Повседневная жизнь паломников в Мекке
Шрифт:
«Муздалифа!» — кричит во все горло водитель и резко нажимает на тормоза. Землю окутала такая густая, чернильно-черная ночь, что даже свет фар поглощается тьмой. Однако именно здесь нужно набрать по меньшей мере 49 камешков размером с фасолину, чтобы в долине Мина бросить их в столб, символизирующий сатану.
Местное божество, Кузах, оглядывал свои владения с вершины горного отрога, носящего его же имя.
Установление культа этому богу — заслуга великого предка курайшитов, Кусая ибн Килаба. Язычники разжигали перед изображением Кузаха гигантский костер и производили страшный шум, изображая раскаты грома. Этот ритуал длился до появления первых лучей солнца — сигнала к началу еще одной ифады к Мина. Чтобы предупредить всякую возможность путаницы между «варварским» обычаем и обычаем «верующих», пророк приказал приступать к ифаде до рассвета. Ночью люди бодрствовали (мабит). «Эту ночь проведите в молитвах и пусть приношения ваши Аллаху будут самыми лучшими», —
Внутри можно остаться на ночлег после ежевечерней молитвы. Там довольно удобно, есть холодная вода и кондиционеры. Но чтобы найти место, вставать приходится очень рано.
«Не выходите! — вопит некто рыжеволосый с желтыми зубами. — Мы еще не доехали до Муздалифы!» Водитель возмущается и начинает спорить. Наконец паломники ступают на землю и подбирают камешки, груды которых плохо различимы в темноте. Сюда специально привозят гравий, чтобы паломники могли взять нужное количество камней. Одни светят себе зажигалкой, чтобы лучше разглядеть добычу, другие громко читают молитвы, третьи задумчиво расхаживают взад-вперед с бутылкой воды в руке, прикидывая, где бы можно совершить омовение. Машины и автобусы продолжают прибывать. Далеко на западе светятся огни Мина.
Недоверчивый рыжеволосый тип продолжает бубнить: «Это не Муздалифа! Ты нам всем испортишь хадж…» Водитель его не слышит, он наслаждается кассетой с песнями Умм Кулсум, рассеяно глядя куда-то вдаль. Женщина присаживается на соседнее кресло и говорит в спину шоферу: «Рогоносец, египетская макрель». Среди пассажиров поднимается возмущенный ропот. Услышать такие низкие ругательства от пожилой женщины, да еще в эти святые для всех дни, очень неприятно для каждого мусульманина. Это режет слух. Но вот все рассаживаются по местам, у всех заветные 49 камешков или «угольков» (джарамат).
Дорога перед Мина пересекает долину, являющуюся чем-то вроде нейтральной зоны, между Муздалифа и Мина. Здесь обычно советуют прибавить ходу, чтобы скорее миновать этот островок скверны, занозой сидящий в сердце Святой земли. Говорят, что именно здесь Бог покарал негуса Абраха, «чей кончик носа был отсечен», йеменского завоевателя, появившегося у врат Мекки во главе многочисленной армии, использовавшей для сражений боевых слонов. Каабу же защитило небесное войско: внезапно появившиеся мириады птиц забросали захватчиков камнями и высохшими комьями грязи. Событие получило еще большую известность оттого, что дата его совпала с датой рождения Мухаммеда, и 570 год стал отныне называться годом слона (ам аль-филь). Согласно другой версии, на этом месте арабы-христиане совершали вукуф, что вызывало неприятие у мусульман, и они изменили свой ритуал. В любом случае, сегодня мало кто путается в этих топографических тонкостях. Толпы паломников, шоссе и двустороннее движение сделали ненужными ритуальные расположения.
Мина. В направлении Мекки тянется длинный освещенный коридор, по обеим сторонам которого высятся горы, их склоны усеяны палатками. Пейзаж напоминает Арафат с той разницей, что около Мина находится несколько жилых кварталов. Машины с огромным трудом пробираются сквозь толпы паломников, заполонившие все кругом. Отупевшие от усталости они бегут вперед, сами не понимая куда, переговариваются, что-то покупают.
Где туалет? Все пускаются на его поиски, но оказывается, что им можно было воспользоваться только на Арафате. Здесь же — те же самые палатки, цистерны с водой, тот же медпункт. Каждый находит себе уголок, бросает сумку и тут же проваливается в сон. Снаружи воздух пыльный, тяжелый, удушающий; тиски жары все сжимают. В небе звездные узоры, напоминающие купол Харама или рассыпанный кускус. На иссушенных зноем охровых склонах гор зреют гроздья белых палаток.
Ни один человек из алжирской делегации не появился, чтобы собрать паломников вместе, рассказать им о том, что будет после Мина, сориентировать их в ритуалах. Так что верующие либо спят, либо в полном отчаянии бросаются в волны уммы. Мужчина прислоняется спиной к цистерне с водой, сев на корточки и развернув газету, которую он якобы читает. Под прикрытием ежедневника «Ан-Надва» он справляет нужду.
