Повесть о Сегри и Абенсеррахах
Шрифт:
И, проговоривши эти слова, она, вся в слезах, ушла с балкона, оставив могучего мавра точно во мраке, ибо лишила его света. Погруженный в мрачные мысли, он отправился к себе домой, не ведая того, к какому концу придет его любовь, ни того, каким лекарством лечиться от нее…
Теперь возвратимся к прошлому балу и обещанному и затеянному празднеству. И лучше бы не устраивались эти празднества, как будет видно из дальнейших, происшедших на них, событий.
Так вот, на этом празднике присутствовал храбрый Саид, рыцарь из рода Абенсеррахов, влюбленный в прекрасную Саиду, столь прекрасную, что весьма немногие могли с ней сравниться. И она выказывала большую благосклонность к мавру Саиду как за его храбрость, так и за его красивую наружность и приветливость. Ибо во всей Гранаде не было рыцаря столь прекрасной наружности, столь искусного как в верховой езде, так и в пении, игре на музыкальных инструментах и в других вещах, в каких славятся мавританские рыцари. И кончилось тем, что чрезмерная любовь, испытываемая к нему Саидой, превратилась в жестокую ненависть, – вещь очень обычная для женщин, любительниц нового. А причиной тому послужило, что так сильно его любившая дама в один прекрасный день возложила ему на чалму пышную косу, сплетенную из своих собственных, подобных золотым нитям, волос, переплетя волосы нитями алого шелка и золота, отчего мавр Саид сделался самым гордым рыцарем на свете. Но когда не хвалишься полученным благом, кажется, что и не обладаешь им, а потому Саид рассказал про этот подарок своему хорошему другу Аудила Тарфу и показал ему чалму, увитую прекрасной косой из волос его любимой дамы, и похвалялся выпавшей на его долю честью. Мавр Тарф, увидев, на какую высоту был вознесен его друг Саид, исполнился смертельной и ядовитой завистью и решил рассказать о хвастовстве Саида прекрасной Саиде; и однажды, беседуя с ней, он посоветовал ей хорошенько
– Я буду, Саид, очень рада, если ты перестанешь ходить по моей улице, перестанешь разговаривать с моими слугами и рабами. Я не желаю, чтобы ты мне впредь служил, раз ты так мало скромен, что не можешь сохранить тайны. Мне известно, что ты показывал мавру Тарфу косу, сплетенную мною из собственных волос и тебе подаренную. И за мой подарок ты подвергнул мою честь такому унижению. Я знаю, что ты обходителен, храбр, знатен родом, красив, но твои уста и язык обесценивают все эти достоинства. Мне бы хотелось, чтобы ты родился немым: тогда бы я тебя обожала. Теперь же мне остается сказать тебе лишь одно: уходи в добрый час, и пусть прошлое станет по-настоящему прошлым: и не надейся еще когда-либо говорить со мной.
Проговоривши эти суровые слова, она со слезами ушла в свои покои, и не смогли удержать ее и успокоить уверения мавра, что его оклеветали; тогда Саид решил убить Тарфа. А про это событие сложили изящный романс, гласящий:
– Ты, Саид, меня послушай:Ходишь здесь совсем напрасно,И напрасны все расспросыУ моих рабынь-служанок.Ни цветов моих любимых,Ни моих желаний тайных,Ни имен подруг веселыхТы, неверный, не узнаешь.До сих пор алеют щеки,Только вспомню лишь нечайно,Что, к несчастью, полюбилаНедостойного я мавра.Пусть мечом владеть ты можешь,И душа твоя отважна,И сразил христиан ты столько.Сколько а жилах крови капель.На коне искусно ездишь.Ловок в пенье, лютне, танцах,Вежлив, нежен и приветлив.Как никто во всей Гранаде.Род высок твой и достоин,Ты лицом своим красавец,Первый ты на шумном пире,Первый ты на поле брани.Велика моя потеря.Коль с тобою я расстанусь…Если б ты немым родился,Век тебе была верна бы.Но язык твой слишком длинен,Он хранить не в силах тайны,Потому с тобой проститьсяНавсегда теперь должна я.Ах, когда бы неприступныйВ сердце был твоем алькасар [46] !Ах, когда бы сторожилиНа устах твоих алькайды!Много может сделать рыцарь,Вот как ты, угодный дамам,Ибо дамы любят смелых,Чьи сердца полны отваги.Но, Саид, все дамы любят.