Повелительница снов
Шрифт:
– Вот, значит, как ты тут живешь. А-а, Чехова читаешь! Ты лучше бы, милый, что-нибудь по сексу почитал, тогда бы хоть знал, что вначале надо попытаться раздеть женщину, прежде чем оголяться самому.
– Ну, я же прочел твой роман про индейца, ничего более сексуального я не читал.
– Да, это хорошее пособие. Но читал ты его невнимательно. Похоже, что ты все учел в своем плане, даже то, что при твоем возможном насилии я кричать не буду, иначе мое присутствие здесь будет запротоколировано, бумажку пошлют в мой институт, и тогда начнется для меня там веселенькая жизнь. Мой индеец учитывал как раз другое! Он планы осуществлял так, чтобы женщина орала от страсти, радости жизни и наслаждения!
–
– Ну, и сиди так, а мне не жарко, я и в пальто могу до утра, как на вокзале.
– Ты хочешь сказать, что не догадывалась на какие танцы шла?
– Почему... Но я была достаточно наивна, чтобы предположить, что ты все-таки выведешь меня на эти танцы.
– Чтобы ты там сняла там кого-нибудь себе?
– Хотя бы присмотрела. Я полагала, что, такой как ты, обязательно выжмет из ситуации все, что можно. Ты обязательно должен был меня продемонстрировать, показать себя эдаким разухабистым самцом.
– А я уже сделал это! Ты не поняла, с кем мы поднимались на лифте? Это были ребята с нашего потока.
– Хм... Саш, ты ведь смотришь на меня только как на проходной вариант?
– Верно.
– И все делаешь так, чтобы у меня не возникало никаких иллюзий на свой счет. Но я ведь тебе не продавалась, и ты мне ничего не платил.
– Я думал, что ты хочешь меня, что же ты все эти годы бегала за мной, как собачка?
– Не преувеличивай. А, кроме того, одно дело хотеть любви, другое опуститься до того, что у нас сейчас с тобой. Просто я вижу в тебе нечто, чего нет в других. И мне так нужно это нечто, но вот я стою в пальто, и раздеваться мне не хочется.
– Ничего, ночь длинная, я подожду.
– Околеешь без штанов-то до утра. Топят у вас тут неважно.
Варя сняла пальто, сапоги и легла на продавленную студенческую койку. Ей было тошно. Почему с ним всегда так? А с другими она и поговорить-то не может.
Как только она чувствовала полную, почти безграничную близость с ним, как тут же со дна души вставала непреодолимая горечь... И сам Саша - то неприступно высокомерен, то, захлебываясь от какой-то животной нежности, начинает гладить ее, как маленькую, по голове. Варьке вдруг захотелось прижаться к нему и плакать, плакать у него на груди, ее так давно никто не жалел! Саша устроился на кровати в ее ногах, и Варьку снова окатила волна холода и отторжения. Нет, она не испытывала никакого влечения к такому близкому и доступному сейчас Саше. И они опять затеяли свой вялый беспредметный спор о том, кто из них кого любит.
– Варь, ну, давай, попробуем... Ляг ко мне, когда мы еще будем вместе...
– Слушай, я ничего не хочу! Ты сам во всем виноват.
– Ляг! Почему ты не хочешь помочь мне?
– Изнасиловать себя? Но ты ведь у нас такой умный, ты считаешь, что со мной можно и без любви. Давай, действуй! Но без меня! А я - "не подниму парчовых туфель к пологу, не встану, словно львица, над воротами"! С какой стати? По любви, так я давно бы уже под тобой была!
– Варя-я! Я очень тебя хочу! Я хочу, чтобы ты была моей первой женщиной!
– Тоже мне, царь Соломон! Если бы я по тебе не видела, какой ряд жен и наложниц ты соберешь, то, может, и встала бы с ними, а так...
– Ты считаешь, что у меня плохой вкус? Действительно, плохой, раз я решил начать с тебя.
– Саш, у тебя ведь был план? Был! И я, в принципе, допускала, что за танцы у нас с тобой будут. Ну, и что вышло-то?
