Он покачал головой. — Но, быть может, мне надо вести себя совсем по-мужски. Когда мы приедем, мне надо быть властным и приказать тебе почистить и освежевать дичь. Потом я крикну, чтобы ты подала ужин,
Бортэ наморщила нос, потом нахмурилась.
— Мне надо было взбить шерсть, а не ехать с тобой на охоту. Твоя мать подумает, что я глупая, ленивая девчонка.
— Никогда она так не подумает. Она не нахвалится тобой.
А это уже, она полагала, была ее победа. Она боялась, что его мать, которая столько перенесла, никогда не станет относиться к ней ласково, поскольку считает, что ни одна женщина не может быть ровней ей самой. Когда Оэлун-экэ месяц назад отвела ее в сторону, Бортэ подумала, что получит нагоняй. Мать Тэмуджина пристально поглядела на нее и сказала:
— Мой сын тебя очень любит. Я не верила ему, что ты такая. Даже когда ты приехала и я увидела, какая хорошая женщина твоя мать, я продолжала сомневаться в тебе и боялась, что твоя красота ослепила моего сына и он не видит твоих недостатков. Теперь я жалею, что у тебя нет незамужних сестер для других моих сыновей.
После этих слов вся тоска Бортэ по стану отца испарилась. Теперь она говорила с Оэлун без стеснения, и все часто соглашались с ее суждениями. Оэлун-экэ знала, кто из людей будет служить ее сыну хорошо, а кто может сбить его с толку дурным советом. Она понимала, какие женщины умны и как ей следует быть осторожной с теми, кто склонен к ревности и зависти.
Бортэ вспомнила, что сказала ей Оэлун вчера, когда они вместе с Хокахчин вязали одежду.
— Мужчины приезжают сюда, чтобы следовать за вождем, находящимся под покровительством хана кэрэитов. Они также думают, что Тэмуджин поможет им разбогатеть. Но удерживают их не клятвы и даже не победы, которые они могут одержать под его руководством. Он должен заслужить их верность, их покорность, их любовь, чтобы они и подумать не могли об уходе, даже если против него выступят тысячи. И мы должны быть верны ему, любить его, особенно ты.
— Я всегда буду любить его.
— Такой женщине можно верить. — Слова Оэлун преисполнили ее гордостью. — Другая жена стала бы кричать на него: «Почему у меня нет служанки? Почему у меня мало шкур и ковров? Почему ты не требуешь большей части добычи и не даешь мне положенного?» И мой сын послушался бы, а его люди вскоре говорили бы, что он не лучше любого другого вождя.
— Со временем он разбогатеет.
— Ты хорошая жена, Бортэ, но от тебя требуется больше, чем просто быть ровной и покорной. Ты должна также видеть своего мужа насквозь, соколиным взором замечать его ошибки. Ты можешь сказать ему то, что другой даже не осмелится упомянуть, то, что даже я побоюсь ему сказать. Очень долго кроме меня, братьев и сестры подле него никого не было. Он не привык доверять другим, но радость от обретения товарищей может застить ему глаза на их недостатки. Ты должна оказаться способной видеть, что они суть на самом деле, и предупреждать его по необходимости.
Бортэ удивилась, что мать Тэмуджина вообще замечает его недостатки.
Она прильнула к мужу, прижалась щекой к его халату.
К ним подъехали Борчу и Джэлмэ. Борчу был богат на улыбки, смех и бросался за Тэмуджином в рискованные предприятия без рассуждений, в то время как Джэлмэ всегда смотрел настороженно и подозрительно. Она не беспокоилась за этих двоих, их любовь к Тэмуджину была очевидна. Борчу так привязался к Тэмуджину, что прикажи тот, и он отдал бы другу все, что имел. Урянхаец Джэлмэ прибыл из северных лесов вместе со своим отцом, кузнецом по имени Джарчедэй, который давно обещал Есугэю, что его сын будет служить сыну багатура. Он всегда был поблизости и часто предугадывал желания Тэмуджина.
Оба молодых человека улыбнулись, видя, как Тэмуджин помогает Бортэ подняться с земли. Борчу уехал, а Джэлмэ спешился и повел поить лошадь к реке. Урянхаец остался, готовый подъехать к ним, если понадобится.
Тэмуджин усадил Бортэ на лошадь.
— Ты принесла мне счастье, Бортэ. У меня все меняется к лучшему.
Она улыбнулась.
— Это все благодаря твоему союзу с кэрэитами.
Он сел на лошадь.
— Перекочуем, и осенью я присоединюсь к анде. Пора укрепить наши связи.
Бортэ молчала. Оэлун-экэ говорила ей о Джамухе, одобряя его привязанность к сыну, но в глазах ее появлялась льдинка, когда она упоминала его.
— Мы всегда говорили, что будем вместе, когда вырастем, — добавил Тэмуджин. — Мы должны объединиться. Он просил меня об этом.
— И кто из вас станет во главе?
— Мы братья — оба и будем командовать.
Она смолчала, вряд ли дикие жеребцы откажутся драться за табун кобыл. Теперь она не станет думать о Джамухе — до осени далеко.
Они поехали к стану, огибая табун лошадей. Джэлмэ следовал за ними на расстоянии. На юге темный круг юрт и кибиток трепетал в горячем воздухе. Лето дарило ей бесконечно длинные дни. Она занималась домашними делами, ожидая ночи. В постели время всегда останавливалось. Был один лишь Тэмуджин, ее дух жаждал встретиться с его духом, вне их душ и тел никакого мира не существовало. И всегда будет один Тэмуджин. Впереди много дней, которые, как вехи, отмечают путь в будущие годы, они, от ночи к ночи, останутся неизменными.
41
Оэлун проснулась и села. Трое ее младших еще спали, а Хокахчин уже вышла из юрты. Она прислушалась, но услышала только тишину. Ветер, предвещавший грозу, наконец утих.
Хокахчин вошла в юрту.
— Уджин, — позвала шепотом старуха, — одевайся и пойдем со мной.
Оэлун оделась, накинула на голову платок и вышла за служанкой из юрты.
— Что случилось?
— Я почувствовала, что земля трясется, и подумала, что будет еще одна гроза, но небо чистое. — Хокахчин легла на землю. — Я прикладываю ухо к земле и слышу топот. — Она приникла головой к земле. — Вот и сейчас. Похоже, приближается какое-то войско.