Шрифт:
Загорцев Андрей Владимирович
Надпись на пальме
В январе девяносто пятого, мы на бешеной скорости подлетели на своём БТРе к Президентскому Дворцу. По дороге нас пару раз обстреляли, но всё прошло благополучно. Мой замкомгруппы Паша даже умудрился привстать на броне, и придерживаемый за колени, снайпером Григоровичем выпустил в развалины выстрел из одноразового гранатомёта. Дворец стоял пустой и гулкий рядом шарахались различные подразделения федеральных войск. Кто-то фотографировался, кто-то просто
— Экипаж на охране, связь со сто семьдесят третьей на нашу сто пятьдесят девятую, — предупредил я остающихся и махнул рукой давая команду спешиваться.
Ничего интересного, спереть и то нечего. В холле на первом этаже сидело несколько пехотинцев, разжигавших небольшой костёрчик из остатков мебели пятидесяти тысячными купюрами.
— Ого, — восхитился Паша, — бабло палют у них всё с мозгами в порядке?
— Стали бы они настоящее палить, — буркнул под нос медик, и нагнувшись поднял несколько купюр, — зырь какая туфта, самопал голимый.
Паша с удивлением посмотрел на бумажку и засунул её в карман. Воевать тут мы ни с кем не собирались, наш начальник поставил задачу, забрать каких-то журналистов снимавших здесь панорамы и доставить их в штаб Рохлинского корпуса. Вроде бы ничего страшного, но в городе идут бои и проскакивать простреливаемые участки не так уж и просто а иногда опасно для жизни.
Запросили по станции, не появлялся ли кто из начальства и попросили уточнить место поиска. Уточнили. Как там всё легко! Ищите во Дворце. Тут этих журналистов не так уж и мало. Вон какие-то с камерами бродят. Вон еще одни снимают мотострелков у костра. Вон какой-то парнишка стоит с микрофоном на ступенях. Безбашенные какие-то. Те которых я видел в основном возле разрушенной бани на Ханкале репортировали: «Я веду репортаж из самого центра города». А эти аж до площади Мансура добрались. Озадачив своих разведчиков искать тележурналиста Вову в кожаной куртке и синем бронежилете, я вышел из холла на ступеньки и начал с удивлением рассматривать стены. Каких-тут только надписей не оставляли. Прямо как на Рейхстаге. И матерные и вполне безобидные, города, клички, наименования подразделений. Эххх, а я то чем хуже.
Взяв в руки кусок какой-то горелой доски я обломил кончик и старательно вывел аббревиатуру своего училища и год выпуска.
— Оппа, — раздалось сзади, — с какой роты братан?
Я в недоумении обернулся. Передо мной стоял здоровенный майор с черной бородой и с морпеховским штатом на камуфлированном бушлате.
— Здарова, — ответил я и улыбнувшись назвал номер роты.
— Ха вот дела, ты мой внук по ходу я и стой же роты только выпустился девять лет назад, наших у меня в батальоне полно, вы где стоите?
— Сейчас на Северном с Ханкалы переехали, — ответил я.
Майор достал карту и показал местоположение своего ПВД.
— Ты заскакивай ежели, что посидим водовки попьём посудачим, если можешь давай сегодня, у тебя задача какая?
— Да корреспондентов ищем надо Рохлину отвезти.
— Смотри вон видишь БТРы стоят на них мои моряки сидят, как найдешь журналюг подгребай туда.
Корреспондентов волоком за собой притащил Паша.
— Натура натура. — вопил оператор, — сейчас солнце заходить будет надо панорамку снять, картинка закачаешься..
— Поздно. сейчас стемнеет и мы до аэропорта хрен доберемся по ночи, — отрезал я, — хотя слыште телевизионщики, а не хотели бы вы поснимать быт суровых морских пехотинцев на войне.
— Ясен пень! — ответили журналисты, — мы ж с ними кореша одному матросу даже зажигалку подарили, и с Ханкалы с ними на Северный мотались они нас плюшками свежими угощали и чаем, нормальные пацаны.
Вот так мы и оказались в гостях у морских пехотинцев.
Знакомцев по училищу здесь оказалось выше крыши. Выпуском раньше, человека три и один моего выпуска. Как мне сказали, где-то здесь в Грозном был замечен мой кореш по училищу Вова Степной. А корреспонденты услышав, фамилию Степной радостно заулыбались и сказали, что именно Вова угощал их плюшками.
— Типажная личность, — высказались журналюги по поводу Степного.
Началось застолье, группу мою разместили вместе с моряками в подвале дома, БТР загнали за блоки и оставили дежурить экипаж. Если бы здесь был водила нашего КАМАЗА, Рифат Садыков он мигом бы нашел каких-нибудь земляков или друзей, однако и без Садыкова мои разведчики быстро сошлись с моряками. Пашу того вообще, местный прапорщик утащил к себе в казематы о чём-то оживленно беседуя. Наверняка опять мутит какой-нибудь ченч. Да и хрен с ним, вреда группе от его операций-махинаций никаких, а польза на лицо.
Стол накрыли по военным меркам восхительный. Вареная картошка, сало, рыбные консервы, свеже поджаренная баранина, помидоры в банках.
Не забывая о своей службе на флоте, и о тамошних привычках я обратился к майору пригласившему меня в гости:
— Степан Михалыч, неудобно как-то без подарков то, вон вы стол какой выставили.
— Неудобно в лыжах по асфальту не стесняйся, водки у нас маловато конечно, наш тыловой как уехал так всё добраться не может, а покушать можно от пуза..
— Ну у кого водки маловато только не у меня, — осклабился я и свистнул механика с БТРа, — Талый, белый ящик из десанта сюда бегом.
Талышев, понимающе ухмыльнулся и юркнул в десант.
— Ох етить-колотить, откуда столько! — обрадовался Михалыч.
— Да с колонной на Хасавюрт ходили на днях, вот и втарились мало — мало, у меня этого добра еще в КАМАЗе на Северном несколько ящиков, забирайте не побрезгуйте..
— И чего бы я коньяком брезговал, — засмеялся майор.
Застолье было чудесно- душевным вспоминали училище, смеялись.
— А я смотрю на стене, про наше училище пишет, да еще про мою роту, — рассказывал подробности встречи Михалыч, — я уже таких надписей повстречал дай бог, где только не писали.
— А где писали? — полюбопытствовал я, обгладывая баранье ребрышко.
— А вот слушай!
Я тогда на ЧээФе еще служил при Союзе. Вторая моя боевая служба была. Шли вдоль побережья одной гордой африканской страны, которой мы тогда по братски помогали. То комбайны им из Союза передавали, бананы обмолачивать, то специалистов, то танки Т-34, то военспецов.