Чтоб счастливый их избранникСохранял ненарушимоМилость их всегда в молчаньи.Ты, пленить меня сумевший.Если б мог ты точно так жеСохранить, Саид, навекиНашу дружбу, наше счастье.Но, едва из сада выйдя,Стал ты хвастать перед Тарфом,На любви своей погибельПоказал ему подарок.Тарфу, жалкому ублюдку,Показать решился сразуИз волос моих ты косу –Дар твоей любимой дамы.Не прошу, чтоб ты хранил их.Не прошу, чтоб мне отдал их,Лишь пойми, что нам на гореПолучил, Саид, ты дар мой!А еще, Саид, известно,Как на бой ты вызвал Тарфа.Для чего не сохранил онТвой рассказ в глубокой тайне?…Я смеюсь теперь невольно –Мне смеяться не пристало:Хочешь, чтоб другой был скроменВ том, что ты предал огласке!…Этот вечер – наш последний.Мне не нужно оправданий,И запомни хорошенько:Навсегда с тобой прощаюсь!Так Саиду говорилаМавританка на прощаньеИ добавила с усмешкой:– Кто виновен, тот и платит!46
Алькасар (араб.) – крепость, центральное укрепление в городе, замок, кремль. Как и замок, могло употребляться в переносном значении – резиденция правителя.
Этот романс сложили про событие, нами рассказанное выше, и он очень подходит к истории. Но вернемся к ней.
В такое отчаяние впал Саид от жестокого презрения своей дамы, что вышел от нее, почти утративши рассудок, и бросился на поиски Тарфа с намерением убить его. Он нашел Тарфа на площади Бибаррамбла распоряжавшимся подготовкой к предстоявшим празднествам. Отозвав его в сторону, Саид спросил, зачем он без всякой к тому причины поссорил его с его возлюбленной, на что Тарф отвечал, что он в этом не повинен и ничего ей не говорил. Слово за слово, разгоралась их ссора, пошло в ход оружие, и Тарф получил в поединке тяжелую рану, с которой прожил только шесть дней. Но так как он был сторонником Сегри, то последние хотели в возмездие убить Саида, смело от них защищавшегося. На помощь Саиду пришли Абенсеррахи. И если бы Молодой король, в ту пору гулявший по площади Бибаррамбла, не поспешил на шум и стычку, – погибла бы в тот день Гранада, ибо Гомелы. Масы, Сегри и все их приверженцы вооружились, чтобы посчитаться с Абенсеррахами, Гасулами, Венегами и Алабесами. Но Молодому королю с помощью других высокородных рыцарей, не принадлежавших к враждебным сторонам, удалось потушить ссору, причем Саид был схвачен и отведен в Альгамбру. Было произведено расследование, и выяснилось, что виновником раздора был Тарф, и, дабы не подвергать пересудам доброе имя Саиды, король простил Саиду убийство Тарфа, поскольку последний был виновником всего, и велел обвенчать Саида с Саидой. Этим остались очень недовольны Сегри. Все эти события не смогли, однако, прервать празднеств. которые король, велел продолжать, ни на что невзирая. И. не стало дело за поэтом, написавшим о рассказанных здесь событиях романс, явившийся как бы ответом на предыдущий:
– Гонишь прочь меня, Саида,Клевету признав за правду.Ах, зачем коварным веришьТы рабыням и Атарфу [47] !Под окном твоим томиться,Вопрошать твоих служанок –Вот одно лишь утешеньеДля меня теперь осталось.С щек твоих румянец гневаПропадет, едва лишь взглянешь.Как потоком слез бесплодныхОрошаю эти камни.Говоришь, я недостойнымОказался, низким мавром,Но Саиды я добилсяИ любви ответной также.Здесь сама среди достоинствТы мою признала храбрость.Но какая в ней мне польза,Коль от лжи не защищает?Злой судьбе теперь угодно,Чтобы я тебе наскучил,Ты стремишься всей душоюНавсегда со мной расстаться,Я забыл про то, что женщинНовизна одна прельщает.Я спешил, исполнен муки,Утешенья дожидаясь,И к тебе явился с сердцем,Переполненным страданьем.Ты, жестокая, последнимЗдесь разишь меня ударом.Драгоценней всех сокровищТы, Саида, мне осталась.Верен был и верен будуВопреки твоим проклятьям.Говоришь, меня любила б,Если б я хранил молчанье,Замолчу, когда ты хочешь,Заглушу свои стенанья.Горше смерти мне немилостьГоспожи моей желанной.Чтоб сразить меня вернее,Отвергаешь оправданья.Преисполнена мучений.Грудь моя темницей стала,На устах умолкли речи,И алькайдов им не надо.Откровенная беседаБлагородных не пятнает.Но позорно было б милойВсем показывать подарки.Мной сердец союз погублен,Говоришь мне, упрекая;Нет, Саида, я был веренИ хранил его исправно.Клевете и лжи ты веришьМавра низкого Атарфа.Если пса еще увижу,Пусть не ждет себе пощады.Этот выродок презренный,Дар Саиды увидавший,Не внимал моим секретам,Не причастен сладкой тайне.Он за ложь заплатит жизнью,Кровью низкой будет надпись;Напишу слова Саиды:– Кто виновен, тот и платит!47
