Поздравляю, желаю счастья!
Шрифт:
Мой багаж состоял из одной Лу. Она сидела рядом и пока не порывалась сбежать.
Похоже, она была не настолько больна, чтобы не понимать, что к чему.
Билет со скидкой
Мы успели на самолет в четверть пятого, купив билеты со скидкой. Когда мы поднимались по трапу, Лу резко затормозила.
— Я не могу. Мне нельзя!
— Пойдем!
— Я не взяла лекарства!
— Разберемся, пойдем!
Она остановилась, как упрямый осел, и пассажиры у нас за спиной уже начали нервничать.
— Идем сейчас же!
Я злобно тянула ее за собой, народ подталкивал нас сзади: казалось, Лу вот-вот расплачется. Выбора не было, и, наконец, она оказалась в самолете.
Мы сидели рядом, Лу — с каменным, застывшим лицом. Крашенные рыжие волосы казались совсем ненатуральными на фоне бледной кожи.
— Я не выдержу, — бормотала она. — Доктор сказал, что мне ни в коем случае нельзя пропускать прием лекарств, иначе… иначе…
— Что — иначе?
— Он говорит, что это опасно.
Моторы начали вращаться, мы сидели, пристегнувшись ремнями безопасности и чувствуя, как двигатель начинает работу.
Лу побледнела еще сильнее.
— Дыши спокойнее, — сказала я. — Всего-то час полета.
— В семь часов мне обязательно нужно принять лекарство!
— Разберемся! Обещаю! Только, пожалуйста, хватит причитать!
Как только мы поднялись в воздух и зажглась табличка «Пристегните ремни», над нами склонилась стюардесса.
— У вас что-то не так? Могу я чем-нибудь помочь?
— Нет, — с улыбкой ответила я. — Просто моя сестра немного боится летать.
— Ах, вот как, — с материнской заботой отозвалась дама в голубой униформе и удалилась, но уже через минуту вернулась с маленьким пластмассовым кубиком в руках.
— Вообще-то это детская игрушка, но некоторым взрослым она тоже нравится! — И она вручила вещицу Лу, которая, казалось, не поняла, в чем смысл подарка.
Это была ужасно дурацкая игра: нужно было составить как можно больше слов из «САМОЛЕТЫ САС»7. Буквы можно было передвигать по дну коробочки, но они все же были очень мелкими, и управиться с ними оказалось нелегко: игрушка явно предназначалась для детских пальчиков. Лу увлеклась и стала складывать слова вроде «ОМЛЕТ», «ЛЕТО», «САЛО», «СЕЛО», «МАЛО», «ЛОМ» и «ТЕЛО». Она на время забыла о лекарствах, и я благодарно улыбалась даме в голубой униформе, когда та проходила мимо. Затем нам выдали бутерброды и чай в пластиковых чашках. А потом мы пошли на посадку.
В половине шестого мы забрались в автобус, который шел из аэропорта.
Лу по-прежнему не вспоминала о лекарствах. Может быть, она и вовсе забыла о них, но я все же решила не полагаться на случай и найти какой-нибудь выход из положения. О «Вивамаксе» речи не шло: такое нельзя давать тем, кого любишь. Папа от этих таблеток уснул, и что они сотворят с Лу — это еще вопрос. Может быть, зелье пробудит в ней дикие мании. Наконец, я остановилась на одном варианте, не самом удачном: в крайнем случае, мы с папой могли бы попробовать проникнуть на склад медикаментов больницы. Хотя я, конечно, понимала, что это дурацкая мысль.
Мы вышли из автобуса, оказавшись среди зимнего пейзажа: звездного, прекрасного.
Интересно, подумала я, обрадуется ли папа, когда увидит нас.
Он лежал один в палате на четверых. Конечно, его можно навестить, сказала нам медсестра в приемном покое.
В палате было темно, но фонарь за окном светил, как луна. Свет падал на дальнюю кровать, в которой можно было различить бугорок.
Лу в нерешительности остановилась у двери: казалось, она подумывает сбежать. Я подошла к кровати с бугорком. Из-под желтого одеяла торчала прямая нога в гипсе. На подушке виднелась курчавая каштановая голова. Губы растянулись в улыбке, хотя улыбаться, наверное, было мучительно из-за раны — от верхней губы до виска.
— Привет, пап!
Он ничего не ответил. Затем я услышала пыхтение, похожее на звук велосипедного насоса. В этом пыхтении мне удалось различить смешок, хотя он был скорее виден, чем слышен. Папино лицо стало похоже на цветок, распустившийся после дождя.
— Ты все-таки приехала, — скорее прошептал, чем проговорил он.
— И Лу тоже.
Услышав свое имя, Лу тихонько подошла и встала рядом, словно для семейной фотографии.
— Это Элли придумала, — трусливо сказала она.
— Идите ко мне, — папа распростер объятья.
Мы улеглись по обе стороны от него: больничная кровать была узкой, но мы уместились.
Папа обнял нас, и в это мгновение я почувствовали, как он рал, что мы приехали.
Кажется, потом мы заснули. Поговорить можно было и после: сейчас нам просто нравилось лежать в папиных объятиях, в теплой постели. И знать, что мы все-таки добрались туда, где он.
Дверь распахнулась, и нас ослепил свет верхней лампы. Послышалось звяканье посуды и громкий скрип столика на колесах. Только оказавшись у самой кровати, медсестра, которая принесла папе вечерний кофе, заметила, что он в постели не один.
— Господи ты боже мой! — ахнула она, едва не уронив поднос.
— Позвольте представить моих дочерей! — произнес папа. — Встаньте, девочки! Это медсестра Анника.
Мы вежливо поздоровались, словно пятилетние девочки в нарядных платьицах в гостях у дальней родственницы. Медсестра Анника улыбнулась нам. Мне показалось, она вот-вот потреплет меня по щеке и спросит, сколько мне лет.
Папа прекрасно справлялся со всеми делами, несмотря на гипс.
— Можно мне позвонить, сестричка?
Сестричка Анника улыбнулась и кивнула: конечно, можно. И, если новых пациентов не появится, мы с Лу можем переночевать в папиной палате.
— Может быть, вы проголодались, девочки? Пойдемте-ка на кухню, посмотрим, что там есть!
Папа набрал номер и попросил меня поговорить с мамой.
— Пожалуй, так будет лучше, — быстро добавил он.
Мама с пониманием отнеслась к сложившейся ситуации. О том, что я уехала, она догадалась, прочитав записку, однако, как рядом со мной оказалась Лу, ей было непонятно.