Повести. Очерки. Воспоминания
Шрифт:
Я прошел по всей Святой Земле с Евангелием в руке; я посетил места, освященные много веков назад присутствием в них нашего Спасителя. Следовательно, у меня должны были явиться и явились свои собственные идеи и представления о том, каково должно быть воспроизведение многих событий и фактов, упоминаемых в Евангелии. Идеи мои необходимо отличаются от представлений художников, никогда не видавших декоративной стороны Святой Земли, никогда не наблюдавших лично ее население и нравов последнего.
Например, вот мое понимание факта поклонения волхвов; картина эта обдумана мною, но еще не исполнена [113] .
Ясная звездная ночь; путники приближаются к Вифлеему: это волхвы, люди, хорошо знакомые с наукою, сведующие в астрологии. Идя по дороге в город, мудрецы эти замечают звезду, стоящую над ними, звезду, которой они еще никогда не видали. Ведь в те времена господствовало понятие, что у каждого человека была своя звезда и, наоборот, каждая звезда соответствовала какому-либо человеку на земле, так что волхвы естественно пришли к заключению, что эта новая звезда указывает на рождение младенца где-нибудь тут же поблизости и что — так как звезда отличалась необычайным блеском — новорожденный младенец должен стать самым выдающимся человеком.
113
…мое понимание факта поклонения волхвов… — картина не была написана.
Придя в Вифлеем, волхвы остановились в гостинице. Вскоре затем работник, присматривавший за мулами путешественников, приходит и говорит волхвам, что бедная женщина приютилась в том месте, где стояли животные, и родила чрезвычайно красивого ребенка. Услышав это, волхвы обмениваются выразительными взглядами: они верно объяснили восхождение невиданной дотоле звезды.
«Пойдем посмотрим: это, должно быть, необычайный Младенец», — говорят они и идут в пещеру при гостинице, где стоят лошади, коровы и ослы; а за ними следуют другие путешественники, которым тоже любопытно взглянуть на новорожденного Младенца.
В уголку пещеры они видят прекрасную бледную молодую Женщину, сидящую на куче соломы и кормящую своего Младенца, между тем как муж ее, пожилой мужчина, виднеется в отдалении, в стороне от пещеры, занятый приготовлением чего-то для своей семьи.
«Какой прекрасный ребенок!» — воскликнули волхвы и, обратившись к Св. Деве, сказали: «Помни наши слова. Он будет великим человеком; мы видели его звезду».
Затем, тронутый состраданием к бедности обстановки, один из волхвов дарит Младенцу золотую монету, а другой, быть может, вылил из своей фляжки немного драгоценной мирры. Перед уходом из пещеры волхвы еще раз обратились к Марии и повторили свое предсказание об ожидающем великом будущем Младенца, а «Мария сохраняла все слова эти, слагая в сердце своем».
Христос на Тивериадском озере
Я глубоко убежден, что такое реальное воспроизведение бедности и простоты, присущих рождению Христа, несравненно выше идеализации богатства и других преувеличений, к которым прибегали прежние художники. Но такое обращение с этим сюжетом ново, поэтому оно и кажется странным и, весьма вероятно, вызовет толки. И только спустя сто или двести лет потомки наши будут в состоянии разрешить вопрос, который из этих двух взглядов на предмет следует считать правильным.
В числе картин выставки следует отметить одну, изображающую нередкое событие в Палестине в древние времена — событие высоко драматического характера, однако же сохраняющее всю свою простоту. Я говорю о «Распятии на кресте во время владычества римлян».
Небо покрыто густыми черными облаками. Как раз за стенами Иерусалима, на небольшой скале, воздвигнуто три креста; все они одинаковых размеров, вида и формы. Фигуры распятых по обеим сторонам заурядного типа и грубого сложения, центральная же фигура более изящной формы. Лица фигуры не видно; оно скрыто свесившимися на него длинными волосами каштанового цвета; длинные волосы показывают в распятом человека, добровольно посвятившего себя Богу. Раны на руках и ногах у трех распятых на кресте истекают кровью (известно, что доктора признают трудным остановить кровотечение в вытянутых ладонях и стопах). Против крестов стоят два священнослужителя высшего ранга; они, по-видимому, приводят доводы о чем-то, стараясь в чем-то убедить римлянина в военных доспехах. Быть может, они говорят о преступности Человека, распятого посредине; римлянин, по-видимому, сомневается в этой преступности. Вокруг скалы стоят солдаты, образуя цепь, чтобы сдержать толпу.
