Повесть о бедных влюбленных
Шрифт:
Лилиана вспоминает родное селение, которое Сьеве делит пополам, а длинный мост вновь соединяет. Сьеве – широкая река, не уже, чем Арно, но она редко бывает полноводной. Уже в апреле ее русло становится похожим на вымощенную булыжником мостовую. Приподнимешь камень покрупнее, а из-под него лягушки прыгают. Их ловят, потрошат, дают полежать денек, потом готовят на ужин. Мама мастерица жарить их. Отец и братья страшно любят жареных лягушек. По воскресеньям в деревне служат мессу, в кино показывают картину, а три раза в году бывает «большая ярмарка».
Было, однако, много и неприятного. Работай, за младшими братьями присматривай,
[16]
Винный завод.
Возвратился домой отец, и на стол вернулись хлеб и шпинат, шпинат и чечевица. Лилиана была старшей в семье, мать поручала ей присматривать за младшими братьями, а сама уходила на завод наклеивать этикетки на бутылки с вином (впоследствии мать и дочь поменялись работой). Этикетки были трех цветов: красного, желтого и белого; на них изображен петух, поющий свое неизменное ку-ка-ре-ку. Ку-ка-ре-ку – с утра и до вечера. Вечером дома ждали разные скучные дела: уложить в постель братьев, прибрать в комнате. А в воскресенье утром – постирать белье на Сьеве, в полдень сводить братьев погулять. Всегда она была одета хуже подруг, ей так и не посчастливилось попробовать мороженого трех разных сортов. Ну сколько можно это терпеть?
Ее мать прожила так всю жизнь; и так же вот живут сто, тысяча, миллион женщин по обе стороны Сьеве. Но только не Лилиана. Она – одна из сотни, тысячи, из миллиона женщин, которые, проехав двадцать минут в поезде, нанимаются прислугой в Курэ или на проспекте Тин-тори. За два года жизни в. городе Лилиана удивительно расцвела – так иногда совсем уж увядшее растение внезапно оживает весной и стоит все в цвету.
– Цветение в восемнадцать лет, – говорит ее хозяйка
своему мужу. – Никто не посмеет отрицать, что мы обращаемся с ней, как с равной! – Потом она добавила: – Будем надеяться, что теперь, когда Лилиана стала красивой девушкой и научилась управляться в доме, она не доставит нам неприятностей!
Нужно ли и дальше расспрашивать Лилиану? Она прошла через пламя искушений, но так и не обожгла ни одного пальчика. У нее «ни разу сердце не забилось», – как она сама говорила. Лилиана отвергла ухаживания ученика пекаря, питавшего самые честные намерения, – она хотела как можно дольше остаться свободной. К тому же ученик пекаря немного заикался; Лилиана просто не могла принимать его всерьез.
«Споткнулась» она на Джулио. Это было падение в пропасть. Он сказал ей, что работает краснодеревцем, и часы свиданий наговорил много прельстительных слов, Он нисколько не заикался. И нравился ей. Ей казалось, что Джулио именно тот человек, которому можно довериться. Только когда Лилиана уже была беременна и зашел разговор о женитьбе, он поведал ей всю правду. Джулио рассказывал обо всем с искренним огорчением, ведь он по-настоящему любил ее. Как только кончится
с рок полицейского надзора, он снова начнет работать. Но разве может когда-нибудь кончиться срок надзора?
В это время года камни в реке белы, как мрамор, каждый так и искрится под лучами солнца. Сьеве вся сверкает блестками, словно платье танцовщиц в варьете «Фоли-Бержер». До рождения дочки Лилиана несколько раз ходила в варьете вместе с Коррадо и Маргаритой. Джулио не дозволялось посещать общественные места. Однажды в перерыве она увидела своего старого знакомого – пекаря. Маргарите понадобилось выйти на минутку, и пекарь решил, что Мачисте – муж: Лилианы! У него было такое испуганное лицо! Воспоминание об этом и сейчас смешило ее. Сегодня воскресенье, и в ее родной деревне идет кинокартина, у входа в кино непрерывно заливается колокольчик в знак того, что в зале еще есть свободные места. Возле тротуара расположился продавец мороженого со своим лотком. А подруга Лилианы, которая вышла замуж за управляющего Кьянти-Руффино, катается сейчас в своем кабриолете, чтобы все вокруг любовались ею.
Ты плачешь, Лилиана? Только эти часы и приносят тебе утешение. Синьора пугает тебя, не правда ли?
«Я при ней теряюсь. Но она хорошая. Она мне помогает и на многое открывает глаза».
А Джулио твердит тебе: не доверяй Синьоре.
Тюрьма изменила Джулио.
– Он теперь опустился на самое дно клоаки, – заметила Синьора, когда Лилиана рассказала ей о своем последнем разговоре с мужем.
В тот день Джулио пришел в камеру для свиданий необыкновенно нервный и раздраженный.
– Следствию конца не видно, – сказал он. – Адвокат Моро добился отсрочки разбора дела; он надеется, что это нам поможет. Но я теперь точно знаю – года два мне дадут обязательно. Что я тебе могу сказать, Лилиана? Устраивайся. Иди снова в прислуги. Ну, а девочку куда ты денешь? Да и заработаешь ты в прислугах гроши! А мне нужны папиросы. Не могу же я есть и пить на деньги любовницы Моро.
Джулио говорил, уставившись в пол, крепко сжимая руки и хрустя суставами пальцев. Он потолстел, но лицо у него было усталое, глаза потухли, да и сама полнота тоже нездоровая – одутловатость, точно у больного.
– Понимаешь, Лилиана, меня, конечно, выпустят, и тогда… Но ведь до этого пройдет не меньше двух лет. За такой срок многое может случиться. А пока, что ты будешь делать? Одним словом, я не хочу больше сидеть на шее у девчонки Моро! Она-то молодец, умеет зарабатывать деньги. Моро у нее ни в чем не нуждается. Она ему каждую неделю приносит чистое белье.
– И я приношу тебе белье, Джулио!
– Да какое это белье? Рвань заплатанная! И потом я же тебе говорил – а еда, а папиросы?… Что еще делать в камере, как не курить? Может, ты думаешь, что мне хватает табака, который присылает Мачисте? Я в день выкуриваю не меньше пачки. Девчонка Моро…
Тогда Лилиана сказала ему:
– Посмотри мне в глаза. Ведь девка Моро – уличная проститутка, ты знаешь это?
– Ну, не совсем так, – недовольно возразил Джулио. – Просто у нее есть трое-четверо постоянных клиентов… Ну вот, теперь ты плачешь… Слова тебе нельзя сказать!
Ты все еще плачешь, Лилиана? Или слезы уже убаюкали тебя, как и твою дочку, и ты заснула вся в слезах?
Прежде чем распрощаться с женой, Джулио спросил у нее:
– Как поживает Нанни?
– Все так же… Сидит верхом на стуле возле дверей, – ответила она.