Поймать ночь
Шрифт:
– Как скажешь, Таб. Надеюсь только, что твоя сес…
Его слова прервала откашливающаяся Брайд.
– Табита знает, что делает, Вэйн. Да, Табби?
– Обычно нет, но это и хорошо. Правда.
Валериус еще раз продал бы душу за возможность читать мысли Вэйна.
– Вэйн, можно с тобой поговорить, с глазу на глаз?
Брайд вылила соус Табаско на устрицу.
– Выйдешь из-за стола, мистер Катталакис, и окажешься в буквальном смысле в собачей конуре, до конца недели, я серьезно. И еще, я натравлю на тебя
Вэйн съежился.
– Как бы я не хотел тебе помочь, Валериус, но ты, должно быть, помнишь, ее отец зарабатывает тем, что кастрирует собак, и он хорошо обучил свою дочь. Я думаю, мне следует отказаться.
Валериус взглянул на Табиту, деловито поедающую устриц Лютера. Она старательно отводила глаза в сторону.
Что Вэйн знал, а он нет?
Они сидели в баре, Табита и Брайд болтали об одежде, старых друзьях и всякой ерунде, мужчины чувствовали себя не в своей тарелке. Ресторан закрывался в десять, но Лютер подавал им устриц еще пятнадцать минут.
– Спасибо Лютер, - сказала Табита.
– Я очень ценю, что ты меня не гонишь.
– Всегда, пожалуйста, Табби. Мне нравится, что ты ценишь мою еду и сервис, и должен сказать, легче накормить тебя, чем твою подругу Сими. Маленькая девочка ест, как демон.
– О, ты даже не представляешь.
Валериус пошел расплачиваться, а Вэйн остался с женщинами. После оплаты счета Вэйн и Брайд направились на Роял-стрит, а он с Табитой к Бурбон-стрит.
– Готов патрулировать?
– спросила Табита.
– Я провожу тебя к тво..
– Я не собираюсь домой, - перебила его Табита.
– Куда ты пойдешь?
– Выслеживать даймонов. Так же, как и ты.
– Это опасно.
Она остановилась и уставилась на него.
– Я знаю, что делаю.
– Знаю, - ответил он спокойно.
– У тебя дух и сила амазонки. Но я бы предпочел, чтобы ты не приносила себя в жертву ради того, что лучше оставить нам, уже мертвым. В отличие от тебя, нас никто не оплакивает, если мы погибаем.
Табита был огорошена его неожиданными словами. Еще больше ее поразила чувствовавшаяся в нем печаль. Боль.
– Кто оплакивал тебя, когда ты умер?
– спросила она, не уверенная, что хочет знать ответ.
Он остановился и посмотрел в сторону.
– Никто.
– Никто? У тебя разве не было никакой семьи?
Он горько рассмеялся.
– Моя семья - шекспировская трагедия. Поверь мне, они с радостью от меня избавились.
– Как ты можешь так говорить? Я уверена, они беспокоились. Конечно…
– Мои братья убили меня.
Табита почувствовала агонию мести, нахлынувшую на него, как только прогремели его проникновенные слова. У нее сжалась грудь. Сказал ли он ей правду?
– Твои братья?
У Валериуса перехватило дыхание от пронесшегося перед глазами прошлого. По правде говоря, на него накатила волна облегчения от рассказанной через две тысячи лет правды, как он стал Темным Охотником.
Он кивнул, пытаясь выбросить из головы сменяющиеся воспоминания той ночи. Когда он заговорил, его голос был удивительно спокойным.
– Я был обузой для семьи, поэтому они меня казнили.
– Как казнили?
Его глаза ничего не выражали.
– Ты знаток античности. Уверен, ты знаешь, как поступал Рим со своими врагами.
Табита прикрыла рот, когда волна тошноты накатила на нее. Не сумев сдержать себя, она взяла его руку, отодвинула рукав и увидела шрам на его запястье. Что и требовалось доказать.
Как и Кириан, он был распят.
– Мне так жаль.
Холодно и церемонно, он отдернул руку и поправил рукав.
– Не стоит. Я нахожу в этом своеобразную принадлежность к семейной истории. Кто живет с мечом, от меча и погибнет…
– Сколько людей ты распял?
Она почувствовала его стыд, потом он развернулся и пошел от нее. Не желая его отпускать, она бросилась за ним и заставила остановиться.
– Скажи мне, Валериус. Я хочу знать.
Мука на его лице ранила ее. Он сжал зубы.
– Ни одного, - после длинной паузы, произнес он.
– Я отказался так убивать людей.
Слезы заволокли глаза, но она уставилась на него.
Он не был таким, каким его считали Кириан и другие. Не был.
Описываемый ими мужчина, не колеблясь, унизил и убил бы любого. А Валериус - нет.
Он откашлялся, словно слова причиняли ему боль.
– Когда я был юношей, я видел казнь человека. Он был одним из величайших полководцев своего времени.
У Табиты замерло сердце, она поняла, что речь идет о Кириане.
– Мой дед обманом захватил его и допрашивал нескольких недель, - его дыхание было сбивчивым, тело напряженным.
– Мой отец и дед приказали позвать меня с братьями стать свидетелями этого. Они хотели научить нас, как сломать человека. Как лишить чувства собственного достоинства, чтобы от него ничего не осталось. Но все, что я видел, это кровь и ужас. Никто не должен так страдать. Я смотрел в глаза этому мужчине и видел его душу. Его силу. Его боль. Я пытался убежать, но за это меня избили и вернули назад, заставив досмотреть всё до конца.
Он бросил на нее яростный, мучительный взгляд.
– Я возненавидел их за это. Даже спустя две тысячи лет я все еще слышу его крики, когда они подняли его изломанное тело и потащили гордого полководца на площадь, чтобы он умирал, как простой уголовник.
Табита прикрыла уши, представив, каково было Кириану умирать такой смертью. От сестры ей было известно, что эта смерть до сих пор преследовала Кириана в ночных кошмарах, хотя теперь их было меньше, чем до свадьбы, но все же они были. Иногда он вставал посреди ночи убедиться, что его жена и ребенок в безопасности.