Повести исконных лет. Русь до Рюрика
Шрифт:
И убоялись люди, видя, что войско хазарское подходит, и отступились. И до ночи лежало тело Аскольдово; лишь на закате подняли тело князя и с плачем похоронили его. И есть могила его в Киеве и до сего дня; зовется Аскольдовою могилою.
И многие русы изошли тогда из Киева, и пошли кто в Полоцк, кто в Плесков, кто в Ладогу, а кто, из недавних русов или из варягов, вернулись на Северный путь, и много золота и серебра принесли с собою в Бирку и на Готланд, в Висбю-городок.
А был среди них муж могучий, именем Кетиль Лосось, сын Халльбьерна Полутролля с острова Храфниста, что в Трондхейме. Варягом пришед к Аскольду, но в войне с греками по правую руку от него стал. И знал он, что не простят того хазары, и бежал тайно из Самвата. И вернулся на Северный путь, и родил там сына, и пошел от него род нынешних князей великих киевских [111] .
111
Отсюда и далее реконструируется по косвенным данным родословная и хронология первых князей киевских.
Что нам дает ПВЛ? — абсолютно недостоверную картину. У нас есть несколько реально
Святослав — про него много пишут в связи с русско-греческой войной 970–972 годов.
Игорь — которого упоминают греки дважды, но зато на уровне императорском свидетельства те; кроме того, по этим свидетельствам достоверно устанавливается связь отец — сын между Игорем и Святославом.
Ольга — ее принимал ромейский император Константин Багрянородный; но при том он упоминает Святослава, но не говорит уже об Игоре — очевидно, в связи с несуществованием последного уже в этом мире.
Следовательно, эта линия: Игорь — муж, Ольга — жена, Святослав — сын — вполне надежна и исторична. Но вехи ее бытия занимают лишь 940–972 годы.
Далее у нас есть достоверный Олег — фигурант «кембриджского документа» и договора с греками 911 года. Его вехи объективны: 911–944 годы. Связь его с Игорем возможна, но не очевидна: во-первых, получается двоевластие в период 940–944 годов, а во-вторых, если верить в эпизод, где Святослав в малом детском возрасте начинает бой с древлянами в 946 году (а отчего бы и не верить, когда он так живо описан, что не выдумать?), то родиться он должен был около 940 года. Тогда при условии, что Олег уже правил в 911 году, получается, что поздновато он затеял себе наследника — году в 920-м.
Итак, первый необъясненный разрыв.
Второй очевиден даже для людей, далеких от тематики начала Руси. Летопись заявляет Игоря сыном Рюрика, который, по той же летописи, умер в 879 году. Тогда не только Олег недопустимо по тем патриархальным временам тянет с зачатием наследника, но и Игорь, который, вообще говоря, зачинает сына в возрасте за 60 лет!
Это невозможно. По тем временам с тогдашней продолжительностью жизни, когда в 40 лет начиналась старость, — невозможно в квадрате. Так что если Святослав — достоверно сьш Игоря, Игорь может быть сыном Олега с очень большой натяжкой, то уж сыном Рюрика Игорь быть никак не может.
А следует отметить попутно, что в 939–941 годах Олег решает вопросы войны и мира как вполне суверенный правитель суверенной страны. Значит, при его жизни Игорь никаким великим князем не был.
Далее. Ниже Олега по шкале времени у нас достоверных русских князей нет, не считая Рюрика. Но про Рюрика «русского» ни один независимый от ПВЛ письменный источник не знает.
Но зато предание об Олеге, о его походе на греков, о смерти его от коня, настолько похоже на сагу об Одде Стреле, что связать эти два персонажа подмывало уже многих исследователей. Склоняюсь к тому же и я.
Но Одд из саги также имеет свою биографию. Его отцом был некий Грим по прозвищу Бородатый. Судя по тому, что было у него «много скота», трудился он не простым хюсбондом (по-нашему — однодворцем), но был дворянином не из последних. Но не херсир, который обязан был выставлять 20 воинов своему ярлу. Богатый барин — так можно перевести на наши понятия социальное положение Грима.
А у Грима был отец по имени Кетиль и по прозвищу Лосось.
