Поздняя свадьба
Шрифт:
Любила?
Вот именно. Любила. Все прошло. Злость и обида заполнили ее.
– Знаешь, Сэм, мне наплевать на все, что ты здесь наговорил. Я не верю ни одному твоему слову, – сказала Абби тихо.
– Можешь не верить. Между нами все кончено, – взвился Сэм. – Ребенок не может быть моим.
– Совершенно верно, – сказала Абби твердо. – Ребенок не твой. Он мой, и только мой, и ничей больше.
Она развернулась на каблуках и пошла к двери. А он окликнул:
– Ну, и что ты собираешься делать? Куда собралась?
– Я собираюсь подняться, уложить вещи и уйти от тебя, –
Еще час назад в самом страшном сне она не смогла бы представить такого кошмара.
– Абби…
– Что? – спросила она. – Тебе жаль? Ты берешь свои слова обратно? Слишком поздно, Сэм. Даже если ты станешь меня уверять, что все, что ты наговорил, – ложь. Что ты любишь меня, что я для тебя что-то значу, что ты готов признать ребенка. Ты не сможешь меня вернуть, потому что ты мне лгал и обманывал все это время, все решил за меня и не сказал, что над собой сделал. И знаешь, дело даже не в том, что сейчас ты лишил своего ребенка права на твою любовь. Ты убил все, во что я верила. Мою жизнь, мою любовь… мою веру. Ты даже не представляешь, как мне сейчас больно. – Слезы катились по ее лицу, и только последние усилия воли удерживали ее от того, чтобы не разреветься во весь голос. – Ты хоть представляешь, в каких страшных вещах меня обвинил? Обвинил – и даже на секунду не задумался и не задался вопросом, а вдруг ты не прав. А если ты ошибаешься?
– Это невозможно, – перебил он ее. – Невозможно, чтобы ребенок, которого ты носишь, был моим.
– Да, но мое тело меня не обманывает. Я беременна, но тебе теперь не о чем беспокоиться. Ты же здесь ни при чем. Наши пути разошлись. Когда мой ребенок вырастет и спросит, кто его отец, я скажу, что его отца просто не было, не существовало.
– Абби… – заорал Сэм.
Но она не могла его больше слушать. И просто закрыла уши руками. Все. Все кончено. И уже трудно представить, что когда-то все могло быть по-другому.
Она прижала руки к своему пока еще плоскому животу, когда шла домой, и нежно шептала:
– Не волнуйся, мой драгоценный, я люблю тебя и всегда буду любить.
«Не хочу иметь ничего общего с Сэмом, – сказала она своим родителям и своим друзьям. – Свадьбы не будет. Сейчас главное – ее ребенок, его здоровье, его будущее». И так она отвечала всем, кто удивлялся, как она изменилась. Куда делась та веселая, смешливая девчонка и откуда взялась эта неприступная, холодная и сильная женщина? Осколки разбившейся любви поранили ее так глубоко, что она преобразилась в одно мгновение и стала осваивать новую для себя роль, роль холодной, независимой деловой женщины.
Сэм пытался с ней встретиться, поговорить, но она отказывалась от всех встреч.
Ей ничего от него не нужно – ни дома, ни драгоценностей, ни подарков. Пропади все пропадом.
На вопрос родителей, как она собирается жить дальше одна с ребенком… нет, они, конечно, будут помогать, Абби беззаботно отвечала:
– Придумаю что-нибудь.
Сэм хотел платить ей алименты, но, Господи, он же отказался от ребенка! И Абби послала его к черту.
– Не нужна мне его жалость. Мне ничего от него не нужно! – терпеливо повторяла она работнику социальной службы.
– Но вы же ждете от него ребенка, – пытался он мягко ее переубедить.
Однако ничто не могло повлиять на принятое решение. Родители были вначале потрясены, но в конце концов решили, что она сама во всем разберется. Теперь уж хуже не будет.
Но ни одна живая душа не знала, что произошло на самом деле, в какую пучину боли погрузил ее Сэм, когда заявил, что ребенок не его, обвинив ее в измене. А она не изменяла, не изменяла, чем угодно могла поклясться. Но он все разрушил.
Абби казалось, что какая-то ее часть просто умерла. Она изменилась, и ничто не смогло бы сделать ее той, какой она была.
И еще она твердо знала, что никогда не выйдет больше замуж, что у нее не будет других детей и что она никогда не забудет, что сделал Сэм. И не простит его.
Вначале было очень тяжело, но Абби продолжала работать официанткой до самых родов. Родители были просто в ужасе. Какое-то время она жила с ними, потому что ей некуда было пойти. Сэм больше не пытался вернуть ее, и когда она узнала, что он покинул их город, получив должность преподавателя в австралийском университете, то сама удивилась равнодушию, с которым приняла эту новость.
К концу беременности ее психологическое состояние улучшилось, она стала ровней, уверенней в себе, окончательно смирившись с тем, что ей нужно жить, работать, заботиться о ребенке, да и вообще жизнь продолжается.
Абби сняла небольшую квартирку и переехала от родителей. Для себя она считала это наилучшим решением. Сделан первый шаг к независимости, наконец-то она может сама содержать себя, платить за квартиру и не сидеть у родителей на шее. Как только появилась возможность, Абби вышла на работу. Она знала, что выбранный путь не будет легким. И радовалась этому: не так остро чувствуется боль. Только тяжелый, отупляющий труд поможет ей не думать по ночам о Сэме. Главное – ребенок. Она не допустит, чтобы он в чем-нибудь нуждался.
– Мам, ма, где ты?
Голос дочери вернул Абби к реальности. Интересно, как долго она просидела здесь, на этом пыльном чердаке, перебирая воспоминания прошлого? Ее слегка трясло от вновь пережитых мыслей и чувств. Она-то думала, что все давно отболело. Абби быстро спрятала пожелтевшую ткань, задвинула ящик со страшным скрипом и откликнулась на зов Кати:
– Иду! Ставь чайник, детка!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Где ты пропадаешь? Я звоню-звоню, никто не отвечает, вот и решила зайти, – услышала Абби голос дочери, возившейся на кухне.
– Я задержалась на чердаке и не слышала звонка.
– На чердаке? Что-то случилось? Мам, ты в порядке?
Кати озабоченно вглядывалась в темные круги под глазами матери. Совсем недавно их еще не было.
– Конечно, в порядке, – ответила ей Абби. – Почему должно быть что-то не так?
– Не знаю. Я подумала, вдруг ты расстроилась из-за того, что я тебе сказала… – Кати чувствовала себя неуверенно, но продолжала: – Я не думала, что ты разозлишься… Я знаю, ты не любишь говорить об отце…