Повилика жизни

Плотная черная, сизая масса, растекалась;

ложилась на землю, впивалась в пространство;

облекала предметы, входила в дома.

Но это было вчера.

А сегодня повсюду и сумрак, и холод, и тьма.

Дым пропитал города и пространство деревни;

он ползет, извивается, рушит и саднит,

он, древний, не дремлет.

Где

что есть, им пропитано до мелочей:

погремушки и куклы, как для больших,

так и малых детей;

инструмент и посуда лоснятся от сажи;

судьи судей не оставлены им без поклажи.

Люди в удушье становятся грубы и скудны,

и сходят с ума;

одичавшие твари, то ли собаки, то ли

кто-то еще бродят повсюду, превращаясь

в торговое мясо; превращаясь –

в кучу дерьма.

Пропитаны кости и души; машины, дома;

реки, паромы: Везде один только дым. Он

душит людей, превращая их в комья земли

на разросшемся теле кладбища, незабудки оград

по земле-пепелищу.

Все могильщикам: плата, работа, еда.

Дым везде. В нем душа заплутала.

Дома нет. Есть дорога одна

от вокзала к вокзалу.

Синий, черный, прозрачный… Войны,

пламя пожаров, разбой и разврат.

Все в дыму. Все укрыто. Вся жизнь

невпопад или сбой.

Искаженные души. Лица – оскал. Руки

тянут песню войны. Народы секутся

как волос. Плохо слышен

Господний голос…

Моя любовь, моя женщина о трех носах,

белокожая жрица языческих богов,

поклонница Ионеско.

Здесь, и только здесь, хочу засвидетельствовать,

что твоё тело, матово светящееся по ночам,

под моими ласками "христианнейшего"

из мужчин,

становится по–настоящему, божественным

и прекрасным, только в то не дневное время

и только тогда, когда я вижу, твою светлую

лебединую душу, во всем её небесном

замысле.

Именно ночью, тиха и нежна, она доверчиво

раскрывает всё своё, нездешнее, величие

мне – любовнику и властителю твоего

сердца…

Днём же она – в сетях Ионеско… Толстого,

сморщенного карлика – уродца, сильно

подпорченного в процессе трансмутации

цивилизации.

И тогда ты вместе с ним упиваешься

Миром Абсурда, под его ласковым взглядом

вкушаешь лакомые кусочки разложения…

Препарируешь всё это, по всем правилам

исследовательского мастерства

века…

Но и тогда, когда ты таким образом восходишь

к началу древа познания, я чувствую, что ты

где-то рядом, и готовишься появиться бело-

глиняным сосудом Бога —

обольстительной Евой, тоскующей о своём Адаме

и погубленном мире. Где по улицам бродят уже

не создания Творца, а Носороги и

Оборотни…

Устремлённая внутрь трансмутаций, ты —

бредящая Гегелем и Кантом, исследователь

пылинок жизни, разломов и трещин

цивилизации, проклятых Богом

уродцев…

Иногда на моей груди вдруг ни с того, ни с сего,

возможно, в унисон мыслям Отца, говоришь…

И я радуюсь этому, как малый

ребёнок.

1.

Как только выйдешь за территорию двора,

так сразу же начинается город: серый

с клочковатыми кварталами, прибранными

достопримечательностями, речным портом,

вокзалами.

Повсюду толпы, меняющие жизнь на

пуговицы…

2.

В подъезде, четыре соседа сверху, три снизу.

И у каждого, до нескольких ходок на зону,

а то и просто все – потомственная

братва.

Дворовый народ вначале встретил меня

настороженно: не свой. Оно и понятно.

Пока пообвык, пришлось и с ножичком

походить…

Потом перезнакомились. Оказалось, что

нет причин воевать… Присели, выпили

и подружились…

3.

Выходя во двор, поднимаю руку в

римском приветствии: – Здравствуй, братва!

Здравствуй, русское поле!.. И они,

в свою очередь, тоже не забывают,

приветствуют.

Чем не маленький Рим новой русской

провинции?

По великой линии мира проросла она,

обвивая эпоху, удерживая тело времени.

Её корни на другом конце планеты.

Её вершину раскачивает мальчик –

Покати-горошек,

оброненный под пол красной избы

с красных подолов рубах старика и старухи.

Внезапно выросший и заставивший их

в три дня прорубить потолок и крышу,

повалить стены.

И теперь увещевающий: «Не бойтесь.

Будете жить как люди»…