Поймать молнию
Шрифт:
Рената посмотрела вниз. Чистая вода весело ниспадала водопадом. Это был не грохочущий водопад, но равномерная струя воды. Звук ее был усыпляющим. Но по мере того, как они спускались дальше в долину, он становился громче.
Рената по-прежнему хранила молчание, и Джейк не знал: хороший это или дурной знак. Они спускались по склону. Рената полностью расслабилась в его руках. Она смотрела в воду, словно ей уже полюбилось это место так же, как и ему, а его воспоминания стали ее.
– Что мы здесь делаем? – Наконец подала она голос, когда он поставил ее на ноги
Джейк не отвечал ей. Он не знал, зачем принес ее сюда. Он увидел своего отца, и это всколыхнуло в нем массу воспоминаний – в большинстве своем болезненных… но не все они причиняли боль. Он помнил это место, и то, как они вместе с отцом скакали по всему ранчо. Он вспомнил медленно развивающееся ощущение причастности к этим местам, которое потом было так мучительно терять. С годами воспоминания о Коринне и ее вероломстве заслонили все остальное, и он наконец почти забыл прекрасные мгновения детства.
Рената посмотрела ему в лицо. Ей всегда трудно было что-либо прочитать в нем, а теперь она и вовсе не могла сказать себе, что у него на душе. Темные глаза его были полуприкрыты, рот сжат. Наверное, пришло время сказать ему о младенце. Она была уверена, что носит в себе его ребенка. Но станет ли он счастливым при этом известии? Захочет ли он, чтобы она осталась?
Возможно, ему совершенно безразличен ребенок, а это разобьет ей сердце. Поэтому она колебалась и была не в силах отвести взгляд от его лица.
– Ребенком я часто приходил сюда, – тихо сказал Джейк. – Поплавать и подумать. – Он посмотрел на воду. – Кажется, что все изменилось, но это место осталось прежним. – Голос Джейка звучал как-то странно, печально.
Рената ясно представила себе Джейка в детстве – как он сидит на берегу речушки, одинокий и молчаливый. Значит, он и в детстве был одинок? И не спрашивая, она знала, что так и было, и оттого, что она поняла это, у нее защемило сердце.
Она ему не нужна. Она смотрела на его стоическое лицо: и ей стало больно от сознания этого. Несколько недель подряд она морочила себе голову, потому что хотела поверить в то, что это правда. Что же она была за дура, если поверила, что такому человеку, как Джейк, нужна легкомысленная девушка, вроде нее. Ему никто не нужен, и уж она – меньше всех.
Но отцу она и в самом деле нужна, и, ощутив внезапную тяжесть на сердце, Рената поняла, что ей надо делать. Ей надо оставить Джейка и выйти замуж за Персиваля, и тогда отец ее будет спасен от разорения. Она очень просто сможет решить все проблемы отца… и она это сделает. Это – единственное, что она сможет сделать для человека, который дал ей все.
И тогда Джейк склонился к ней и поцеловал ее – легким, словно вопрошающим поцелуем. Словно он пробовал ее на вкус. Руки его легко лежали на ее плечах, а когда она не шевельнулась, он обвил ее руками и поцеловал крепче.
Она отвечала ему сначала осторожно, но вскоре отбросила нерешительность и обняла его за шею, растворяясь в этом зовущем тепле. Она нащупала его затылок и погрузила пальцы в шелковистые волосы. Язык ее глубоко проник в рот Джейка. Она была вознаграждена его тихим гортанным стоном, и Джейк с сокрушительной силой прижал ее к груди.
Вот так все получалось с Джейком. Ему требовалось всего лишь прикоснуться к ней, и она забывала обо всем на свете. Он целовал ее, а она прижималась к нему всем телом. Он положил руку ей на грудь, и она застонала, всем своим нутром и душой ощущая жар и настойчивость его прикосновений.
Джейк положил ее на мягкую траву на берегу тихо бегущей реки и покрыл поцелуями. Его губы оставляли метку на нежном горле, на теле, которое он медленно обнажал, расстегивая темно-коричневое платье. Он не торопился, но ценил, как сокровище, каждую ласку, каждый миг. Он медленно снял с нее платье и тонкое белье, пока она почти не обезумела от страстного желания принять его к себе.
Джейк хотел видеть ее всю, каждый дюйм шелковистой кожи, каждый прекрасный изгиб и золотисто-рыжие волосы, освещенные солнцем. Она не спускала с его лица зеленых глаз, и когда он наклонил голову и провел языком сначала по одной груди, а потом по другой, она застонала. Она ничего от него не скрывала, ни своей безумной страсти, ни жаркого отклика на его ласки.
Она помогла ему снять штаны из оленьей кожи и принялась так же внимательно рассматривать его, как он – ее. Рената провела рукой по его бедрам и поцеловала шрамы на плече и вдоль рук. Сейчас они стали бледнее, почти незаметными, но Рената знала каждый дюйм его тела, как свое собственное. Каждый шрам, каждый мускул.
Они изучали друг друга не как незнакомцы, не так, как если бы они видели друг друга впервые, но с ощущением, что это было, может быть, в последний раз.
Джейк приподнялся над ней, удерживаясь на согнутых локтях и выдержал ее сильный взгляд. Они смотрели друг на друга, когда он вошел в нее – в теплую призывную сердцевину.
Она подняла бедра, чтобы провести его к себе. Он двигался медленно, нарочито, желая продлить их единение. Когда его жезл глубоко и полностью погрузился в се тепло, она закрыла глаза и глубоко вздохнула. И замерла на мгновение.
И вдруг Джейк понял, что она делает. Она увековечивает в памяти аромат воздуха, звук водопада, ощущение его внутри себя. Она увековечивает совершенный миг, и тогда Джейк понял, что она собирается оставить его.
Он захотел ее возненавидеть за это, но не смог. Слишком далеко зашла его любовь к ней. Она завладела его душой и сердцем и всегда будет владеть ими. Он потерялся в ее теле и на миг забыл, что она больше ему не принадлежит.
Он почувствовал, как она вздрогнула и выкрикнула его имя. Он поймал этот крик губами. Души и тела их слились, они отдавали друг другу все, что у них было, превращаясь в единое существо. И оно отвергало остальной мир.
Джейка сотрясали конвульсии, он прижимался к ней ртом, не умея быть нежным с этой мягкой женщиной, не умея сдержать свою взрывную страсть.
Как бы там ни было, он уже не сможет быть прежним. Так долго оберегаемое им сердце кровоточило, как свежая рана… Которая никогда не зарастет.