Повести об отважных
Шрифт:
— Отставить… — Он ловко выпрыгнул из своего “виллиса” и, прищурившись, посмотрел на огромного усатого старшину, застывшего в стойке “смирно”. — Да! Человечище! — проговорил генерал. — Как, старшина Ничипуренко, рука уже не болит?
— Никак нет, товарищ генерал-майор! — ответил Ничипуренко, удивленно округлив глаза. — Разрешите спросить, товарищ генерал-майор…
— Спрашивайте, старшина! — усмехнулся генерал.
Рядом с гигантом Ничипуренко генерал Брусин выглядел малорослым. Но широкие плечи, четкая походка, строгий взгляд говорили о физической и нравственной силе этого человека.
— Почему у меня должна болеть рука, товарищ генерал-майор?
— Так ведь это вы, говорят, кулаком сразили рыцаря, закованного в латы.
— Я, товарищ генерал-майор, — смущенно признался Ничипуренко. — А рука давно прошла.
— Вот и хорошо!
Генерал Брусин повернулся к подполковнику и продиктовал четкий распорядок дня. Час отводится на неотложные служебные дела и завтрак, два часа — на осмотр замка, еще час — на вручение наград.
— В шестнадцать ноль-ноль я должен выехать, чтобы засветло попасть к вашим соседям, — строгий генерал улыбнулся лукавой, мальчишеской усмешкой. — А мне, откровенно говоря, чертовски хочется посмотреть на все эти фокусы, рыцарские и фашистские, которые вам удалось раскрыть… Покажете?
— Покажем, товарищ генерал! — пообещал подполковник Смирнов. — Прошу в замок!
Генерал с любопытством оглядел огромное мрачное здание замка, одобрительно кивнул, заметив аккуратно подбеленные деревья во дворе и направился к главному входу в замок.
И вдруг на крыльцо шариком выкатился врач Никита Семенович — в мятом кителе с расстегнутым воротником, без фуражки и пояса.
Подполковник Смирнов покраснел и про себя обругал врача.
Увидев генерала, Никита Семенович ничуть не растерялся. Он улыбнулся, широко расставил короткие ручки, затряс бородкой и приветливо сказал:
— Здравствуйте, мамочка!
Подполковник поежился, ожидая неминуемой грозы.
Но генерал Брусин вдруг заулыбался и обнял старого врача.
— Так вы здесь сейчас, Никита Семенович? — дружеским тоном спросил он. — Рад вас видеть.
— И я рад видеть своего бывшего пациента таким крепким и здоровым. — Доктор вдруг поддал кулачком генералу в правый бок. — Как ваша штопаная печень? Не беспокоит?
— Нет, Никита Семенович. Спасибо вам, старый вы волшебник.
В библиотеке, куда пригласил подполковник гостя, генерал покачал крупной, большелобой головой и сказал:
— Завидую вам, Юрий Юрьевич! От души завидую! Сколько здесь книг! А я, признаться, большой любитель чтения.
— Давайте-ка вашего дальневосточного туриста, — обратился он к Смирнову.
Генерал поднялся с кресла и неторопливо прошелся между стеллажами, разглядывая книги.
Через несколько минут лейтенант ввел в комнату невысокого, скуластого человека с колючим взглядом черных, узких глаз. Генерал Брусин выжидательно смотрел на незнакомца.
— Господин генерал! — Незнакомец заговорил по-русски, но вместо буквы “л” произносил жесткое “р”. — Я жалуюсь вам на произвол. Я — нейтральное лицо, корреспондент японского информационного агентства. А меня арестовали и держат в заточении. Я требую, чтобы обо мне немедленно сообщили японскому посольству. Моя страна не воюет с Россией.
— Как ваша фамилия, господин корреспондент? — с усмешкой спросил генерал.
— Моя фамилия — Ямаки. Это подтверждается документами, которые у меня отобрали.
— Что же привело японского корреспондента господина Ямаки в подпольное логово фашистских диверсантов?
— О! Я хотел написать книгу о “Вервольфе”…
— Так! — Генерал Брусин медленно открыл лежавшую перед ним полевую сумку, достал из нее фотографию и сказал: — Может быть, хватит играть в корреспондента, полковник Окаяма?
Ни один мускул не дрогнул на лице японца. Он посмотрел на лежавшую перед ним фотографию, на которой он был снят в полной военной форме. Потом легкое подобие улыбки пробежало по его смуглому лицу.
— Наверное, действительно, хватит мне играть в корреспондента, генерал Брусин. И все же я настаиваю на том, чтобы о моем местонахождении сообщили японскому посольству. Никаких обвинений вы мне предъявить не можете, потому что я задержан на чужой территории.
— Хорошо, полковник Окаяма. Завтра вас отправят самолетом в Москву.
Японец встал, вытянул руки по швам и вскинул подбородок.
— Благодарю… Но я все же настаиваю на наказании ваших подчиненных, незаконно державших меня под арестом.
— Мои подчиненные действовали правильно. — Генерал Брусин сдвинул густые брови. — Они задержали не полковника Окаяму, а несуществующего корреспондента Ямаки. Кто же хочет жаловаться: корреспондент Ямаки или полковник Окаяма? Почему господин Окаяма скрывал свое настоящее лицо? Вот этим-то и займутся наши соответствующие органы в Москве. Все. Уведите.
Японец поклонился и как-то особенно зашипел, втягивая воздух через сжатые зубы.
— Ну, а теперь, Юрий Юрьевич, показывай фашистские аттракционы!
— Пожалуйста, товарищ генерал, — подполковник подошел к дивану и нажал на механизм в дубовой панели.
Он провел генерала по основным тайным ходам замка, показал гестаповские каменные гробы-карцеры, подземный порт, где стоял катер.
Генерал вернулся из подземелья перемазанный в пыли, но бодрый и оживленный.
— Да, Юрий Юрьевич! — сказал он, усаживаясь за стол. — Теперь я убедился, что все вы здорово поработали.
Генерал Брусин взглянул на часы.
— Пора! — Он встал. — Не в службу, а в дружбу, подполковник, обмахни-ка с меня подземную пыль! И пойдем, нас уже, наверное, ждут.
Когда они вышли во двор замка, там стоял строй разведчиков, две шеренги работников госпиталя, выздоравливающие больные и раненые. На вынесенном из замка столе, покрытом красной материей, выстроились в ряд красные коробочки с орденами.
Генерал произнес краткую речь, в которой поздравил всех с праздником Победы, сообщил, что Советское правительство и командование армии высоко ценят отвагу и мужество, проявленные советскими солдатами в борьбе с фашистскими диверсантами.