Повседневная жизнь в Венеции во времена Гольдони
Шрифт:
…весьма многолюдный, продлившийся до девяти утра; он проходил в приемной, дабы повеселить сестер; на нем танцевали немало благородных кавалеров и дам, множество читтадини, аристократов, и в том числе несколько господ весьма сурового нрава; музыканты играли на самых разных инструментах, освещение было великолепно, щедрые устроители бесплатно угощали пирожными. [531]
В приемной монастыря Санта-Клара, куда Гаспаро Гоцци однажды прибыл в приятном обществе сестры Анджелы Рафаэллы Марии, готовили шоколад и оладьи; там всегда царили смех, песни, флирт и чувственность без удержу: «Больше всего мне понравилось, что все женщины захотели поцеловать сестру; а чтобы губы их проникли через решетку, они вытягивали их трубочкой; то же самое делала сестра, и это являлось зрелищем поистине очаровательным». [532] Совет десяти предпринимал различные меры, чтобы разоблачать «грехи», процветавшие в «священных храмах», превращенных в места «отдыха», посещаемые масками, иностранцами и людьми с нечистыми намерениями.
531
Notatori, IX.
532
Istoria del viaggio della Mira, Lettre `a S. Mastraca, in: Scritti scelti di G.G, a.c. di M. Fubini. Torino, UTET, I960, p. 692.
Из
Давать ли образование Луизе?
Видения идеальной монастырской жизни посещают, скорее всего, мужчин. Девушки же, несмотря на все предостережения, стремятся выйти замуж. Живительный венецианский воздух омолаживает: английский консул Смит в восемьдесят два года женился на сорокалетней, а Сакки, главный комик театра Сан-Самуэле, будучи «почти восьмидесятилетним стариком», страстно влюбился в свою юную премьершу Теодору Риччи, уже шесть лет пребывавшую «под покровительством» Карло Гоцци. [534] Однако если муж был в возрасте, можно было рассчитывать вскоре стать вдовой, то есть получить статус, позволявший распоряжаться своим имуществом, не став жертвой пересудов, а также совершать всевозможные сумасбродства, не утрачивая респектабельности. Гольдониевские вдовы редко бывают безутешны, в основном они «хитры» и «остры на язык»; они отдают деньги под проценты, успешно играют в лото, [535] сами правят лодкой своей жизни и с большой осторожностью, вытекающей из предыдущего жизненного опыта, рассматривают возможность повторного брака.
533
Pilati di Tassulo, 1776, in: D. Casanova. Histoire de ma vie… vol. IV, chap. II, I, 720.
534
M'emoires inutiles, 331.
535
Ревнивицы, I, 6.
Более важным для многих венецианок XVIII в. становится стремление получить, наравне с мужчинами, достойное образование. «Мужчины отстранили женщин от учения, поэтому женщины не умеют и не хотят отстаивать свои права», — заявляла Арканджела Таработти еще в XVII в., адресуясь к Джованни Баттиста Торретти в своей «Антисатире на пристрастие женщин к роскоши»: вместо того чтобы увешивать женщин дорогими безделушками и золотыми украшениями, одевать в дорогие ткани, а затем взваливать на них всю вину за разрушение семей, лучше было бы образовать их ум и вызволить из тьмы невежества. Гольдони развивает эту идею: в комедии «Умная женщина» Арлекин, примостившись возле котла с полентой, грезит о молодой прачке, соблазненной и брошенной молодым человеком. Однако девица призывает на помощь все свои познания, знание законов и ораторские способности, коими она обладает благодаря знакомству со студентами Павийского университета, которым она крахмалила рубашки, и мстит обидчику. Познав «различные науки», а также приобретя «способность постигать характер других людей», она смогла сама выступить в свою защиту. Она обращается с обвинительной речью к членам семьи неверного жениха, и в конце концов изменник покидает свою новую возлюбленную и женится на умной девице. Подобный пример, несомненно, должен был взбудоражить умы нерешительных мужчин. Следует также вспомнить, что в 1723 г. в университете города Падуи был устроен диспут на тему, стоит ли делать образование доступным для женщин. Ответы, полученные во время диспута, были достаточно ясными: самые большие оптимисты полагали, что обучать необходимо только некоторых женщин, но никак не всех, а самые большие пессимисты предостерегали Республику от «ученых дам» и упорно предлагали оставить женщин в их прежнем, сиречь необразованном, состоянии. [536]