Пресса ведет подсчет числа паломников: согласно статистике, предоставленной министерством финансов, вукуф на Арафате выполнили 1 379 557 человек, из которых 762 755 — иностранцы. По старинному народному поверью на хадж должны собраться 600 000 верующих — это связано с традицией иудаизма, утверждающей, что Моисей вывел из Египта 600 000 своих соплеменников. Еще столетие назад такая цифра была бы правдоподобной, но сейчас поток паломников сильно увеличился.
Чтобы привезти их всех сюда, потребовалось 88 460 транспортных средств. Было продано полмиллиона почтовых марок, зафиксировано более девяти миллионов международных телефонных звонков, за один день роздано пять с половиной миллионов литров воды в пакетах. В этом году паломников-мужчин оказалось 59 процентов; они прибыли из 123 стран мира. Масс-медиа громогласно отмечали, как спокойно и мирно проходит хадж, ни словом не обмолвившись о погибших.
На улицах полно детей, они идут бок о бок. Захлебываясь пронзительными и яростными гудками, машины и автобусы пытаются проложить себе путь в толпе. Дорога — сплошная пробка. На каждом углу торговцы расхваливают свой товар. Туг же — прокаженный, лишившийся кистей рук из-за своей страшной болезни, и слепой, сидящий перед тарелкой, на которую сердобольные паломники бросают монеты. Но «герой» этого театра убогих, если судить по количеству поданной милостыни, — индиец, страдающий от слоновой болезни. Нога выставлена напоказ, пальцы на ней чудовищно раздуты. Повсюду шныряют коробейники, старающиеся всучить гостям Бога пластмассовые чашки и ножи, плитку, кипятильники. Время от времени слышится тоскливое блеяние баранов и коз, доживающих свои последние часы. Так как долина Мина куда меньше долины Арафата, то паломники едва не садятся друг другу на голову. Невозможно найти даже минутного уединения. Как такое количество людей может умещаться на довольно ограниченной территории, да еще каким-то образом перемещаться по ней — загадка для всех. Традиция утверждает, что по мере прибытия правоверных горы расступаются. «Мина, — говорил пророк, — подобна матке, если она оплодотворена, то милостью Аллаха она расширяется!»
Четыре часа утра. В темном небе плещется на ветру целое облако флагов. Армия индонезийцев под предводительством вожака с громкоговорителем гордо шествует впереди. «Аллах Акбар!» — выкрикивает он, и отряд правоверных, выбрасывая вверх руки и сжав кулаки, хором повторяет за ним: «Аллах Акбар!» Можно подумать, будто ты находишься на демонстрации. Эти мусульмане зовут своих братьев побивать камнями столб, символизирующий дьявола. Алжирцы хватают свои «патроны» и присоединяются к индонезийцам. Вид у них необычный — одновременно добродушный и воинственный. И сколько их, во всю силу легких скандирующих: «сатане уготованы камни», как это написано в Коране? Похоже, не меньше трехсот. Куда направляется этот тучный египтянин, которому трудно поспевать за остальными, эти яванцы с тяжелым взглядом и тонкими губами, этот одноногий, не устающий прославлять величие Аллаха?
Они идут к Мекке; длинная колонна людей тянется по скалистой дороге, по сторонам которой разбросаны маленькие дома и палатки. Это — дорога Джамарат-аль-акаба (горячие угли на склоне), так называют и камешки, что сжимают паломники, и столбы сатаны. Толпу охватывает волнение; лица многих влажные от слез и пота. Какая-то женщина бьется в истерике, заламывает руки; ее глаза совершенно безумны, а язык вываливается изо рта; она падает, прыгает, срывая с себя покрывало.
Вот и столб, состоящий из грубо обтесанных камней. Его высота около двадцати метров, диаметр — восемьдесят сантиметров. Его основание погружено в некое подобие бассейна, сделанного для того, чтобы обелиск устойчиво держался на склоне.
Столб «большого шайтана» (аш-шайтан аль-кабир) осаждают сотни паломников. На сатану обрушивается град камней, сопровождаемый яростными выкриками. Каждый должен бросить семь камней, затем отойти, приберегая оставшиеся сорок два для других идолов. Только как выбраться из океана разбушевавшихся хаджи? «Аллах Акбар! Аллах Акбар!» — нараспев повторяют воины Господа, в ярости преследуя носителя зла и бед. «Угли» ударяются о столб, отскакивают и попадают прямо по головам паломников. На чьем-то выбритом, блестящем в свете фонарей черепе уже красуется кровоточащая ссадина. Афганец, прикусив губы так, что по подбородку стекает красная струйка, с ненавистью, с безумным взглядом швыряет камни. Раздаются панические выкрики. Люди хотят уйти — астматики, инвалиды, измученные женщины, дети, старики… Они плачут, взывают о помощи, как потерпевшие кораблекрушение. Все напрасно. Их втягивает в водоворот, в самый центр толпы. Вот на поверхность «всплывает» искалеченное, раздавленное тело какого-то старика. Оно переходит из рук в руки, на краю дороги его ждет машина «скорой помощи». Этот человек погиб в битве, и он — мученик. Следом за ним волны уммы выносят на берег тело ребенка. Затем — молодого пакистанца.