– Варь, ты повернись ко мне и трепи, что хочешь, только может ты немного помолчишь?
– Сашенька, как же ты в экономике страны планы партии собрался осуществлять, если своего маленького планчика осуществить не можешь? Ну, и вздрогнет наше плановое хозяйство от таких плановиков!
– Вот гадина!
– Шурик! А давай просто дружить?
До утра он так и не оделся. Когда Варя раздевалась на ночь, он даже не отвернулся. Она замоталась в одеяло, но ноги все равно мерзли, потому что Саша их гладил и буровил постель, его все время приходилось отпинывать, а от этого холодный воздух проникал под одеяло.
Они долго болтали о своей юности, много смеялись, никогда раньше не было между ними такого свободного, ненатужного общения. Они даже немного поспали в обнимку. Первой сдалась Варя, она свернулась калачиком и стала отвечать ему невпопад, а потом, наконец, замолчала. Иванов заботливо укутал ее дополнительным одеялом, подоткнув его со всех сторон, в комнате было действительно прохладно. Какая же она милая, когда молчит!
Положив Варькину голову себе на плечо, он все размышлял, почему его так сильно тянет к ней? Жениться, по его жизненной программе, можно было на ком угодно, кроме Варьки. Это девица совершенно не думает о чем говорит, никто ей не указ, она не станет считаться с общепринятыми нормами, она никогда не повзрослеет. Варька завозилась, засопела во сне, и, с внезапно накатившей волной нежности, Иванов подумал про себя, что она просто никогда не станет старой. Бесполезно ее об этом просить. Он ругал последними словами и Варьку, и себя самого. Продумывая свой план, он так желал одного - мучить, насиловать ее, топтать ногами. Ему так надо было почему-то, чтобы Варька признала, наконец, себя побежденной. И у него был такой шанс. Ведь он знал точно, что она любит и жалеет его. Вот эта ее жалость сводила его с ума. Он должен был заставить ее сдаться, покориться, признать... Что же она должна была признать? И как же она могла оказаться с ним в одном классе? Каким образом? Нет, она и это сделала нарочно! Но почему-то рядом с ней ему хотелось только смеяться ее шуткам, кормить мороженным, которое он хранил к ее приходу в авоське за форточкой, и сторожить ее сон до утра. Он невольно улыбнулся, глядя на спящую Варьку, и, засыпая, решил никогда больше с ней не встречаться. Называется, в Москву приехала, даже не поцеловала. Интересно, кого сейчас там, дома она заставила таскать за собой портфель и выносить мусор? Убить бы обоих...
Перед самым утром Варя проснулась совершенно умиротворенная, кто-то долго разговаривал с ней во сне, утешал, говорил, что все будет хорошо. Саша, уловив какое-то движение в соседней комнате, стал вести себя как-то излишне шумно, не смотря на раннюю пору. Она понимала, что это - всего лишь его эгоистическое желание продемонстрировать их связь соседям, чтобы иметь возможность произнести вслух нарочито скромные монологи, которые Варя слышала в нем, о своих мнимых ночных похождениях. Он вновь заигрывал с толпой, пытался слиться с массой, он так и не постиг, в чем же состоит истинное величие. Но ему так было проще, понятнее. Поэтому Варька со смехом принялась ему подыгрывать. Она стала громко стонать и кричать: "Саша! Ах, как хорошо! Я еще хочу!". Они оба не выдержали и долго смеялись, уткнувшись в подушки.
Утром Варя собралась идти, Саша не пытался ее остановить, он и проводить не вышел, утром в нем вновь проснулось болезненное желание унизить ее. Перед уходом Варя ласково, стесняясь, советовала ему на будущее не говорить женщинам некоторых вещей, которые они свободно обсуждали с ним, а побольше лгать и льстить. Вначале ему следовало медленно и страстно раздеть даму, подержать ее на коленях и, наконец, позволить раздеть себя... И только потом приступать к выполнению своих грандиозных планов! Он рассвирепел, в полголоса выругался и оттолкнул ее от себя к двери. Варя с грустью подумала, что нельзя давать младенцам спать в табуретках.