536
E. Ravoux Rallo. La Femme `a Venise… p. 208–209.
Самые консервативные продолжали настаивать на том, чтобы воспитание девочек осуществлялось «на контролируемом пространстве отеческого дома». [537] Наиболее осмотрительные — или, если угодно, лицемерные — утверждали, что самих женщин домашняя работа привлекает больше, чем книги. Все готовы были согласиться, что воспитание девочек нельзя пускать на самотек и не следует доверять их невежественным кормилицам, питавшим их не только своим молоком, но и своими бабьими глупостями. «Какая мать отважится приложить ребенка к груди неотесанной, злонравной и развращенной особы?» — грозно вопрошал Джузеппе Антонио Костантини около 1750 г. [538] Вопрос этот звучит во многих комедиях Гольдони, особенно когда автор хочет заклеймить дурных служанок. Однако свободный, открытый доступ к сокровищам культуры, к наукам — это все же несколько иное дело. Гаспаро Гоцци, к примеру, без всяких оговорок обвиняет «злокозненных мужчин в готовности отобрать у женщин даже заслугу приумножения населения земного», приветствует вакханок за убийство записного женоненавистника Орфея и хочет, чтобы перестали прятать книги, «рассказывающие правду о женщинах». [539] Он называет женщин самыми многоречивыми болтуньями на свете и одновременно «самыми организованными, энергичными и убежденными» [540] и напоминает им, что in fine {8} они только выиграют, ежели будут вести себя «чуть-чуть серьезнее». Но в целом он отмечает у них не слишком много достоинств, главное из которых — это удивительное природное чутье, позволяющее им улавливать противоречия в характере мужчины и в обычаях и традициях общества (этим чутьем щедро наделена гольдониевская Розаура); еще у них есть великое преимущество: «им надо учиться всего лишь… подражать мужчинам». В конце концов он выражает уверенность, что даже если мужчины станут посвящать себя заботам по дому, женщины все равно вернутся к занятиям домашним хозяйством, а следовательно, надо предоставить заниматься образованием женщин самим женщинам.
537
E. Beretta. Principi du filosofia cristiana sopra lo stato nuziale ad uso delle donzelle nobili. Padoue, Comino, 1730, p. 262.
538
Lettere critiche, morali, scientifiche ed erudite, 1743–1756. Venise, Savioni, 1794.
539
Osservatore veneto, 27 juin 1761, Malignit'e des hommes contre les femmes, n° XLII, Milan, Rizzoli, 1965, p. 272.
540
Ibid, 19 mai 1762, Rem tene, no XXVIII, p. 164.
Гольдони,
Элеонора. Я не увлекаюсь чтением, не знаю многих вещей. Зато я живу честно и подчиняюсь воле отца; если он захочет выдать меня замуж, мне больше ничего и не надо.
Розаура. Вы выйдете замуж с закрытыми глазами?
Элеонора. Отец будет смотреть в оба за нас двоих.
Розаура. А если вам дадут мужа, который вам не понравится?
Элеонора. Я буду обязана жить с ним.
Розаура. О нет, дорогая сестра, не говорите так, в этом нет ничего хорошего. Брак должен означать любовь, согласие и милосердие. Надо выходить замуж за того человека, который вам приятен, который вам нравится, вам подходит; а иначе это будет настоящий дьявол, дьявол… [541]
541
Отец семейства, 1751,1,18, ed. Bettinelli, a.c. di Scannapitro. Venise, Marsilio, 1996, p. 162.
Розаура из этой пьесы черпает свою мудрость в книгах, но это не прибавляет ей свободы. Ибо время читать и размышлять Розаура находит, когда живет у тетки, очень похожей на настоятельницу монастыря, то есть пребывая в «убежище», защищенная от окружающего ее мира. Именно это преимущество обычно и давал девушкам монастырь. Как это ни грустно, но надо сказать, что Арканджела Таработти могла писать много и интенсивно только потому, что жила в монастыре. С этой диалектикой сталкивались все женщины, решившие заняться самообразованием.