Атарф – произносительный вариант имени арабского происхождения Тарф (Тарфе), допустимый в испанских стихах (ср. выше: Абенамар – Абенмар).
Такова история отважного мавра Саида Абенсерраха. Про нее сложили эти два романса, на мой взгляд, хорошие. Они дают понять, что никогда не нужно никого ссорить, ибо ссорящего постигнет участь сплетника Тарфа, погибшего от руки своего друга Саида.
В конце концов из-за этого события, а также из-за слов, сказанных на балу Маликой Алабесом и Сулемой Абенсеррахом, все Сегри, Гомелы, Масы и их сторонники были раздражены и решили отомстить, как то будет видно дальше из нашего рассказа. И они были правы, ибо великими притязаниями и надменностью отличались Абенсеррахи. Однако временно был заключен мир, и рассерженные Сегри не возвращались к словам Малика Алабеса и Абенсерраха, хотя в сердцах своих и затаили вечную и непримиримую вражду. Они ничем не выказывали ее Абенсеррахам и Алабесам, делая вид, будто позабыли о прошлой обиде; на самом же деле весь род Сегри задумал месть, как будет видно дальше.
В один прекрасный день все Сегри собрались в замке Бильбатаубин – жилище Магомы Сегри, своего главы и родоначальника. Здесь они вспоминали прошедшие события и слова Алабеса, а также говорили про ожидавшиеся празднества с турнирами, шуточным сражением и игрой в копья. И Магома Сегри с такими словами обратился ко всем собравшимся у него сородичам:
– Вам очень хорошо известно, славные рыцари, что род наш древен, ведет свое начало от королей и известен не только во всей Испании, но и в Африке, где также есть его представители; вы хорошо знаете, каким уважением всегда он пользовался в Кордове и повсюду. Всегда слыли мы за рыцарей высокой королевской крови, а ныне, как видите, мы унижены и оскорблены Алабесами и Абенсеррахами. И еще обратились против нас Альморади. Все это повергает меня в великую скорбь, сердце разрывается в груди, и, думаю, умру от страдания, если не отомщу им. И поскольку всех нас коснулось оскорбление, все мы обязаны отомстить за него. Судьба дает нам прекрасный случай для мести, мы не должны его упускать, а использовать вполне. И случай этот – турнир и игра в копья; мы славно отомстим, если убьем в игре Малика Алабеса и надменного Абенсерраха. Убравши из мира этих двух, мы будем иметь двумя смертельными врагами меньше, а в дальнейшем время подскажет и предоставит нам новый случай разделаться со всем коварным родом Абенсеррахов, столь уважаемым и любимым чернью в Гранаде и в целом королевстве. Потому будем готовы: в день игры в копья явимся все тщательно вооруженными, с крепкими панцирями под нашими одеждами. Король назначил меня начальником одной из квадрилий [48] ; мы выедем – тридцать Сегри, – все одетые в алые одежды, с синими перьями на шлемах – спокон веков цвета Абенсеррахов, чтобы огорчить их уже одним этим и возбудить в них желание с нами сразиться. И если нам хорошо удастся задуманное начало, мы исполним все дело с быстротой и мужеством, – ведь мы не менее отважны, чем Абенсеррахи; а когда они разберут, в чем дело, поздно им будет уже поправлять совершившееся. И нам незачем сомневаться в успехе; одного или двух из них мы убьем. Масы и Гомелы на нашей стороне, – нечего страшиться. Но если бы случилось, что не рассердят их цвета в игре в копья, тогда во втором круге мы нападем на них с острыми копьями, и трудно допустить, чтобы после этого не пал кто-нибудь из Абенсеррахов. Вот мое мнение. Теперь мне хотелось бы узнать, насколько с ним сходятся мнения других.
