Повод для паники
Шрифт:
Главный вход в Пирамиду располагался на пятом ярусе, на который мы заблаговременно спустились еще вчера. Возле входа признаки отгремевшего здесь сражения были весьма отчетливы. Мембраны силовых полей в воротах Пирамиды отключились, как и везде, а защитники из гуманных маршалов вышли не чета защитникам стадиума – закаленным в турнирных баталиях реалерам. На полный разгром маршальского войска указывали несколько валявшихся у входа скелетов, обглоданных бродячими собаками. Скелеты и обрывки мундиров на них как бы символизировали то плачевное состоянии, в каком находился сегодня институт блюстителей правосудия. Впрочем, делать выводы из увиденного о состоянии этого института по всему миру было пока преждевременно.
– Сомнительно, что здесь кто-либо остался, – предположил Хатори, спустившись с паланкина и подбирая с земли маршальскую фуражку. – Нам довелось повоевать с осатаневшими глюкоманами. Если эти твари чувствуют в противнике слабость, они только звереют. Маршалам в том бою победа не светила в любом случае. И потому, что их было мало, и потому, что они не были готовы убивать…
Разбросанные останки еще двух с лишним десятков тел были обнаружены нами сразу при входе в штаб-квартиру. Уличный воздух постоянно проникал в парадный холл через широкие ворота, однако мерзкий запах тлена все равно не выветривался отсюда. Практически все скелеты были одеты в разодранные маршальские мундиры – здесь происходила даже не битва, а массовая резня. При взгляде на ее последствия версия арбитра о тотальном разгроме защитников Пирамиды показалась мне убедительной. Соотношение противников в этом сражении сложилось далеко не в пользу маршалов. Да и продлилось побоище наверняка от силы несколько минут. Я был уверен, что на других ярусах здания увижу такую же удручающую картину, но, к моему облегчению, идти туда не потребовалось.
Разъяренные фиаскеры не удовлетворились лишь убийством тех, кто всегда ограничивал их свободу и заносил правонарушителей в позорный Желтый, а особо отличившихся – в Красный списки. Обстановка холла также хранила на себе следы безудержной агрессии нападавших. Все кварцевые и полимерные детали убранства были педантично обращены в осколки, а те, что разбить и растоптать было уже посложнее, валялись раскиданными и покореженными. Некогда аккуратно подстриженные кустики были выдраны с корнями, а экзотические деревья топорщили обломанные ветви. Даже цветы – вечный символ любви и мира – были безжалостно вытоптаны. Какой удар испытала бы при виде всего этого наша соседка, любительница роз Гертруда Линдстром! Человеческие скелеты, и те, наверное, не шокировали бы ее так сильно, как варварски уничтоженная клумба…
Наум Исаакович, старательно избегавший смотреть на истлевшие тела, резонно забеспокоился по поводу сохранности правительственного терминала, чья участь также могла оказаться плачевной.
– Напрасно волнуетесь, – утешил его арбитр. – Даже самый тупой из фиаскеров не станет спускаться на нулевой уровень, где расположен терминал. Что он там забыл? Во-первых, здесь и наверху-то нечем поживиться, а внизу и подавно: раздатчиков глюкомази маршалы не держат. А во-вторых, кому захочется потом карабкаться обратно вверх по лестнице на полукилометровую высоту? Нижние ярусы Пирамиды – это полностью изолированные от внешнего мира бункеры со стенами толщиной в несколько метров.
В отличие от ленивых фиаскеров, мы были вынуждены спускаться к самому основанию Пирамиды. Ради этого пришлось напяливать шлемы со встроенными лайтерами, поскольку свет в шахте и на нижних ярусах отсутствовал. Ахиллес оставил в холле трех бойцов для охраны единственного пути к отступлению – при желании враг легко загнал бы нас здесь в безвыходную западню, – а затем мы отправились разыскивать лестницу, ведущую на нулевой ярус. Поиски пришлось вести вслепую, поскольку даже часто бывавший в Пирамиде Санада понятия не имел, где находится аварийный выход. Как и все визитеры, он всегда пользовался либо лифтом, либо транспортным экспресс-модулем.
