Повести и рассказы
Шрифт:
Такое смирение лишь распалило А-кью. но поскольку в руке у него не было стальной плети, он ринулся вперед и схватил Дэна за косу. Маленький Дэн, одной рукой защищая свою косу, другой схватил косу А-кью, которую тот прикрывал свободной рукой. Прежде А-кью считал, что у Маленького Дэна еще не все зубы прорезались, но теперь он сам так исхудал и ослаб от голода, что никак не мог справиться с Маленьким Дэном, который неожиданно превратился в серьезного противника. Четырьмя руками ухватившись за две косы, они добрых полчаса стояли друг против друга, изогнувшись дугой и отбрасывая темно-синюю тень на белую стену дома почтенного Цяня.
– Будет вам! Хватит! – кричали одни, уговаривая их разойтись.
– Здорово! Здорово! – перекрикивали их другие, не то одобряя, не то подстрекая.
Но они ничего не слышали. То А-кью наступал на три шага, и тогда Маленький Дэн на три шага отступал, после чего оба останавливались; потом на три шага наступал Дэн, а А-кью на три шага отступал, и опять оба застывали на месте. Так прошло еще около получаса, а может быть, всего минут двадцать – в Вэйчжуане редко встретишь часы с боем, поэтому точно сказать трудно. От их волос, казалось, шел пар, по лицам катились крупные капли пота… Наконец руки А-кью разжались, и в ту же секунду разжались руки Маленького Дэна. Они одновременно выпрямились, одновременно попятились назад и выбрались из толпы зрителей.
– Запомнишь ты у меня!.. – через плечо крикнул А-кью.
– Запомнишь ты у меня! – тоже через плечо отозвался Маленький Дэн.
В этой «битве дракона с тигром» [53] как будто не было ни победы, ни поражения. Неизвестно, остались ли довольны зрители, – они не высказали своего мнения на этот счет. Известно только, что и после этого случая по-прежнему никто не звал А-кью на работу.
Однажды, в теплый день, когда легкий ветерок принес дыхание наступающего лета, А-кью вдруг почувствовал сильный озноб. Но с этим еще можно было мириться, гораздо хуже, что в животе было пусто! С ватным одеялом, войлочной шляпой и рубашкой А-кью давно расстался. Затем была продана и ватная куртка. Оставались только штаны – их-то уж никак нельзя было снять – да рваная рубаха, за которую ничего нельзя было выручить, разве что подарить ее кому-нибудь на подошвы для туфель. Его давнишняя мечта найти кем-нибудь оброненные деньги оставалась мечтой. Даже в его убогой каморке ему чудились деньги, но сколько он ни искал, все напрасно. И вот А-кью решил отправиться «на поиски пропитания».
53
«Битва дракона с тигром» – образное выражение для обозначения боя при равных условиях.
Шагая по дороге «в поисках пропитания», он увидел знакомую винную лавку, знакомые круглые пампушки, но прошел мимо, не останавливаясь. Он хотел найти пропитание совсем в другом месте, хотя сам еще не знал, где именно.
Вэйчжуан – деревня небольшая, и очень скоро А-кью очутился на самом ее краю. За деревней начинались заливные рисовые ноля, глаз радовала зелень свежих побегов; вдали двигались темные точки – это крестьяне пахали землю. А-кью, не разделявший радостей земледельцев, поскольку эти радости были весьма далеки от его способа «искать пропитание», все шел вперед и в конце концов очутился у ограды монастыря Спокойствия и Очищения.
Вокруг простирались те же рисовые поля; за белой стеной монастыря, резко выделявшейся среди свежей зелени, находился огород. А-кыо оглянулся по сторонам, увидел, что вокруг никого нет, и стал карабкаться на стену, хватаясь за какое-то ползучее растение; глина осыпалась, он то и дело срывался вниз, но, наконец, ухватился за сук тутового дерева и прыгнул в огород. Грядки сплошь заросли зеленью, но на них не было ни вина, ни пампушек – ничего съедобного. У западной стены росли бамбуки, на них было много побегов, но, увы, невареных. [54] В огороде росло много овощей, но горчица цвела, турнепс только еще закруглялся, а капуста уже перезрела.
54
Вареные побеги бамбука – одно из популярных блюд китайской кухни.
