Поздняя луна
Шрифт:
— Никогда… Никогда не смейте до меня дотрагиваться, — прошипела она. — Все деловые вопросы могут быть решены письменно или по телефону.
Она выскочила из фургона и стала шарить в поисках ключа, и тут входная дверь распахнулась. Сайлас схватил ее, толкнул внутрь и всмотрелся в ее лицо.
— Что, черт возьми, происходит? Рейн, с тобой что-то случилось?
— Сайлас, прошу тебя, я не настроена разговаривать.
Он стиснул ее запястья, и она сморщилась. Волосы у нее растрепались, новый наряд был измят и порван, а вся косметика, конечно,
— Черт возьми, Рейн, где ты была? С кем ты была? — заорал на нее Сайлас. — Что, черт побери, здесь происходит? Билли сказала, что привезла тебя домой. Я приехал спросить, как ваш поход за покупками, а ты куда-то исчезла. Я вернулся позже — хотел пригласить тебя поужинать, — но тебя все еще не было. Где, черт возьми, ты пропадала?
Смутившись, Рейн подняла голову и встретила взгляд его потемневших медных глаз. Каждой клеточкой своего тела она стремилась броситься в его объятия, чтобы он ее утешил. Она знала, он сможет сделать это так хорошо! Но она не могла, это было бы нечестно по отношению к Сайласу, это было бы нечестно по отношению к себе самой, и потом, откуда она знает, может быть, у него есть кто-то еще.
— Я была на пляже, а потом ужинала с… с другом. Со мной все в порядке, Сайлас.
— Все в порядке! В изорванной одежде и с испуганными глазами врываешься сюда, как будто за тобой гонится береговой патруль, и говоришь мне, что с тобой все в порядке? — Он коротко выругался, и Рейн окаменела.
— Уверяю тебя, я вполне в состоянии позаботиться о себе. А теперь, будь любезен, отпусти мои руки, пока ты их не сломал. Мне еще нужно успеть дооформить одну стену до открытия галереи, а я вряд ли справлюсь с этим, если у меня рука будет в гипсе.
Он отпустил ее, обескураженность и гнев читались на его чеканном лице. Она уже дошла до спальни, но вдруг не выдержала, полились слезы, и она громко всхлипнула. Сайлас был в двух шагах от нее, когда она захлопнула дверь и щелкнула задвижкой.
— Рейн! Открой дверь! — Он колотил, пока задвижка не стала поддаваться. — Рейн! — (Она слышала, как он тяжело дышит за дверью.) — Послушай, пожалуйста, только скажи мне, что с тобой все в порядке. Мне кажется, ты меня обманываешь, и я хочу…
— Сайлас, спокойной ночи. Со мной будет все в порядке, если ты оставишь меня в покое. Я просто не привыкла, когда мне надоедают, — вот и все.
Сайлас слишком буквально понял ее слова. Следующие несколько дней он не приближался к галерее, возвращаясь только после того, как она уходила в свою комнату, поужинав в одиночестве тем, что ей оставляла Хильда. За день до открытия галереи он появился в тот момент, когда она перевешивала картины на восточную стену, передвигая абстракционистское полотно Кена Лоусона на менее заметное место. Угрызения совести из-за того, что личные чувства влияют на отношение к картинам, Рейн пыталась уменьшить тем, что она бы никогда не отвела Кену такое хорошее место, если бы он не сумел втереться в доверие.
Она стояла
— По-моему, ты говорила, что полностью готова к открытию.
— Это последние приготовления!
— А ты разве не купила себе недавно туфли на резиновой подошве?
Зажав губами два запасных крюка, Рейн ничего не ответила. С молотком в руках она нагнулась, подставляя еще один крюк, чтобы укрепить морской пейзаж в длинной тяжелой раме.
— Черт возьми, женщина, слезай оттуда. Разве ты не знаешь, что лестница должна стоять прямо под тем местом, где ты работаешь?
Сайлас опоздал на какое-то мгновение. Рейн почувствовала, что, когда переместила ногу, стремянка накренилась. Потеряв равновесие, она схватилась за легкую алюминиевую стойку, и та соскользнула на гладкий пол. Что-то с ослепительной силой ударило ее по голове, и вот она уже лежит на спине, глядя в стремительно темнеющий потолок и с усилием пытаясь вдохнуть.
— Рейн, скажи что-нибудь! С тобой все в порядке? — послышался голос Сайласа над ее головой.
Лодыжкой она уперлась в стену, волосы застряли в раме от картины, а кисть руки постепенно немела. Рейн приоткрыла глаза, осмотрелась, и лицо Сайласа стало все четче проступать перед ней.
— Конечно, нет, — отчетливо сказала она.
— Ах ты, Господи… Я… Слушай, не двигайся, пока я тебя не осмотрю, — быстро проговорил он, осторожно ощупывая ее голову, плечи и по очереди каждую руку. Она поморщилась, когда он дотронулся до ее левого запястья, но он уже переместился дальше, на грудь. Она слабо сопротивлялась, когда он начал ощупывать грудную клетку.
— Совершенно необязательно это делать, — пробормотала она. — Я уже в порядке. Просто задохнулась. Пожалуйста, Сайлас, не надо. — Голос ее был каким-то тоненьким и прерывистым, и она с каждой секундой ощущала все больше болезненных очагов во всем теле.
Пропуская мимо ушей ее протесты, Сайлас продолжал осматривать ее. Его прикосновения были такими безличными, что она вскоре прекратила возражать. По крайней мере, он знал, что делает.
— Вот здесь? — пробормотал он, снова дотрагиваясь до какого-то места на ноге необычайно нежными пальцами.
Рейн прикусила губу, потому что потолок опять поплыл перед глазами, и Сайлас тихо выругался.
— Извини, милая, я хотел уточнить. Давай тебя поднимем и вызовем врача.
— Да говорю же тебе, со мной все в порядке, — повторяла она, задыхаясь.
— Не будь идиоткой, — сухо сказал он, опуская ее ногу на пол.
Рейн попыталась подняться, и он положил руку ей на лоб, чтобы она осталась лежать.
— Ну, хоть спина не сломана. Ногу ты ударила, там, наверное, несколько мелких переломов. Судя по моему скромному опыту, больше ничего серьезного нет — кроме парочки синяков, конечно.
Он осторожно взял ее на руки и поднял. Рейн машинально запротестовала, но то, что о ней заботились, было ужасно приятно, да и выбора у нее не оставалось.