Многие отмечали появление в местах собраний и академических дискуссий ученых дам, как патрицианок, так и читтадинок; этих же дам можно было встретить и в самых популярных местах города. Существовал даже «Домик амазонок», особняк с весьма красноречивым названием, который содержали несколько богатых и знатных патрицианок; в 17б4 г. они даже принимали там герцога Тосканского. Практически каждой благородной даме нужен был собственный «домик». Некоторые были предназначены для «развлечений», как, например, «домик» Марии Сагредо на калле Валларезо, расположенный прямо напротив дома ее мужа; в этом «домике» разворачивался любовный роман одного иностранного священника и жены конюха сей дамы. В конце века в Сан-Кассиано располагался «литературный домик» Изабеллы Теотоки Альбрицци, где бывали величайшие умы того времени: поэты Уго Фосколо и Ипполито Пиндемонте, профессор Падуанского университета, знаток греческого и еврейского, переводчик мифического Оссиана Мелькиоре Чезаротти, скульптор Канова. Литературным пристанищем был и «домик» возле Сан-Дзулиана, принадлежавший Катерине Дольфин Трон, который она содержала с помощью некоего гондольера. Лукреция Нани принимала на калле дель Ридотто, Елена Приули, супруга прокуратора Веньера, возле моста Бареттери, Джустина Ренье Микьель, та самая, которая впоследствии напишет историю венецианских праздников, возле Сан-Моизе. [542] Можно также говорить о настоящем «взрыве» литературной и научной женской продукции. В общем потоке литературных публикаций века на долю венецианок приходится около сотни, большинство из которых датируется 1725–1730 гг., в то время как в XVI и XVII вв. число их едва достигает четырех десятков. В этом заключается некий парадокс, ибо основное число научных публикаций уроженок Венеции приходится именно на XVII в. Впрочем, это лишь доказывает, что бурное стремление венецианских красавиц XVIII в. к культуре имеет под собой прочные корни.
542
E. Zucchetta. Antichi ridotti Veneziani…
Однако процесс приобщения женщин к культуре развивался не сам по себе. О том свидетельствует путь к знаниям, пройденный Луизой Бергалли, дочерью пьемонтского ремесленника, супругой Гаспаро Гоцци. С самого начала у Луизы было все, что позволяло девушке ее звания сделать литературную карьеру: ум, одаренность, интерес отца к культуре и его стремление дать дочери хорошее воспитание, покровительство патрицианских семей. А главное, ее поощряет добросердечный и искренний литератор Апостоло Дзено — обладатель звания императорского поэта в Вене, инициатор реформы оперы-сериа задолго до Метастазио, активный сотрудник, а затем и руководитель одного из первых толстых венецианских литературных журналов — «Журнала итальянской литературы», основанного в 1710 г. Луиза пишет быстро и много, особенно в 1730-е гг., и Дзено, прочитывая все ее труды, дает им свою оценку. Сочинения девушки приобретают известность: либретто для опера-сериа, написанные по образцу своего наставника Дзено, трагедии, комедии характеров… Разумеется, шедевров среди них нет. Однако и либретто, и, главным образом, трагедия до сих пор крайне редко привлекали к себе внимание женщин-писательниц: они предпочитали поэзию, причем в духе Петрарки, развивая ее аркадское направление; в области театра они обычно избирали гибридный жанр пасторали, населенный пастушками, сатирами и нимфами. Трагедия, возвышенный жанр, где царят жестокость, смерть, тирания и государственные интересы, традиционно предназначалась для авторов-мужчин. Луиза решительно ломает устоявшиеся рамки и, более того, намеревается реформировать трагедию. Комедии ее также нельзя назвать импровизациями любителя — в них чувствуется превосходное знание истории театра, и в частности произведений Теренция, которого она в 1727–1731 гг. переводит полностью. Луиза разрабатывает новый стиль письма, утверждает себя как профессиональный литератор. Одновременно она становится рупором и защитницей женщин-поэтов всех времен и народов и, в частности, публикует несколько антологий, где соединяет стихи поэтесс прошлого с сочинениями своих современниц.
Но с 1738 г. напористая, активная деятельность Луизы постепенно принимает более скромные масштабы: она занимается в основном переводами (Расина), немного пишет для театра, но не создает ничего примечательного. Причина? Замужество. Факт сам по себе парадоксальный, ибо супруг ее, Гаспаро Гоцци, принадлежит к высокообразованной семье, подарившей миру великих венецианских писателей XVIII в., семье, где женщины увлечены серьезным чтением и литературным творчеством. Вилла Гоцци в Визинале была своеобразным центром интенсивного обмена мнениями по вопросам культуры, «приютом поэтов», как ее называли; Луиза часто бывала там еще до замужества, но уже окруженная ореолом литературной славы. [543] Встреча будущих супругов прошла под знаком духовности и интеллектуального равенства. И все же превосходство Луизы было очевидно с самого начала: ей тридцать пять, за плечами успешная карьера, ему двадцать пять, он восхищен ею и желает ее. Однако ни восхищение, ни желание не могут уничтожить разницы в социальном положении; Гаспаро даже не осмеливается рассказать о своей страсти матери:
543
P. G. Begotti. Aspetti socio-economici della presenza dei Gozzi a Visinale, in: G. Gozzi. Il lavoro… p. 19 sqq.