На переднем плане картины видны люди всякого сорта; одни из них пешие, другие верхом на лошадях; иные верхом на верблюдах либо на ослах. Тут сельские жители или номады, которые, возвращаясь с рынка, остановились на мгновение, чтобы посмотреть на событие дня — на казнь Человека, молва о деяниях которого долетела до их хижин и палаток, — на казнь Человека, взятие которого под стражу вызвало почти целое восстание в городе. Между прочим, в толпе можно заметить несколько европейских купцов в их своеобразном головном уборе (исчезнувшем в сравнительно недавнее время) и фарисеев с изречениями законов, написанными на покровах их голов. Один из фарисеев спорит о чем-то с соседом своим относительно женщины, которая горько плачет в углу картины, по всей вероятности, матери одного из распятых. Лица ее не видно, но горе ее должно быть велико; по-видимому, ни одной из окружающих ее женщин — не удается утешить ее. Вероятно, не раз пыталась она отвратить сына своего от избранного им пути, но все напрасно, и ныне пробил его час.
Возле этой матери с истерзанным сердцем стоит прекрасная молодая женщина, погруженная в глубокое отчаяние при виде этого казненного Человека; слезы бегут по ее щекам, но она не сознает этого, так сильно поглотило ее страшное, невыразимое горе.
Как только удалятся власти и разойдется толпа, матери и окружающим ее лицам возможно будет приблизиться к крестам; тогда они скажут свое последнее «прости».
Далее мы имеем изображение современной казни у другого народа и при другой обстановке [114] . Перед нашими глазами холодный северный зимний день. Масса народа столпилась на одной из петербургских площадей, протискиваясь к виселице; ее напор сдерживают жандармы верхами. Ближе к виселице допущены только избранные, по большей части военные, представители золотой молодежи столицы, которые надеются раздобыть кусочек веревки, употребленной палачом: общераспространенное суеверие, что кусочек веревки, на которой был повешен человек, приносит несомненную удачу в карточной игре его счастливому обладателю.
114
…изображение современной казни у другого народа… — «Казнь заговорщиков в России» (1884–1885).
Преступник, окутанный белым саваном, с капюшоном поверх головы, только что был повешен и еще кружится на веревке, а народ стоит в немом изумлении от ужаса перед поучительным зрелищем. Только один грубый голос поднялся из толпы: «Да поделом им!» Но слова эти тотчас же были заглушены несколькими женскими голосами: «Разве можно так говорить? Теперь не нам судить его. Пусть его судит Всемогущий Бог!»
А в это время снег продолжает падать, из фабрик поднимается к небу дым, работа продолжает идти своим порядком.
Замечательно, что эта последняя картина, не понравившаяся русскому, очень понравилась английскому народу; с другой стороны, «Взорвание пушками в Индии» совсем не по вкусу англичанам, а русские очень хвалили эту картину. Лица, служившие долгое время в Индии, уверяли меня, что я ошибаюсь, считая такое изображение казни типичным, характерным способом смертной казни в этой стране; они доказывали, что такого рода казнь была применена только однажды, во время последнего восстания сипаев, да и в то время она применялась только в очень редких случаях. Но я утверждаю, что этот род казни, — притом сравнительно гуманный, — не только постоянно был в ходу в течение вышеупомянутого восстания, когда сипаев взрывали из пушек тысячами, но он был в употреблении у британских властей в Индии много лет до и после восстания сипаев (в 1858 году). Более того, я положительно знаю, что этот особый род казни будет употребляться и в грядущие времена. Индус не боится никакой другой смертной казни от руки «жестоких, нечистых европейцев». Индусы убеждены, что каждый из их соплеменников, убитый или повешенный европейцами, идет пополнить ряды мучеников, которым уготована великая награда в будущей жизни. Но казнь посредством пушечного взрыва приводит в настоящий ужас душу туземца, так как от взрыва тело преступника разрывается на множество частей и таким образом не дозволяет ему предстать на небо в приличном виде. Это пугало употреблялось английским правительством и будет употребляться им, пока оно будет страшиться потерять свои индийские владения.