Доступ к лестничной шахте обнаружился в одном из служебных помещений. Мы бы искали вход в него гораздо дольше, если бы фиаскеры не выломали поблизости все зеленые насаждения. Шахта скрывалась за обычной дверью, замаскированной под декоративную облицовку, и уходила вниз, во мрак и неизвестность. Лучи наших лайтеров не достигали дна шахты, растворяясь во тьме где-то на полпути. Спускаться на нулевой ярус по этой головокружительной тропе не хотелось, однако альтернативы ей не было. Разве что тоннели для модулей, но для пожилого дяди Наума и тучного Хатори они являлись вовсе непреодолимыми.
Перед началом спуска арбитр выгрузил свое габаритное тело из паланкина, решив пройти остаток пути своим ходом, опираясь на руки реалеров. Вероятно, ему уже до колик осточертела трехдневная болтанка в шатком кресле, а может, он побоялся ненароком вывалиться из него в пропасть. Широкая винтовая лестница, шедшая вдоль стен шахты, изобиловала ровными площадками для отдыха, так что пешее передвижение не стало для Санада чересчур суровым испытанием. Кауфман поглядел на Хатори и тоже без лишних напоминаний оперся на руки мне с Кэрри – ему, как никому другому, требовалось беречь силы перед предстоящей работой. Мы бережно подхватили нашего драгоценного гения под локти – сегодня, когда на нас были надеты «форсбоди», невесомое тело дяди Наума и вовсе не причиняло нам неудобств.
Мне редко доводилось посещать нулевые ярусы высотных городских районов, а в Западной Сибири я не наведывался туда еще ни разу. Сложно было сказать, какие ощущения испытал бы я снаружи Пирамиды, но когда наши подкованные ботинки наконец ступили на твердый пол, нависающие со всех сторон монументальные стены надавили мне на психику всей своей массой. Только здесь, у поверхности земли, житель гигаполиса осознает, кем он является в действительности: жалкой букашкой, копошащейся у подножия гигантских скал, пусть рукотворных, но от этого не менее внушительных. Острее всего это должно было чувствоваться в первый день кризиса, когда «скалы» вокруг вдруг начали рушиться… Мне же, чтобы испытать мерзкое чувство собственного ничтожества, хватило лишь воображения и взгляда вверх.
Пока я нервно поигрывал пальцами на рукояти «метеора» и озирался по сторонам, привыкая к непривычной атмосфере, дядя Наум узрел для себя во мраке, пронизанном лучами лайтеров, кое-что любопытное. Он тут же кинулся исследовать находку, после чего подозвал меня и попросил посветить ему, дабы он, по его словам, избавил нас от одного маленького неудобства. Кроме зловещей атмосферы, разогнать которую Кауфману было явно не по силам, неудобством здесь можно было считать только отсутствие освещения. Поэтому до меня сразу дошло, чем занимается Наум Исаакович, ковыряющий отверткой и пассатижами в обнаруженной им стенной нише.
Хатори, Ахиллес и прочие столпились вокруг нас, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. Всем им следовало бы запомнить эту минуту, поскольку они удостоились чести присутствовать на древнем таинстве, описанном еще в Библии, а именно: превращении тьмы в свет. В данный момент дядя Наум действительно претендовал на роль бога, ибо собирался ни много ни мало отменить на планете Апокалипсис.
А вот согласится ли с этим настоящий творец, предсказывать было рановато. Зная об обидчивости этого типа, не следовало особо надеяться на его поддержку. Хотя, с другой стороны, существовала вероятность, что творцу самому надоело глядеть на Жестокий Новый Мир, поэтому он не станет препятствовать любимым детям возвращать прежний порядок вещей.