Повседневная жизнь паломников в Мекке
Шрифт:
В 1804 году на оазис обрушивается ваххабитский ураган: могилы сметены с лица земли и даже погребение пророка осквернено; драгоценности и реликвии, украшавшие могилу, разграблены фанатиками, которые даже попытались разрушить зеленый купол. Население в ужасе бежало, в то время как улема вынуждены были подписать их собственное осуждение за неверность. Кофе запрещено, так как о нем ничего не было слышно во времена пророка. В 1813 году этот кошмар наконец заканчивается благодаря победе египетских войск и поражению Абдаллаха ибн Сауда. В 1861 году султан Абдул-Маджид восстанавливает и украшает могилу Мухаммеда. В 1908 году сюда протянута ветка железной дороги, соединяющая отныне Медину с Дамаском, что поначалу вызвало у населения большие надежды на дальнейшее быстрое развитие района, но эти чаяния быстро улетучились с началом Первой мировой войны.
Саудовцы вновь завладели
В I960 году интегристами, изгнанными Насером из Египта, был основан Исламский университет. И с 70-х годов старый город начинает сморщиваться и стягиваться, как шагреневая кожа. Спекуляция землей и недвижимостью постоянно растет. В 197 5 году цена за один квадратный метр в пригороде Медины достигла 2500 долларов США.
Худжра Медины остается самым почитаемым местом у шиитов. Поэтому, когда ваххабиты захватили оазис в 1925 году, это вызвало всеобщую забастовку в Иране, вынудившую шаха спешно отправить на место следственную комиссию. В 1931 году индийские шииты преподнесли королю Абдель-Азизу «пустяковую» сумму: ни много ни мало 50 000 фунтов стерлингов лишь за то, чтобы он сберег могилу Фатимы.
В 1981 году происходят столкновения между иранцами и саудовцами у стен самой святыни — могилы пророка. Итог — один убитый и множество раненых. Лишь в 1986 году хомейнистам удалось добиться права посещать кладбище Баки.
Несмотря на пыль и бетон, Медина остается городом пророка, и те чувства и мысли, которые этот город пробуждает в верующих, стирают все горькие воспоминания. Как трогательно паломники останавливаются под пандусом или у входа на простую автостоянку, заходят во двор какого-нибудь дома, отчаянно пытаясь найти то или иное место, где когда-то отдыхал посланник, увидеть ту или иную долину, где он молился! Его молельня в Кубе, заново отделанная, теперь более походит на зажиточное жилище в нео-мавританском стиле, затерянное где-то в оазисе. Бетонные колонны, аскетического вида мраморные стены, ковры и свет галогенных ламп напоминают салон большого отеля. Ниша, которая отмечала место, где пророк совершал поклоны, исчезла, как и колодец (вода которого сначала была горьковато-соленая, но стала пресной после того, как пророк в него плюнул). Мечеть Двух кыбл, то место, где Мухаммед отвернулся от Иерусалима и повернулся в сторону своей родины, выглядит не лучше первой. Она облицована плиткой, отделана штукатуркой и гипсом, что весьма гармонирует с соседними облезлыми лачугами. В четырех километрах к северу находится знаменитая траншея, которая спасла ислам. Теперь она скрыта домами со «слепыми» фасадами. Здесь нет и в помине тех оживленных улочек, где можно встретить веселых ребятишек и убеленных сединами стариков — персонажей, которые делают такими привлекательными восточные города. Все строго, торжественно, сурово и благочинно. Гора Ухуд хранит свой величественный вид, нависая над городом, как кулак. «Вершина, которая нас любит и которую любим мы», — сказал как-то о ней Мухаммед. У ее подножия расположились несколько домишек, рядом еще один пустырь: кладбище мучеников, тех, кто участвовал в той битве, в которой пророк чуть не расстался с жизнью. Ничего, ровным счетом ничего здесь не осталось от древних захоронений.
Дар небес, эта плодородная долина, опоясывающая гору Ухуд с востока, славилась когда-то своими фруктами, овощами, тенистыми рощами акаций, теперь же это всего лишь разоренная пустыня: автотрассы, мосты, паркинги и склады вытеснили высокие развесистые заросли мимозы и полмиллиона пальм, которые росли здесь еще в 1915 году. Полное и планомерное уничтожение всех мединских археологических памятников никак не задевает чувства верующих. Секрет этого неизменного, ничем не нарушимого спокойствия заключается в словах лучшего из людей, посланника Бога: «Посетивший меня после смерти — приход твой будет таким же, как если бы ты посетил меня при жизни!»
