«Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы
Шрифт:
Все присутствующие возвращались с европейского курорта. При посадке на пороход в Гамбурге они оказались почти единственными русскими среди пассажиров первого класса. А поскольку на немецком и французском языках за время отдыха каждый уже наговорился вдоволь, с удовольствием общались на родном. Познакомились охотно и без всяких церемоний. Правда, Веточкин числился студентом Петербургского университета и очень смущался перед Мигуниным. Но того интересовали люди и собеседники, а черту с ходу подвел Шишкин, пробубнив свое «мы на отдыхе». Компания прогуливалась по пассажирской палубе, разговаривала обо всем на свете, а после того, как посидела в ресторане,
Людьми и собеседниками все оказались интересными. Правда, в это утро не было еще одного участника компании. Он спал.
– Какой интересный форт. – Веточкин показал рукой куда-то вдаль. С минуту все смотрели в указанном направлении. Хотя «Валахия» должна была пройти мимо, форт почему-то приближался, вместо того чтобы, как положено, скрыться за кормой. Еще спустя несколько минут завесу тумана сдернуло окончательно. Все увидели, что «форт» дымит двумя трубами и вполне самостоятельно расходится с «Валахией» контркурсами.
– Броненосец, – обомлел Веточкин. – Господа, это «Александр Третий», наш новейший броненосец. Я в «Русском инвалиде» его фотографию видел. Вот это да!
Веточкин сиял, будто начищенный медный пятак. Заговорил быстро, возбужденно, совсем как мальчишка:
– Он только-только готов! Наверняка проходит испытания. Тринадцать с половиной тысяч тонн проектного водоизмещения, артиллерия главного и среднего калибра в башнях, восемнадцать узлов хода!
– Эк вы все знаете! – прищурился Хлебников. – Что ж вы в университет подались, а не в Морской корпус?
– Да я … – Веточкин замялся и посмотрел в сторону Мигунина.
– Гм… – перехватил его взгляд ротмистр.
– Да, господа, будет война, – так, словно прочел это только что в газете, изрек Мигунин. – Здесь нужно рассматривать всю совокупность причин…
Броненосец скрылся в тумане. «Валахия» медленно приближалась к Петербургу. Разговор на палубе зашел о дальневосточных делах.
– Япония вышла на международную арену после бурных и, прошу заметить, очень прогрессивных перемен, – будто с университетской кафедры вещал Мигунин. – После победы над Китаем она получила то, что хотела. Но мы отняли ее завоевания, принудив подписать Симоносекский мир.
– Отняли! Ничего себе аппетиты! – оживился Шишкин. – Я на той же Корее столько денег подниму! Зачем мне там японцы?
– Но у нас же есть Сибирь, огромные неосвоенные пространства, – неожиданно очень серьезно заметил Хлебников. – Что нам в этой Корее? А из-за Маньчжурии чего кровь проливать? Ну проходит у нас там железка, катаемся по ней в Приморье. Чего еще надо? Японцы из-за этого в драку не полезут. Охранять надо, не спорю. Я сам там пулю от хунхузов получил. Теперь вот с излечения еду…
– Милый вы мой военный человек, – Шишкин произнес это так, будто назвал диагноз, подходящий для сумасшедшего дома. – Вы представить себе не можете, сколько денег в эту железку вбухано. Если вместо рельс пятирублевыми купюрами мостить, то аккурат от Тихого океана до Санкт-Петербурга хватит. Вы что ж думаете, это затем сделано, чтобы в наше Приморье прокатиться белок пострелять?
– Дорога соединяется
Неожиданно Мигунин в упор воззрился на Хлебникова и почти ткнул его пальцем:
– Вот что охранять надо, а не рельсики в Приморье. – И, откинувшись в шезлонге, добавил для всех: – Если мы, конечно, хотим быть великой и процветающей державой.
– Профессор прав на все сто. Железкой всегда дешевле, чем морем гнать. И оборотистей, – теперь из шезлонга наклонился Шишкин. – Тут куш поставлен фантастический. А перспектива вообще заоблачная. Но деньги ладно, всех их все равно не заработаешь. Мы всю нашу державу поднимем, по сухопутью свяжем. За океаны нам, понятно, не надо, а вот посуху мы контроль держать должны. Это как… – Шишкин, увлекшись, совсем по-простецки поскреб пятерней шевелюру. – Ну вот представьте, лежит тело, башка в Питере, а ноги в Тихий океан упираются. И надо кровь от головы до пяток гонять. Тогда все в пользу обращаться будет. А иначе отмирать куски начнут, навроде как у параличного. Тело-то это наше. Ведь не случайно наши землепроходцы до океана ходили…
– Матвей Игнатьич изволят о следующем говорить, – пришел на помощь Шишкину Мигунин. – Россия достигла естественных пределов в колонизации тяготеющей к ней территории. Теперь главная задача – эти территории освоить. Выражаясь фигурально, организм создан. Теперь заботимся о его здоровье и правильном функционировании.
– А я бы еще Персию прихватил, – вдруг брякнул Веточкин. И ту же зарделся.
Мигунин с Шишкиным переглянулись.
– Браво! Браво! – захлопал в ладоши Хлебников.
– Давайте, юноша, еще и Афганистан у британцев отберем. Да что Афганистан! На досуге обсудим план захвата Индии. Прекрасная идея. – Ротмистр повернулся к Шишкину с профессором и заговорщицки им подмигнул, показывая пальцем на Веточкина: – Я там буду господину студенту железные дороги охранять, рельсики полезные.
Веточкин стоял пунцовый.
– Извините, господа… – пробормотал еле слышно.
– Лишние конфликты нам не нужны, – как ни в чем ни бывало продолжил Мигунин. – Потенциально мы и так сильнее любой державы мира. Мы отказались от Аляски. И правильно сделали. Нам ее не прирастить органично. Однако ж без выходов к незамерзающему морю на Востоке вся логика нашего развития теряет смысл. И если придется, мы должны и будем сражаться за восточное море. Каким бы локальным ни показался бы грядущий конфликт, от его исхода зависят наши очень долгосрочные геополитические и национальные перспективы.
– Аляску-то жалко… – протянул Петя и тут же прикусил язык.
– Грядущий конфликт… – задумчиво и опять серьезно протянул Хлебников. – Ну вот прям все, уже воюем. Японцы такие злодеи и войны с ними нам никак не миновать?
– Боюсь, не миновать. По всей логике исторического развития в Японии были посажены, выращены и выпущены на свободу такие цепочки причинно-следственных связей духовного и материального толка, что они к войне приведут неизбежно, – развел руками Мигунин.