Поздравляю, ты победил!
Шрифт:
Господи, Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое…
Вспомнил!
Господи, умоляю, помоги. Защити и спаси Нику и нашего ребенка. Умоляю!
Я сижу на асфальте и просто не знаю, что мне делать дальше. Страх за любимых сковал мое тело. Ощущение, что мне оно больше не принадлежит. Сердце отказывается биться, внутри все болит. Все важные жизненные процессы замедляются до критических показателей. Смотрю в одну точку. Перед глазами до сих пор неестественно бледное лицо Ники, ее почти синие губы и кровь на моих руках. Да что там на руках! Вся моя одежда пропиталась ее кровью, пока нес свою малышку на руках.
Чья-то
— Что произошло? Что с ней, блядь произошло? Кто это с ней сделал? — начинаю кричать, подрываясь с земли.
— Не знаю, Дамир, — пугается моей реакции девчонка. — Мы были в универе, потом пошли в кафе на большой перемене, там встретились с Сережей, — перечисляет, — но после того, как Ника разнервничалась мы быстро вернулись в корпус и я оставила ее возле гардероба. Договорились, что увидимся уже в общаге.
— И все?
— Да, — кивает. — А потом я зашла в комнату и… — начинает рыдать. Притягиваю к себе и обнимаю. Понимаю, что испугалась за подругу сильно.
— В какую больницу ее увезли знаешь?
— В третью городскую.
— Погнали.
Уже в машине Аврора предлагает позвонить Косте, брату Ники. Соглашаюсь. Он ее самый близкий родственник, он должен знать, что его сестра в больнице. Пока Аврора пересказывает Косте все произошедшие события, тот уже несется в аэропорт, а она снова плачет. Блядь, самому хреново. У меня нет сил еще и девчонку успокаивать.
— Возьми себя в руки! — рычу на нее. — Хватит реветь! И так тошно!
— Это ты! — срывается, — ты во всем виноват! Ты со своим дурацким спором! — поворачивается ко мне, впивается в меня злым взглядом, начинает бить меня своими мелкими кулаками. — Это ты довел ее до такого состояния! Это из-за тебя она может потерять вашего ребенка. Боже, сколько она плакала, сколько рыдала в подушку, думая, что я не слышу и не понимаю. При мне крепилась, бодрилась, но как только наступала ночь, то я раз за разом слышала ее всхлипы. Боже, какой же ты мудак, Дамир! Мало тебе было той бедной девочки, что из-за тебя в психушку загремела, так теперь ты пошел дальше и решил угробить двоих!
Слышать все это было больно. Очень больно. Моя малышка страдала, а меня не было рядом, чтобы уберечь, успокоить. Сука, да что ж так все херово-то?!
Торможу у больницы, херачу руками по рулю, рыча словно раненый зверь. Аврора сидит тихо. Кажется, даже не дышит.
Перевожу дыхание и беру себя в руки.
— Выговорилась? — поворачиваюсь к ней и смело смотрю ей в глаза. — Ты нихрена не знаешь ни о девушке и, как ты выразилась, психушке. И тем более не знаешь о споре! — начинаю кричать, выдавливая из себя всю душевную боль что сейчас даже дышать нормально не дает. — Нихрена не знаешь. Я защищал ее, ясно? Защищал! Если бы не договорился, если бы не впрягся в этот спор, Нику по кругу бы пустили ради победы, понимаешь ты это свое блондинистой башкой?
Аврора застыла. Смотрит на меня стеклянными глазами, полными слез и не может произнести ни звука. Только губами шевелит.
— Я ее летом увидел впервые, когда она в универ приходила то ли экзамены сдавать, то ли результаты узнавать, — вспоминаю. — Она была такой… необычной, красивой, нежной. Такой непохожей на всех. Я с ума по ней сходил. Бредил ею. А потом случилась новая встреча, когда ее заметил не только я. Пацаны к ней клеиться грубо начали, я их приструнил
— Но она сказала, что ты…
— Да знаю я, что она сказала. Даже знаю, кто именно ей поведал об этом гребаном споре. Знаешь, — усмехаюсь, — а я ведь за несколько часов о нашей ссоры разрулил этот вопрос. Договорился с Ольгой о том, что она сваливает с баблом и не отсвечивает. Запретил к Нике приближаться. Но не успел, видимо…
— Погоди… — Аврора хмурится. — То есть ты хочешь сказать, что Оля Терентьева рассказала Нике все?
— Ну да, она самая. Сука… Чуть не придушил ее, когда узнал. Она заяву, тварь, на меня накатала и меня под белы рученьки в отделение сопроводили. Отец помог, конечно, но из-за этого запретил мне к Нике подходить, пока не успокоюсь. Вот и сидел дома. А мрази этой отец еще бабла отвалил и на поезд посадил до родной деревни.
— Так это, получается, несколько дней назад произошло?
— Ага, почти две недели назад.
— Стоп, стоп! Но Я видела Олю сегодня в универе дважды.
— В смысле? — туплю. Как?
— В прямом! Когда мы шли в кафе, твой брат с ней спорил о чем-то. А потом, когда в универ вернулись, она в гардероб тоже куртку сдавала.
— Блядь, да как так-то?! Сука, неужели и тут она. А что потом было? Ты видела? Она с Никой разговаривала?
— Не знаю, я ушла почти сразу на пару.
— Так, ладно, — выдыхаю. — С ней разберусь позже. Надо узнать что там с Никой. Идем.
В приемной за стойкой ресепшена сидит медсестра. Когда подхожу к ней, начинает вульгарно улыбаться. Не будь я по уши влюблен в Нику, может, и обратил бы внимание на столь откровенный невербальный подкат. Но сейчас все мимо! Мимо!
— Девушка, — обращаюсь к ней, игнорируя все ее “жесты”, — к вам Аверину Нику привезли несколько минут назад. Где она? Что с ней?
— А вы кем, простите, ей приходитесь? — мигом с ее лица слетает похотливая улыбка.
— Муж! — Аврора смотрит на меня, раскрыв рот, не скрывая удивления. Блядь, ну хоть бы подыграла что ли! — Будущий. Что с ней?
— В операционной она, — фыркает эта нафуфыренная стерва, меняясь в голосе и поведении. — Четвертый оперблок. Можете подождать вон там! — своим наманикюренным пальцем указывает вглубь коридора.
Проходим, садимся, ждем.
Мне больше ничего и не остается, кроме как только ждать. Ну и молиться за свою Зеленоглазку и нашего ребенка. Молиться об их спасении. Я ведь вспомнил слова.
Отче наш…
Глава 28
Ника
Пик… Пик… Пик…
О, блин, какой же раздражающий звук. Бесит это пиканье. И запах лекарств раздражает. И тело все болит, словно меня отпинали.
— Ай! — в попытке повернуться на бок, потому что устала лежать в одном положении, резко кольнуло на сгибе локтя.
Открываю глаза, несмотря на то, что это очень сложно сделать, словно пудовые гири к векам приделали. Но все же справляюсь с этой невероятно трудной задачей. Яркий свет бьет в глаза. Приглядываюсь. Белые больничные стены, в вену, там где было больно, введена игла, от которой по тонкой трубочке бежит жидкость. Так, понятно. Я в больнице под капельницей. Но как я сюда попала?