Чтобы уехать, надо снова поставить штамп в паспорте. Шофер-египтянин, отвечающий за пассажиров, берет за эту деликатную задачу вполне умеренную плату. Ночь налетает на город. Караван автобусов готов к отправлению в Джидду. Кондуктор старается получить обратно деньги, ту мзду, которую ему пришлось заплатить за наш отъезд. Два военно-пропускных пункта, остановка, чтобы выпить чая, сходить в туалет
Народу здесь заметно меньше, чем во время нашего прибытия, но это все те же люди. Обветренные, загорелые лица, разбитые, утомленные тела, дрожащие руки — усталые хаджи. Некоторые в ожидании свободного места хоть на какой-нибудь рейс, что маловероятно в настоящий момент, живут здесь уже около недели. Есть авиакомпании и турагентства, которые ни перед чем не останавливаются, чтобы продать билеты. Они уверяют паломника, что для него зарезервирован обратный билет. Из-за этого обмана в аэропорту подчас скапливается тысяча людей, которым была обещана поездка без всяких осложнений, а в результате они оказываются заперты в аэропорту без билета и денег. Эта проблема приняла такие размеры, что саудовские власти рассматривают вопрос о мерах наказания виновных компаний.
Некоторым верующим приходится ждать иногда по три недели, прежде чем им удается вернуться домой. Многие заболевают. Лежа на кусках грязного картона, они стонут часами, но никто на них не обращает внимания. Горы чемоданов и баулов загромождают проходы. Огромные канистры, в которых находится драгоценный напиток Земзем, можно увидеть повсюду. Обещание набожного опьянения.
Атмосфера совершенно фантастическая. Умма хранит молчание. Каждый погружен в себя. Читают ли они, спят или молятся, но мыслями они уже дома, там их будут встречать как героев. А они будут одаривать всех фесками, ведь это такое счастье иметь феску от самого хаджи! Они покидают Мекку без всякого сожаления. Разве и пророк не покинул ее окончательно? «Ислам, — говорит Мухаммед, — начинает распространяться, а закончится он так же, как начался». Поэтому надо рассеиваться по миру, разветвляться от единого корня уммы, растекаясь по всей земле.
Проверка документов, проверка багажа, просвечивание. Военные отдают честь каждому пассажиру и дарят ему экземпляр Корана Медины.
Аэропорт Руасси Шарль де Голль, 7.30 утра. Проверка проездных документов под тусклым неоновым светом. Холодно. Паломники толкаются, спеша к выходу. Толпа женщин, шумные дети, бородатые мужчины — все они ждут приезжающих. Кто-то держит в руках любительскую камеру, кто-то вынимает одеколон. Когда же появляется первый пожилой хаджи, весь аэропорт взрывается аплодисментами и приветственными возгласами. Как будто мы оказались на магрибинской свадьбе. Крики, смех, обмен приветствиями несутся со всех сторон, создавая веселый хаос под снисходительными взглядами полицейских. Мы спрашиваем таможеника, что он думает обо всем этом. «А! Теперь мы уже к этому привыкли!» — бросает он весело.
Часть четвертая
ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ
Глава 24
Будни Мекки
«Гость есть гость, даже если он задерживается у тебя на зиму, а потом остается и до лета», — гласит алжирская пословица. После отъезда гостей Бога Мекка вновь погружается в свою провинциальную дремоту, в свои привычные будни, вновь начинает жить ожиданием следующего паломничества. Ей надо отдышаться, успокоиться. Обходы вокруг Каабы продолжаются. Мутаввифы и торговцы следуют за потоком людей. Как только уехал последний хаджи, толпы мутамир(тех, кто осуществляет умра) заполняют Харам. Все те, кому не удалось получить визу для совершения большого паломничества, или те, кто боится связанных с ним непредвиденных трудностей, стекаются на малое паломничество, гораздо более легкое и удобное. Есть возможность выбрать, где остановиться, да к тому же это теперь гораздо дешевле. В каком-нибудь скромном отеле заповедного города, в одном из немногих, что там еще сохранились, можно даже найти отдельную комнату с душем и телевизором, и всего за 200 франков в день. При этом проход к матафу сильно облегчается и каждый может выполнить свои религиозные обязательства без всякой спешки.
По сути, нет никакой разницы между неделей хаджа и месяцами умры, если не считать того, что на хадж собирается куда больше верующих и церемонии проводятся, так сказать, гораздо интенсивнее. Религиозная практика не зависит от периодов наибольшей или наименьшей активности верующих. В связи с этим можно смело утверждать, что хадж представляет собой как бы разросшуюся умра и месяц зу-ль-хиджа — это апофеоз года, его пик. Как тонко отмечает имам аль-Газали, малое паломничество постепенно вводится в большое, точно так же, как малое омовение является частью полного очистительного ритуала. После окончания хаджа мать городов как бы сжимается, и теперь столица ислама — это лишь центральный округ Хиджаза. Мекка обретает свой привычный вид.