48
Квадрильи – так в Испании назывались группы, на которые разделялись участники публичного состязания, праздника; на современный лад – «команды».
Тут Магома замолк, и все в один голос ответили, что согласны с ним. И, договорившись об этом способе предательской мести, они разошлись по своим домам.
А тем временем Муса и рыцари Абенсеррахи готовили к турниру свою квадрилью. Король назначил брата своего Мусу начальником той самой квадрильи, в которой находился добрый Малик Алабес, о ком шла речь выше. Они решили одеться в одежды из голубого дамаса на Подкладке из серебристого шелка, украсить свои шлемы голубыми, белыми и желтыми перьями, прикрепить к копьям белые и голубые, обшитые золотом, стяги. Дикие люди были изображены на щитах у них у всех, за исключением Малика Алабеса, имевшего своей эмблемой золотую корону на лиловой ленте с девизом: «Моей крови», как мы уже рассказывали. У Мусы была та же эмблема, что в день поединка с магистром: сердце, зажатое в женской руке и исходящее кровью, складывающейся в слова: «Почитаю блаженством мое страдание». У каждого из остальных рыцарей Абенсеррахов было по особой эмблеме и по особому девизу. Но ленты с особыми эмблемами так были размещены на щитах, чтобы не закрыть их общего герба – диких людей.
Квадрилья Мусы решила выступить на турнире верхом на белых кобылах с хвостами, подвязанными шелковыми бантами голубого цвета с золотой каймой.
Настал день праздника; это было в сентябре месяце, когда мавры по окончании своего поста справляют рамазан. Король приказал привести из Сьерры-Ронды двадцать четыре чрезвычайно свирепых быка. Площадь Бибаррамблы убрали и разукрасили к празднику. Король вместе со множеством рыцарей взошел на нарочно для него приготовленный балкон. На другой балкон взошла королева со своими дамами. Все окна домов, выходивших на площадь Бибаррамблу, переполнились прекрасными дамами. Столько народа собралось со всего королевства на праздник, что не оставалось свободным ни одного окна, ни одного помоста. Ни разу еще никакой праздник не собирал в Гранаду столько народу. На этот раз съехалось много знатных мавританских рыцарей из Севильи и Толедо.
Праздник начался с утра боем быков. Рыцари Абенсеррахи скакали на конях по площади с отвагой и мужеством, повергавшими всех зрителей в изумление, сражали быков. И на балконах, и в окнах не осталось ни одной дамы, которая не восхищалась бы рыцарями Абенсеррахами. Всем было известно, что не имелось в Гранаде и во всем Гранадском королевстве Абенсерраха, который не пользовался бы благосклонностью со стороны самых знатных дам; это обстоятельство и послужило главной причиной смертельной ненависти и зависти, испытываемой к ним Сегри, Гомелами и Масами. И, правда, не было в Гранаде дамы, которая отказалась бы иметь возлюбленным Абенсерраха, а не имея его, не мнила бы себя несчастной. И в этом она была права, ибо не существовало некрасивых и немужественных Абенсеррахов. Кроме того, их род отличался всегда великодушием и сочувствием к простому люду. Не было случая, чтобы какой-либо простолюдин, обратившийся к Абенсеррахам по необходимости, не получал от них помощи. Наконец они были друзьями христиан: сами посещали в подземных темницах христианских пленников или посылали им со своими слугами пищу. За доброту, великодушие, мужество, ратное и конное искусство любило и чтило их все королевство. Никогда еще при самых тяжелых обстоятельствах не выказали они страха. И теперь, на празднике, они доставили столько удовольствия своим появлением, что ни дамы, ни рыцари, ни простой народ не сводили с них глаз.