Повторение пройденного
Шрифт:
Я направился в школьный двор. А Надюшка и другие ребята остались у ворот. Около школьной двери какой-то юный философ, лет пяти от роду, возился с котенком.
Заметив меня, он произнес:
– Дядя, а ты думаешь, котенок сам родился? Его мама-кошка родила! Вот!
...В этот день я трижды слушал рассказ об одной и той же истории.
Первый раз - из уст Антонины Ивановны, директора школы, которая, как я узнал, по очереди беседовала с родителями учеников 8-го класса "Б". Я попал к ней третьим. До меня у нее уже побывали две матери.
– Понимаете ли, случай неприятный, - говорила Антонина Ивановна, и уже по ее первым словам я понял, что по телефону со мной разговаривала не она.
–
В кабинет вошла женщина - молодая, сухонькая, немного сутуловатая, с острым лицом. Она с любопытством взглянула на меня.
– Вот как раз Лидия Викторовна, - объяснил директор, - а это...
– Да, да, знаю, мне уже сказали, - перебила ее Лидия Викторовна и довольно подробно повторила мне то, что я уже слышал от Антонины Ивановны.
– И вообще, - добавила она, - ваша Надя стала в последнее время довольно замкнутой. Я убеждена, здесь сказывается влияние этого лоботряса Игоря. Он старше всех в классе и хочет казаться умником. Он, видите ли, даже знал, что сегодня встречают какую-то делегацию! А у них с вашей Надей какие-то, я бы сказала, странные взаимоотношения... И вот...
– Ну что вы!
– Антонина Ивановна встала из-за стола.
– Не надо преувеличивать, Лидия Викторовна. И потом, говоря объективно, Игорь...
– Не убеждайте меня! Не убеждайте!
– упрямо повторила учительница. Вы считаете Игоря способным, а для меня он переросток, дурно влияющий на весь класс, в том числе и на старосту. Нечего тут скрывать...
Я совсем опешил.
– И уж если говорить начистоту, - продолжала Лидия Викторовна, - то я не понимаю, какая может быть дружба, говоря языком Антонины Ивановны, у пятнадцатилетней девочки и семнадцатилетнего верзилы.
– Папочка! Ну как же ты не понимаешь!
– говорила мне дома Надюшка. Ну неправа же она, Лидия Викторовна, неправа! Он совсем не про нее "дура" написал, а она пристала, отняла силой тетрадку и выгнала его из класса. А потом он пришел, извинился и говорит, что слово это совсем не в адрес ее, Лидии Викторовны. А она ему в ответ: мол, слово "дура" женского рода, а не мужского, и потому она прекрасно понимает, к кому оно относится. А он ей говорит: "Разве только вы в классе женщина, чтобы на себя это принимать?" А Лидия Викторовна опять: "Конечно. А кто же здесь еще женщина?" Глупо! Как будто девочек в классе не было. Ну тут он, конечно, неправильно поступил. Сел за парту и говорит: "Вот действительно дура!" А она услышала и закричала: "Вон из класса! Лишаю тебя до конца года права посещения моих уроков!" Только он не нарочно так сказал! Честное слово! Нечаянно у него сорвалось! Он сам объяснял нам потом, что и не хотел совсем так говорить. А когда урок кончился, как-то так получилось, что все решили больше не ходить на историю. Потому что неправа она, Лидия Викторовна! Правда, мы говорили с Люсей - она председатель нашего отряда, - что, может, не надо так. А мальчишки говорят: "Мы вас презирать будем, если останетесь!" Ну как же мы могли! Неужели ты не понимаешь? И потом же мы не просто гулять пошли... Мы в Шереметьево...
– Какие же мальчишки?
– Ну какие. Всякие...
– А все же, кто именно?
– Игорь, например, - произнесла Надюшка и опять добавила: - Ну не могла я иначе! Правда, не могла!
– Это тот самый Игорь, который учительницу... дурой обозвал?
– Да... то есть нет, - поправилась Надюшка.
– Он же не про нее написал, я говорила тебе. Это потом он сказал...
– Он второгодник?
– Почему второгодник? Просто он старше нас на два года. Он в детстве болел полиомиелитом. И два года пропустил. У него и сейчас еще рука плохо двигается...
– Ну, а ты? Как ты относишься к нему?
– Как? Никак! Мы просто дружим. Он, честное слово, хороший. Только откровенный слишком. Прямо все говорит, как есть. Если хочешь знать, даже когда Сталина стали критиковать в газетах, он прямо учительницу спросил, а она говорит: "Не знаю". А он: "Вы же газеты читаете? Что вы думаете о культе?" А она ему: "Эта тема не для вас!" Вот с тех пор она и придирается к нему. И он ее не очень любит... А вообще-то ты не волнуйся...
– Я и не волнуюсь.
– Нет, я почему говорю...
– продолжала Надюшка.
– По истории мы нового ничего не проходим. Так, повторение пройденного...
– И что же вы сейчас повторяете из пройденного?
– По истории? Отечественную войну сорок первого - сорок пятого годов.
– И как?
– Что - как?
– не поняла Надюшка.
– Что - как?
– повторила она почти испуганно. Видимо, все случившееся всерьез озадачило и взволновало ее.
– Как она, Лидия Викторовна, объясняет вам то самое пройденное? Хоть интересно, например, тебе?
– Н-нет!
– призналась Надюшка.
– Как в учебнике... Это мы и сами можем прочитать... Ты только... Папочка! Не говори, пожалуйста, маме! Да?
– Ладно, не скажу, - пообещал я.
– А насчет повторения пройденного...
ГОД 1940-й
Это был дом в тихом московском переулке. Очень шумный, беспокойный дом в очень тихом переулке у Кировских ворот. Не знаю, может быть, и верно, что когда-то, давным-давно, до революции, он принадлежал какому-то знаменитому московскому купцу, торговавшему чаем. Это нас не волновало. Мы знали другое: вот уже почти четыре года этот дом был заветной несбыточной мечтой московских мальчишек и девчонок. Несбыточной потому, что он был единственный в Москве, и даже, может быть, во всей стране. И попасть в него было труднее трудного.
А мы попали. И мы ходили сюда, как в свой дом. Мы были горды и счастливы необыкновенно...
– Мальчик, а мальчик! Подожди!
Я остановился. В коридоре ко мне подбежала девчонка, ниже меня ростом, без пионерского галстука. Я еще удивился: "Почему без галстука?" В Дом пионеров все приходили с галстуками, если не считать взрослых и самых старших ребят.
– Это твои стихи в "Пионерке" вчера напечатаны?
– Да, а что?
И в самом деле - что? Вчера стихи в "Пионерке" - верно. И на той пятидневке были стихи. И в прошлом году. И в позапрошлом. Я уже три года печатаюсь. На то и деткор!