И это был очень интересный персонаж. Он упоминается в двух сагах и одном предании. Правда, везде по-разному, так что кажется, что речь идет о трех человеках. Один — сын Торкеля, ярла наумудальского, знатный и прославленный человек, с которым ходит его дружина — шесть десятков человек. Правда, карьеру свою он совершает в Исландии. Второй — молчун и сидень, но очень сильный — прямо будто с нашего Ильи Муромца списан. В дальнейшем он переживает много приключений, становится знаменитым, убивает даже конунга — внимание! — Фра(н)мара. А владения того были — внимание! — 'i H'unaveldi, т.е. в «области гуннов», как в сагах более чем часто нарекают территорию Руси. А убивает он его в ссоре из-за того, что за Фрамара не хотела пойти дочь Кетиля Храфнхильда. А по преданию, переданному В.Н. Татищевым со ссылкой на несохранившуюся Иоакимовскую летопись, некая норвежская королевна по имени Ефанда была женою нашего ладожского Рюрика. И была она дочерью… Кетиля Лосося! И в именах тут противоречия можно не искать: Кетиль, ее отец, начинает свою биографию в местах Храфниста в Халогаланде, так что Храфнхильда вполне может быть прозвищем Ефанды — «Битва Храфнисты» (вернее было бы — «Битва ворона», но само местечко названо именем этой птицы).
А теперь, как говорится, внимание! — матерью того самого Кетиля, что водил за собою 60 бойцов, была… Храфнхильд, дочь Кетиля Лосося с Храфнисты!
Итак. Грим был сыном Кетиля Лосося — сына Торкеля Наумудальского. Торкель женат был на Храфнхильде, дочери другого Кетиля Лосося из Храфнисты. Эта же дочь была замужем за Рюриком Ладожским. А до того Кетиль второй убил какого-то Фамара из Гунафельди/ Гуналанда/Аустрвега/Гардов.
Можно пойти и глубже. «Сага об Эгиде» упоминает, что отцом Кетиля из Храфнисты был Халльбьерн Полутролль из Храфнисты же.
И последняя деталь в этом пасьянсе: Татищев передает, что вместе с Ефандою на Русь прибыл ее старший брат — Одд Орвар.
Складывать пасьянс, однако, не будем. Все же имеем дело не с историческими, а с некими художественно-литературными свидетельствами. Но отметим при этом одно общее, красной нитью проходящее обстоятельство: некое семейство из норвежского Халогаланда с разных концов оказывается связанным с русским княжеским домом — вплоть до полного тождества преданий из саг и более или менее документальных данных летописей и точно документальных свидетельств независимых письменных источников.
Вот на этой базе и построена «лесенка» киевской династии в данной реконструкции. Причем временная шкала взята по основному династическому «шагу»: между рождением отца и сына примерно 20 лет. И это еще с большим допуском, ибо «в возраст» мужчины входили с 16, после чего могли жениться. А тянуть с наследником, укрепляющим право на трон, никто из царствующих никогда не стремился.
И многие другие бежали из русов и варяг, как сказано, и так не стало первой Руси Киевской, но посадили хазары в Самвате своих воев хазарских — не было ведь больше угрозы от угров. А дань стали сами брать со славян — по щелягу и по бели [112] с дыма. И возопили тогда славяне — малую бо в сравнении с тем дань брали русы, а девок уводили только по согласию.
В лето 6371 (863). Сказал сын Аскольдов, что отмстит он за отца. И собрал русь, и варяг, и славян — сохранил он бо злато отеческое, хоть и бежал из Самвата. И напал на хазар. И была сеча крепка и почти победила русь. Но тут пали на плечи ей печенеги; и так порубили русь, и сын Аскольдов погиб.
112
Писалось как «беля». В ряде брянских, орловских, воронежских — то есть как раз в интересующем нас пространстве — говоров зафиксировано понятие «беля», «бель», иногда «побель» в смысле «девушка», «девственница». Вот чем хазары дань брали — девицами юными!
Рабыня стоила тогда марку серебра. Как раз на месячное содержание воина. Или четыре копья. Или две коровы. Или 80 дирхемов. А в Европе ее приравнивали к жеребцу.
А Дира в Тмутаракани служил царю и ходил в то лето за море Хвалисское в Табаристан, и много добычи взял.
Папа Римский Николай писал ко Фотию патриарху, да уступит тот Фессалоникское викариатство, иначе не признает он Фотия в сане его. Сей же отвечал, что то дело императора, а папа-де такой же патриарх Церкви Вселенской, как и он, Фотий, и не может он утверждать в сане патриарха Константинопольского. Того ради созвал папа собор в Риме, и отменил тот решения собора за два года тому, и объявил Фотия лишенным священства и отлученным, а Игнатия — законным патриархом. И назвали то «Фотианскою схизмою», и стало в Царьграде вновь два патриарха.
Была жара знатная по всей земле, и погорели хлеба, и был голод великий в Ромейской империи, и в Болгарах, и в Моравах, и на Руси.
