Пояс жизни
Шрифт:
«Вошли в облачный слой, — отметил про себя Батыгин; он должен был думать, думать, чтобы не потерять контроль над собой и победить возрастающую тяжесть; о чем угодно, но думать. — Скоро земля… Нет… Венера? Как сказать?.. Можно ли назвать грунт на другой планете землей?»
Тренированный мозг победил, мысли вновь обрели ясность и четкость. Приборы обнаружили большое количество водяного пара в тропосфере и трехпроцентное содержание кислорода… Серые губы Батыгина дрогнули — он попытался улыбнуться. Значит, он не ошибся в главном… Только бы посадить звездолет…
Молочная мгла отступила от экрана телевизора и потом вновь нахлынула.
«Скорей бы, — подумал Батыгин, — скорей бы все это кончилось». Но прошел час-второй, а мгла по-прежнему клубилась перед ним на экране.
И вдруг сквозь ее пелену, казавшуюся нескончаемой, проступило что-то темное. Локаторы давно уже нащупали твердую поверхность планеты. Неужели — она?!.. Через несколько мгновений Батыгин уже не сомневался, что он первым — самым первым из людей — увидел поверхность Венеры.
На экране она казалась странной — словно была сделана из темного стекла, и Батыгин совершенно некстати припомнил им же самим отвергнутую гипотезу о пластмассовом твердом теле Венеры…
Он всматривался в экран, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее земные картины, но та же темно-стеклянная равнина плыла перед ним… Внезапно — будто рябь проступила на идеальной глади — что-то заставило ее сморщиться, сгуститься в этом месте, но видение тотчас исчезло…
Всего на несколько секунд перевел Батыгин глаза на показатели приборов, но когда вновь взглянул на экран — глазам своим не поверил: от прежней стеклянной глади не осталось и следа… Он уже знал — приборы отметили это, — что звездолет промчался над обширным водным пространством, но теперь на экране виднелась черная, в морщинах земля. Да — земля! Иначе Батыгин не мог это назвать. А рябь — рябь была островами в океане…
Звездолет все уменьшал скорость, возрастала нагрузка на организм, и на какое-то мгновение Батыгин вновь потерял сознание. Придя в себя, он заметил, что счетно-решающие устройства уже дали команду приземляться, и опять провалился в темноту…
Лишь немногие, смогли перенести посадку, не теряя над собою контроля. Когда звездолет замер, опустившись на поверхность, Виктор нажал клавиш телефона и позвал Батыгина. Ответа не последовало.
— Плохо ему, наверно, — сказал в аппарат Денни Уилкинс. — Надо пойти к Батыгину.
Врач тоже не откликнулся.
Виктор и Денни Уилкинс встретились в узком проходе, ведущем в каюту управления и, поддерживая друг друга, вошли в нее. Батыгин неподвижно лежал, пристегнутый широкими ремнями к своему ложу, и крупная голова его с пышной седой шевелюрой была откинута на тугую резиновую подушку.
Денни Уилкинс взял Батыгина за руку и нащупал пульс.
— Обморок, — сказал он.
Виктор, не отвечая, достал из аптечки шприц и сделал Батыгину укол.
Потом, уставшие, они сели рядом на пол.
Через несколько секунд Батыгин открыл глаза. Он взглянул на приборы, потом на Денни Уилкинса и Виктора со шприцем в руках и все понял.
— Молодцы, — сказал он. — Поздравляю с прилетом. Как остальные?..
— Николай Федорович! Николай Федорович! — послышался в аппарате слабый голос Безликова.
— Все в порядке, — ответил Батыгин. — Помогите соседям, если они без сознания… Увеличьте подачу кислорода в жилые помещения, — попросил он Виктора и Денни Уилкинса и показал на регулятор подачи…
Вскоре все участники экспедиции пришли в себя, и каждый сообщил Батыгину, что готов приступить к исполнению служебных обязанностей.
Батыгин включил всю переговорную сеть звездолета, и сразу во всех каютах прозвучал его голос:
— Поздравляю всех участников экспедиции с прибытием на Венеру!
Кто-то крикнул «ура», и легкий возбужденный гул заполнил телефонный аппарат Батыгина.
Виктор заспешил к себе в каюту, и хотя, казалось бы, ничего не изменилось, от ощущения неподвижности у него слегка кружилась голова… Костик почти упал в объятия Виктора, и Безликов сдавил его плечи богатырскими ручищами, и астрозоолог Шатков прокричал что-то восторженное… Но через полчаса возбуждение сменилось усталостью, апатией, и участники экспедиции один за другим разошлись по своим местам…
Врач, утомленный не менее других, включил свой телефон в переговорную сеть.
— Товарищи! — ему приходилось напрягать все силы, чтобы голос звучал уверенно и громко. — Товарищи! Почти два месяца мы жили при резко сниженной по сравнению с Землею силе тяжести. Наша мускулатура разленилась, привыкнув к невесомым предметам, к легкости движений, и ослабела. На Венере все вновь обрело почти земную тяжесть, и ослабевшие мускулы не справляются с нагрузкой… Через несколько дней все войдет в норму.
К вечеру все немного ожили (к вечеру — в буквальном смысле, потому что на Венере стемнело) и собрались в кают-компании у накрытых обеденных столов. Дежурные по звездолету, на долю которых выпала самая большая нагрузка, — они не могли отдыхать, им нужно было кормить экипаж, — постарались на славу…
Но, как ни велико было желание отпраздновать прилет на Венеру, никто не спешил усаживаться за стол. Батыгин сообщил, что при осмотре окрестностей с помощью телеприборов обнаружено ровное каменистое плато, прорезанное ущельем, и гряды темных скал: ни малейших признаков жизни не замечено. И хотя все ожидали именно этого, полное отсутствие жизни все-таки огорчало: в душе все надеялись на иное… Анализ воздуха показал, что в приземных слоях венерской атмосферы содержится не 21 % кислорода, как в земной, а всего лишь 6 %.
— Ничего не поделаешь! Выходить придется в кислородных масках, — заключил Травин.
— Могло быть и хуже, — сказал Виктор. — Но теперь мы наверняка сможем преобразовать планету. Вот что важно!
После праздничного ужина, прежде чем все разошлись по своим каютам, Батыгин предоставил слово врачу Нилину, и тот еще раз напомнил всем участникам экспедиции, что на Венере, в новых незнакомых природных условиях, возможны непредвиденные психические отклонения от нормы, и призвал строго контролировать свои поступки…