Поворотный момент
Шрифт:
— Не отставай! Нам надо быстрее проскочить коридор! — повысил голос Иван.
Внезапно застонал, а следом неразборчиво заметался безрукий панк. Он схватился за обрубок.
— Падла, — процедил панк. — Три года йиво берёг. Я йиво в кредит зял. До сих пор не выплатил.
— Нас щас сожрут, а ты про кредит! — возмутился Тон, лихорадочно пробежавшись лучом по гофрированной трубе вентиляции.
— Эт те хорошо, это ты у нас целочка, ни разу не разобранный на органы, — протараторил однорукий панк.
— Хватит! — прокричал Иван,
Все дружно схватились за поручни и кинулись к двери в конце коридора. Преодолели её махом, на одном лишь адреналине.
За спиной громыхала не сдающаяся ко всеобщему удивлению решётка вентилятора.
— У меня только одна рука осталась, и она родная, живая! — заорал раненый панк.
Княжич распахнул дверь в следующее помещение и замер в ступоре, потому что перед ним в невесомости посередине отсека трепыхался кадавр. Становилось всё интереснее и интереснее.
— Что это за дерьмо?! — завопил Тон.
Кадавр увидел живых людей и принялся размахивать сухими руками, стараясь дотянуться до них. Изо рта доносилось такое же сухое, как его руки, мычание.
Иван пришёл в себя как раз в тот момент, когда решётка за спиной поддалась.
Когда-то княжич читал древнегреческие мифы, и там было выражение: «Между Сциллой и Харибдой». То есть герои оказались между двух зол, и неизвестно, что хуже.
Хотя, почему неизвестно? Кадавр уже понятен и знаком.
Княжич, перехватываясь руками за край люка, развернулся и подсветил коридор.
Нечто, больше похожее на вязанку из четырёх жирных и быстрых чёрных пиявок, извивалось и пыталось нащупать жертву. Каждая толщиной с руку. Они то удлинялись, то укорачивались, как умеют только бесхребетные черви.
Отчаявшийся достать людей кадавр захрипел громче обычного, и пиявки быстро вытянулись в сторону звука, а на концах каждой раскрылось ротовое отверстие, из которого расцвёл цветок из пяти загнутых клыков.
— Мамочки, — пролепетал раненый панк.
Тон вскинул пистолет-пулемёт и прицелился.
— Не стреляй! — закричал княжич, — у меня гермопена кончилась!
— Ты издеваешься?! — в голосе Тона звучали нотки истерики. Голос дрожал. — И чё делать?! Любоваца?!
— Нет! Пойдём за мной!
Княжич осторожно просунулся в приоткрытую дверь в отсек и стал осторожно протискиваться вдоль самой стеночки, чтоб нежить не достала.
Казалось, кадавр окончательно сойдёт с ума, как герой поговорки «близок локоток, а не укусишь». Серые скрюченные пальцы с чёрными ногтями вспарывали воздух буквально в десяти сантиметрах от комбинезона наглого человека.
Тварь хаотично размахивала руками, но невесомость была против — кадавр, не имея точки опоры, не сдвигался ни вперёд, ни назад.
— К чёрту вас, квизы! Я бош не хочу на вас работать! — завопил раненый панк, когда космические пиявки, показавшиеся княжичу издали похожими на того громадного червя, найденного на отцовой станции, втянулись внутрь.
По воздуховоду они передвигались очень быстро. Гибкая, пластиковая труба в нескольких местах вспучилась. Шум и скрежет очень быстро приблизились к мягким и вкусным людишкам.
Иван протиснулся мимо нежити и теперь напряжённо наблюдал, как его спутники жмутся к пластиковой стенке.
В открытом люке было видно, как воздуховод с треском вздулся пузырём и пошёл рваными полосами.
— Быстрее! — закричал княжич и вскинул руку. — Подчинись! Не ломайся!
Но чужая станция не хотела идти на уступку, лишь отдалась в голове чужим голодом.
— Я их не удержу!
— Мать твою! — выругался Тон. — Почему просто не пристрелить и того и другого?
— Тебе что, мало дырок в открытый космос? — проскрипел зубами княжич.
— И зачем мы тогда лезем вперёд?
— Там дальше по плану отсек, примыкающий к радиаторам терморегуляции. Они толстые. Пули точно не прошьют.
Тон застонал, брезгливо поморщился и сделал рывок мимо беснующегося кадавра.
А воздуховод лопнул под напором пиявок. Длинные и зубастые, они вытянулись вслед за людьми.
— Мама! — завопил отставший панк, ибо один из червей уцепился за его ботинок и потянул назад, к дырке в трубе, где явно собирался обглодать до костей.
Тон ухватил товарища за руку, рискуя сам попасть в смертоносные объятия нежити. Перетягивание каната в лице товарища выиграл, вот только ботинок слетел с ноги, и панк, отлетев в противоположную сторону, попал в лапы кадавра. Тот схватил человека и вцепился зубами в плечо, словно собака.
— А-а-а! — закричал от боли Тон.
Иван сделал глубокий вдох, на полсекунды зажмурился, выдохнул и вскинул пистолет-пулемёт. Прицелился. Но мертвяк слишком сильно дёргался, и весьма сложно не попасть в спутника, или промазать и продырявить стеночку. Опять, куда ни кинь, всюду клин.
— Чёрт, — проронил Иван, отпустил пистолет-пулемёт в лёгкий дрейф и выхватил из ножен на бедре свой заветный гвоздь. Давно им не пользовался, но, видать, пришлось время. Оружие в зачехлённом виде было плотно прижато к телу и не мешало движению ни в комбезе, ни в тяжёлом бронескафе.
Железный стержень быстро вытянулся в острейший стилет.
Княжич ухватился за поручень, притянул себя к стене и сгруппировался, как пловец на тумбе, а потом прыгнул.
Нежить была увлечена боем с панком и не обратила внимания на опасность.
Иван со всей силы вогнал гвоздь в висок нежити, но та даже не повернула головы.
— Да сдохни же ты, падла! — заорал княжич и стал наносить удар за ударом, пробивая череп.
Был бы на месте жертвы обычный человек, сразу бы обмяк, а по отсеку поплыли бы потоки крови. Но вместо этого воздух наполнили брызги жёлтого, как подсолнечное масло, антифриотика.