В лето 6372 (864). Был снова глад велик по всей земле — ив Ромейском царстве, и в Болгары, и на всей Руси: в Ладоге, Хольмгарде, Плескове, Ростове, а в Полоцке и в Самвате тож. И было страдание велико во человецех, и роды целые исходили с мест родных и шли в скитание, а на дорогах мертвые лежали; никто же не хоронил их, ибо и болезни начались смертные.
И то было испытание Господне за грехи человеческие, как поход язычников русских на Константинополь — умалилась бо из-за распрей иерархов Церковь Христова, а диавол торжествовал.
Но милостив Господь к детям Своим, и дал Он подвиг верным Своим: крещена была волею Божией земля Болгарская.
Так было: царь Михаил отправился с воинами на болгар по берегу и морем. И не могли болгары противостоять грекам; самая царевна болгарская попала в плен, и наследник престола Владимир попал в плен же. А ромеи отбирали хлеб и брашно, и из-за голода не мог Борис даже войско свое кормить.
А был у него советник — плененный ранее ученый монах греческий по имени Феодор Куфара. И сказал он Борису: «Се есть гнев Господень на тебя; не приимешь Креста, и народу своему не даешь».
А в то время монах некий по имени Мефодий писал фрески в доме Бориса. И просил Борис нарисовать картину про охоту, но монах отказался решительно и написал картину Страшного суда. И вводила та картина всех видевших в страх и изумление; и сам Борис вострепетал и убоялся перед Богом. Видел Борис, что право молвит советник его — ни хитру, ни горазду, а суда Божия не минута. И послал к базилевсу и обещал покориться грекам, и просил крещения для себя и для народа своего. Царь же крестил князя их и всех бояр и заключил мир с болгарами. А крестил епископ некий, иже от Фотия послан был.
Принял Борис имя в Церкви Михаил, и стал так он из язычника безбожного святым Крестителем равноапостольным.
Так и на Руси хотела сделать Ольга-княгиня, но воспротивился сын ее Святослав, сказав: «Вот крещусь, а дружина моя смеяться будет». И давно замечено то: возгордятся безбожники победами своими и отринут Господа, будут идолам своим поклоняться; но всеведущ Господь и посылает испытания горькие, и обращаются тогда души поганые к Богу, ибо в нем одном только Спасение.
Послал Господь испытание и на землю Русскую. Началась замятия в Ладоге, и стали род на род, и была усобица, и стали воевать друг с другом. С торга в Ладоге началось — обидел варяг некий торговца из словен, отнял у него товар. И поднялись всем гордом, и побили варяг, и изгнали за море, и немногие на кораблях ушли. И русов многих побили, немногие избыли смерти, ибо вступились русы за варягов — русские то варяги были. И князя русского тут убили, и не было кому править.
Пошли словене на кривичей и город их Любшу сожгли. А весь, как и преже, роды свои совокупила и в лесах села — ждали бо люди нападений словенских; и были нападения.
А русь ушла в пригород свой, в Хольмгард. И послали в Плесков: да станут вместе на словен.
И сказали себе словене: «Будем теперь мы русь в Ладоге, да поищем князя себе».
А был среди них муж один сильный и грозный, именем Вадим; был он русским, но изгнали его из руси за убийство, и гулял он после с ватажкою, гостей грабя заморских и русов торговых. И крикнули его князем, и стал он править, и нападал на всех, примучивая к дани себе.
В лето 6373 (865). Послала русь из Хольмгарда за море по варяги — хотели бо идти на Вадима. И прослышал про то Рюрик, конунг Ютландский, и сказал людям своим: «Отнял Лотарь-король у меня Фризию и город Дорестад, сидим в Рустрингене; но есть на Восточном пути конунгство русское, куда отцы наши хаживали, И захватили его враги наши, свей, а сидел там конунг Франмар, но убили его. И нет теперь на земле той порядка, но велика та земля и обильна; идем же и будем править ею».
И встречался с послами русскими, сказав: «Крикнете меня князем русским — иду с вами против Вадима, не крикнете — иду против вас и против Вадима, а любо мне править землею вашей».
И не имели что сказать на то послы русские, ибо гибла земля их в усобицах, и гибло достояние русское. Вадим бо не был князем, но ходил по земле во главе словен, и воевал землю. Сказали те послы Рюрику: «Уже нам некуда деться. Восстали словены на русь и на кривичи, а меря — на чудь и на словены, а весь — на мерь и на кривичи, и не может русь более закон им свой дать, но каждый стоит розно и режет другого. Иди на них, и крикнет тебя русь князем своим».
И подписали послы ряд с Рюриком, да будет стоять за русь и судить по праву русскому.