В унынии, словно он провалился на императорских экзаменах, А-кью побрел к воротам и вдруг от радости замер на месте: он наткнулся на грядку репы. Но когда, присев на корточки, он собирался одну выдернуть, в ворота просунулась круглая голова и тотчас же снова исчезла. Это, несомненно, была маленькая монашка. А-кью смотрел на монашек как на сорную траву. Но в жизни следует быть осмотрительным; он быстро вырвал четыре репы, оторвал ботву и спрятал добычу в подол рубахи. В эту минуту появилась старая монахиня.
– Амитофо, амитофо [55] … Ты зачем это залез в наш огород? Репу воровать? Ай-я! И не грех тебе?
– Когда это я лазил в твой огород воровать репу? – пятясь к выходу, спросил А-кыо.
– Да вот сейчас… – Старуха показала на завернутый подол рубахи.
– А разве это твои? Ну-ка позови их, отзовутся они? Эх ты!..
Не договорив, А-кью большими прыжками помчался к выходу. Но на него кинулся огромный жирный черный пес, который обычно находился на переднем дворе, а теперь неведомо пак очутился в огороде. Пес погнался за А-кью, но, к счастью, из подола рубахи выпала одна репа. Пес в испуге остановился… В одно мгновение А-кью взобрался на тутовое дерево, с дерева перебрался на стену, а затем вместе с репой скатился вниз… За оградой остался черный пес, лаявший на тутовое дерево, да старая монахиня, призывавшая Будду.
55
Амитофо – Амитаба, будда прошлого; повторение этого имени в устах верующих воспринимается как восклицание, соответствующее обращению «бог мой», «боже».
Все еще боясь черного пса, А-кью прихватил репу и побежал. По дороге он подобрал на всякий случай несколько камней, но пес больше не появлялся. Тогда А-кью выбросил камни и пошел не торопясь, на ходу жуя репу. Тут у него мелькнула мысль, что в Вэйчжуане ему делать больше нечего и лучше перебраться в город.
Доедая третью репу, он окончательно утвердился в своем решении.
VI
От возрождения к закату
В Вэйчжуане А-кью появился только после праздника осени. Все были изумлены, узнав, что он вернулся, и стали припоминать, куда же это он уходил? Прежде, собираясь в город, А-кью радостно оповещал об этом всех заранее, но в этот раз он ничего не сказал, и потому никто не заметил его исчезновения. Возможно, старику в храме он что-нибудь и говорил, но вэйчжуанцы считали событием только поездку в город таких важных лиц, как почтенный Чжао, почтенный Цянь или господин сюцай, так уж у них повелось. Даже Поддельного заморского черта не принимали в расчет. А уж об А-кью и говорить нечего. Поэтому старик-сторож не стал распространять новость, и вэйчжуанское общество так и пребывало в неведении.
На этот раз, однако, возвращение А-кью было совсем особым и повергло всех в изумление. Уже темнело, когда он, сонный, вошел в винную лавку, вытащил из-за пояса пригоршню серебра и меди и швырнул па прилавок: «Давай вина! Плачу наличными!» Он был в новой куртке, и на поясе, сильно оттягивая его, висел большой, туго набитый кошелек. К человеку, хоть чем-то привлекавшему к себе внимание, вэйчжуанцы обычно относились подозрительно, хотя и с почтением. А-кью, конечно, все узнали, но сразу же заметили, что это не прежний А-кью в рваной куртке. Древние говорили: «Когда ученый удалился из родных мест хотя бы на три дня, встречать его надо с особым почетом». Поэтому все – и хозяин, и слуги, и посетители винной лавки, и прохожие – отнеслись к А-кью с почтением, но, разумеется, не без подозрительности. Хозяин приветствовал его кивком головы, а затем завел с ним разговор:
– Здорово, А-кью! Вернулся?
– Вернулся.
– Видать, разбогател! Разбогател! Где это ты?…
– В городе.
На другой же день новость облетела весь Вэйчжуан. Каждый заинтересовался «возрождением» А-кью. Ведь он вернулся с деньгами и в новой куртке! Об этом приходили справляться и в винную лавку, и в чайную, и к воротам храма. В результате А-кью снискал безграничное уважение. Когда стало известно, что он прислуживал в доме самого господина цзюйжэня, вэйчжуанцы преисполнились к А-кью буквально благоговением. Фамилия господина цзюйжэня была Бай; но так как во всем городе был всего один цзюйжэнь, то и без фамилии было ясно, о ком идет речь. И не только в Вэйчжуане, но и на сто ли вокруг. Многие даже считали, что его так и зовут цзюйжэнем. Прислуживать в семье такого человека! Да за одно это А-кью был достоин уважения.