Повести и рассказы
Шрифт:
«Прочти и уничтожь»…
На обратной стороне поздравления был нарисован товарищ Сталин и картинки, изображающее героическую борьбу Красной Армии. На одном поздравлении нарисован танк, на другом — пушка, на третьем — красноармеец с винтовкой. Рисунки были неумелы, но выразительны, — они отображали борьбу защитников Родины.
Утром Вова лично вручил каждому поздравление. Это было неожиданным для ребят и очень обрадовало каждого. Только Юра был безразличен.
Собираясь на работу, ребята увидели, что Юра уже не может встать. Он окончательно ослаб и был очень болен.
За
Обозлённая Эльза Карловна набрасывалась на ребят обзывала их мерзавцами и ворами и требовала работать за семерых. Лунатик усилил слежку по ночам, стал сам проверять приготовление пищи для ребят, и без того скудной и противной.
Убедившись, что пятеро истощённых ребят не могут справиться со всей работой, как их ни истязай, фрау Эйзен решила отвезти Юру обратно в лагерь и, вместо него и погибшей Ани, получить от Штейнера новых подростков.
Если бы она могла, как раньше, бесплатно или по дешёвой цене получить здоровых ребят, она давно бы заменила всех, но достать новых рабов становилось всё труднее. Германия нуждалась в рабочей силе, так как война с каждым днём пожирала всё больше и больше немецких солдат.
Ребята были подавлены известием, что Юру увозят в лагерь. Сопровождать его должен был Жора. Юра не мог уже влезть в кузов машины. Теперь не только Вова, но каждый знал, что Юру везут на верную смерть. Сам Юра, когда его посадили в машину, так разрыдался, что не выдержали и остальные ребята.
Костя ходил просить Эльзу Карловну оставить Юру, обещал работать за себя и за него, но рассерженная фрау Эйзен затопала ногами, бросила мальчику в лицо платяную щетку и вытолкнула за дверь.
Судьба Юры была решена.
Когда Эльза Карловна села в кабину, Вова незаметно бросил в кузов старый половик и охапку соломы. На прощание Юра слабо помахал друзьям рукой и даже попробовал улыбнуться. Ему тяжело было расставаться с друзьями.
— Юрка, ах ты, Юрка… — опустив голову, повторял Вова, думая о гибели ещё одного друга и товарища.
Старый немец-хозяин, стоя позади ребят, невозмутимо сопел трубкой. Как только машина выехала со двора, он приказал закрыть ворота и пошёл к дому. Вова с ненавистью бросил какие-то слова старику и решительно зашагал к голубятне. Старик остановился, проводил ребят злым взглядом и вернулся, чтобы самому закрыть ворота.
Машина подошла к лагерю. На Жору и Юру пахнуло знакомым тошнотворным запахом болотной гнили и торфяным дымом. На широкой площадке лагеря было шумно. Исхудавшие, полураздетые ребята топтались на месте, стуча тяжёлыми деревянными подошвами по обледеневшей земле. Видно, их собирали после обеда для отправки на работу. Вот одна группа с лопатами и пилами, подгоняемая вооружённой охраной, вышла из ворот по направлению к лесу. Следом шла другая — с небольшими санями, в которые были впряжены по три-четыре подростка, потом третья, четвёртая… Жора смотрел ни невольников и думал: вот бы увидеть Андрея и сказать ему, чтобы присматривал за Юрой, помог, не оставлял одного.
Эльза Карловна, пройдя через калитку возле будки часового, направилась к Штейнеру. Комендант стоял на подмостках, наблюдая, как группы ребят расходятся на работу. Жоре показалось, что Штейнер так никогда и не покидал этого места. Только теперь он был в чёрной шинели и в меховой шапке.
Увидев фрау Эйзен, комендант спустился вниз и, улыбаясь, пошёл ей навстречу. Они оживлённо заговорили.
Ребята закоченели от холода, особенно Юра. Он совсем не чувствовал ног, пальцы рук не гнулись. Жора заметил это.
— Ты топчись, Юра, топчись! Вот так. — Жора начал подпрыгивать.
Юра медленно, с трудом поднимал едва гнущиеся в коленях ноги, а Жора растирал ему руки, приговаривая:
— Ты, Юра, обязательно разыщи Андрея, с ним тебе легче будет.
Эльза Карловна вернулась мрачная. Она была зла на Штейнера, который отказал ей в просьбе дать двух подростков. Комендант объяснил, что много этих «дикарей» умерло от тифа и других болезней, что сейчас Германия очень нуждается в рабочей силе.
Эльза Карловна пыталась, как и в первый раз, дать Штейнеру взятку, предлагала заплатить за ребят втрое больше, но Штейнер оставался неумолим. Он посоветовал обратиться к высшему начальству, но предупредил, что нужно спешить, так как лагерь могут скоро перевести за Эльбу.
Охранник повёл Юру в барак для больных, который на языке начальства назывался лазаретом, и позволил Жоре проводить товарища. На ребят пахнуло карболкой и торфяной гарью. Тяжелобольные лежали на голых нарах, бредили и стонали. Дым и вонючая испарина висели в воздухе, как туман. По грязным стенам стекали рыжеватые струйки, а в углах виднелся иней. «Это гроб, гроб для Юрки!» — с ужасом подумал Жора. Он понял, что отсюда вряд ли кто-нибудь возвращался к жизни.
Пока Юру записывали, Жора прислушивался к разговорам больных. Один мальчик говорил другому:
— Когда у меня взяли кровь, голова закружилась. А назавтра я и заболел…
В другом углу говорили о том, что вчера десятерых умирающих от тифа выбросили в болото.
— Они были ещё живые, а их выбросили, — сказал кто-то.
— И не выбросили совсем, а отвезли на санках, и закопали в яму. Сами ребята, которые рыли яму, рассказывали. Они видели, что тифозные были ещё живые, шевелились…
Юра не мог не слышать этих голосов, но они будто его не трогали. Он стоял, растопырив руки, у печки, грелся и, задыхаясь, кашлял.
Прощаясь с Юрой, Жора неумело поцеловал его в холодные, посиневшие губы, обнял, похлопал по худой спине, как старшие детей, и сказал дрожащим голосом:
— Ты, Юра, не горюй. Может, всё будет хорошо, может, скоро наши придут…
Юра проводил товарища тоскливым взглядом до дверей и беспомощно опустился на холодные, жёсткие нары.
11. НА ПОМОЩЬ ПАВЛОВУ
С наступлением весны 1942 года изменилась жизнь в имении Эльзы Карловны. Работать стало труднее, жить ещё хуже, а ребят осталось меньше. Костя гонял скот на подножный корм в поле и возвращался только под вечер. Жоре часто приходилось одному убирать навоз, следить за чистотой двора, выполнять многие другие работы, изнурявшие его до крайности.