Поющая королева
Шрифт:
— В день твоей свадьбы.
Кориана удивленно заморгала.
«Это было так давно…»
— Что? Что ты сделала?
— Заставила тебя споткнуться, — лицо девушки осветилось мечтательной улыбкой. — О подол свадебного платья.
— И… это все?
— Да.
— А как же сны? Кошмары?
Элара ничего не ответила.
«Потому что ей нечего сказать, — поняла Кориана. Она глубоко вздохнула, борясь с желанием закричать. — Всему виной мои собственные страхи. Так было всегда. И всегда будет. Я ошибалась,
— Иди внутрь, — прошипела королева. — Забудь этот разговор.
Затем она развернулась, разрывая зрительный контакт, который был так необходим, чтобы держать Элару под контролем.
Девушка часто заморгала, словно только что проснулась после глубокого сна. Она недоуменно покосилась на Кориану, прежде чем поспешить обратно на вечеринку.
Кориана пошла в противоположном направлении, к каменным перилам балкона. Затем наклонилась, пытаясь перевести дыхание и сдержать крики. Перед ней простирался сад с каменными фонтанами. Расстояние между ними было в четыре этажа. На одну ужасающую секунду она подумала о том, чтобы спрыгнуть.
На следующий день Кориана наняла стража, который защищал ее от всех серебряных способностей. Если не Элара пыталась на нее повлиять, то кто-то другой из дома Мерандусов. Девушка просто не могла поверить, что ее разум вырвался из-под контроля, внушая ей то счастье, то горе, кидаясь от эмоции к эмоции, как воздушный змей во время бури.
Страж был из дома Арвенов — глушителей. Его звали Рейн — ее спаситель в белом облачении, и он пообещал защищать свою королеву любой ценой.
Как повелось, младенца назвали Тиберием. Кориане было плевать на имя, но она уступила просьбе Тиба, и тот пообещал, что следующего ребенка назовут Джулианом. Малыш был пухленьким и улыбчивым, он часто смеялся и рос не по дням, а по часам. Чтобы различать его с отцом и дедом, королева дала ему прозвище Кэл, и оно быстро прижилось.
Мальчик стал солнцем в небе Корианы. В мрачные дни он рассеивал тьму. В хорошие — освещал мир. Когда Тиб уезжал на фронт, что стало случаться всё чаще, Кэл спасал ее от одиночества. Ему была всего пара месяцев, а он уже стал лучшим защитников в королевстве.
Джулиан души не чаял в племяннике и баловал его игрушками и сказками. Кэл любил ломать вещи, а затем складывать их обратно, хоть и неудачно. Кориана проводила долгие часы за починкой его сломанных подарков, чем веселила и себя, и мальчика.
— Он будет крупнее отца, — сказала Сара. Мало того, что она была главной фрейлиной Корианы, но также и ее лечащим врачом. — Сильный мальчик.
Любая другая мать оживилась бы от этих слов, но Кориана испугалась. «Крупнее отца, сильный мальчик». Она знала, что это значит для принца Калора, наследника Пылающей Короны.
«Он не будет солдатом, — писала она в новом дневнике. — Это я ему обеспечу. Слишком долго боролись сыновья и дочери дома Калор, слишком долго этой страной управлял король-воин. Слишком долго мы воюем, как на фронте, так и… так и вне его. Может, писать такие вещи — это преступление, но я королева. Я — Королева! Я могу говорить и писать, что захочу».
Шли месяцы, Кориана все чаще вспоминала о доме своего детства. Их поместье было снесено по приказу губернатора Провоса, погребя под собой все ее воспоминания и призраков. Дом находился слишком близко к границе Лэйкленда, и ни один уважающий себя серебряный не хотел там жить, несмотря на то, что все битвы происходили на разбомбленной территории Удавки. Несмотря на то, что серебряные почти не умирали, когда красные гибли тысячами. Их призывали с каждого уголка королевства и заставляли служить и биться за корону.
«Мое королевство. Мой муж подписывает каждый приказ, никогда не останавливаясь, лишь жалуясь на судороги в руке».
Она наблюдала, как ее сын игрался на полу и улыбался почти беззубым ртом, пытаясь собрать деревянные кубики.
«Он таким не станет», — твердила она себе.
Кошмары вернулись с удвоенной силой. На сей раз они были о ее мальчике, как он вырос, надел доспехи и повел солдат в завесу дыма. Он никогда не возвращался.
С темными мешками под глазами она писала предпоследнюю запись в своем дневнике. Слова были словно высечены на странице. Кориана не спала уже три дня, не желая больше видеть сны о смерти своего сына.
«Калоры — дети огня, такие же сильные и разрушительные, как их пламя, но Кэл не будет таким, как его предшественники. Огонь разрушает и убивает, но он также может создавать что-то новое. Леса, сожженные летом, позеленеют к весне, став лучше и сильнее, чем раньше. Пламя Кэла будет создавать и пускать корни из пепла войны. Звуки стрельбы затихнут, дым рассеется, и солдаты — красные и серебряные — вернуться домой. Сто лет войны, и именно мой сын положит ей конец. Он не умрет в битве. Не умрет. НЕ УМРЕТ».
Тиб уехал в Форт-Патриот в Харбор-Бэй. За ее дверью стоял Арвен, его присутствие успокаивало королеву.
«Никто не может до меня добраться, пока он здесь, — думала она, поглаживая Кэла по коротким волосам. — Единственный человек в моей голове — это я».
Сиделка, пришедшая за ребенком, заметила нервозность королевы, ее дрожащие руки и пелену на глазах, но промолчала. Это не ее дело.
Прошла еще одна ночь. Кориана не спала. Она делала последнюю запись в своем дневнике. По кромке страницы извивалась нарисованная гирлянда из магнолий.
«Единственный человек в моей голове — это я.
Тиб уже не тот, кем был прежде. Корона изменила его, как ты и боялась. В нем горит пламя, и оно же сожжет весь мир. Оно есть и в твоем сыне — принце, который никогда не предаст свою кровь и никогда не воссядет на трон.
Единственный человек в моей голове — это я.
Единственный человек, который не изменился — это ты. Ты все еще маленькая девочка в пыльной комнате: забытая, нежеланная, другая. Ты королева, мать прекрасного сына, жена короля, который тебя любит, но все равно ты не можешь улыбнуться.