Пожар Сиболы
Шрифт:
— Элви, — снова позвал Фаиз, — пожалуйста, пожалуйста, не делай этого. Ты не любишь Джеймса Холдена. Ты совсем не знаешь Джеймса Холдена. Ты понятия не имеешь, насколько его экранный образ близок к настоящему человеку, с настоящим ты не знакома. Его показывали в новостях, и он здесь работает — больше ничего.
— Ты не понимаешь.
— Еще как понимаю, — сказал Фаиз. — Ты до смерти напугана, ты одинока, вот и завелась. Элви, послушай меня. Ты два года провела в невероятно стрессовой ситуации. Сначала мы летели на неизвестную планету. Затем на неизвестной планете обнаружились люди, пытавшиеся нас убить. А потом она взорвалась. И теперь мы отмахиваемся от мелких тварей, способных уничтожить одним прикосновением, и еще должны придумать, как спастись от заразы, растущей у нас в глазах. Кто же тут останется в здравом уме?
— Фаиз…
— Нет, ты дослушай. Ты всегда защищалась тем, что не думала о страшном и сосредоточивалась на работе, — и прекрасно! Правда, я всей душой за любое средство, которое поможет пережить ночь. Но ты же млекопитающее, Элви. Ты — общественное животное, черпающее уверенность в прикосновениях к себе подобным, а в нашей культуре это означает секс. Ты два года уклонялась от служебных романов, хотя все мы давно разбились на парочки и периодически меняли партнеров, спасаясь от страха и одиночества, — так приматы утешают себя и друг друга. Все этим занимались, кроме тебя.
— Я не…
— Вот ты и потеряла голову настолько, что даже не замечаешь потери, и тут тебе подвернулся Джеймс Холден, спаситель мира, и, конечно же, на него все и выплеснулось. Дело не в нем. Дело в тебе. А если ты вздумаешь ему исповедаться, то либо окажешься с ним в постели, либо вернешься сюда заливать слезами свои образцы.
Элви стиснула зубы, сжала кулаки. Фаиз сидел неподвижно. Выбросил было руку поперек прохода, поморщился и сразу убрал. И заговорил снова, мягче и ласковей:
— Пойми, мы на этой планете продолбили все, что могли. Мы протащили сквозь кольцо трибализм, территориальность… все обезьяньи глупости человечества и из них заварили кашу. И что ты собралась делать? Пожалуйста, давай обойдемся хоть без этой ошибки!
— Ты хочешь сказать, — в голосе Элви ярость смешалась со льдом, — что у меня просто недотрах?
Фаиз безнадежно обмяк, привалился к стене.
— Я объясняю, что ты Homo sapiens, а люди утешаются друг с другом. Я говорю, что тебе нужен не Холден как человек, потому что ты его не знаешь, ты его сочинила таким, чтобы совесть позволила от него получить то, что тебе нужно, — потому что, как тебе кажется, это не может не быть сплетено с романтической любовью…
Он вскинул ладони, покачал головой и отвел глаза. Дождь барабанил по пластику, словно ногтями по камню стучали. В коридоре кто-то крикнул, ему ответил голос издалека. Элви скрестила руки на груди.
— И что дальше? — спросила она. — Продолжай, что уж теперь останавливаться.
— А дальше, — сказал Фаиз, — я здесь, под рукой.
Она целую минуту не могла понять, что он сказал. Что предложил. Потом ее одолел неудержимый хохот. Фаиз поджал губы, передернул плечами, уперся взглядом в стену напротив.
Элви все скалилась, растягивала губы до боли в щеках. Потом немного успокоилась, перевела дыхание. За окном полыхнула молния, но грома не было.
Она взглянула на Фаиза. Он, помедлив, ответил на ее взгляд.
— Хорошо, — сказала она.
Фаиз во сне храпел. Не громко. Не как бензопила. Просто в горле у него тихо мурлыкало. Свою заляпанную грязью одежду они свернули и подложили вместо подушки. Элви лежала на спине, подогнув колени, рассматривая потолок и свою мягкую кожу. Он повернулся на бок, прижался к ней ради тепла, подсунул ноги ей под коленки. Его дыхание щекотало ей кожу на ключице. Она задумалась, что станет говорить и делать, если кто-то войдет, но стояла ночь, а ночи здесь были очень долгими. Просторными.
Она рассматривала его тело цвета свежего меда, с неожиданно заросшими грудью и бедрами. Прямо пещерный человек, только без надбровных дуг неандертальца. Элви тихо вдохнула и тихо выдохнула — просто попробовала воздух на вкус. Она всегда держалась правила: не спи с сослуживцами. Она даже за руку никого не держала с тех пор, как «Израэль» начал долгий путь к вратам. Почти забыла, что такое секс. И как бывает потом.
Фаиз кашлянул, перевернулся, и она воспользовалась случаем отодвинуться. Он распластался на полу, прижавшись щекой к ее куртке, и не открывал глаз. Элви подумала о Холдене, осторожно коснулась мыслью сердца, страшась того, что найдет там.
— Хм, — обратилась она к потолку, негромко, чтобы не разбудить Фаиза, — и вправду, я не любила Холдена.
У Фаиза сбилось дыхание, веки дрогнули, но не открылись. Элви подумала, не вытянуть ли из-под него свой комбинезон, но решила, что подождет, — Фаиз так мирно спал. Она думала, что будет стесняться своей наготы. Стыдиться. Ничего подобного.
Она села по-турецки перед лабораторным оборудованием. Зеленое пятнышко в пробе воды немного сдвинулось, выбросило волосяные усики, исследуя окружение. Она просмотрела результаты химического анализа и начала читать заново. Добравшись до особенностей фотореагирующих отделов, нетерпеливо вздохнула. Они хиральные — и это в рацемическом [30] окружении. Она наблюдала оба варианта стереоизомеров, и, возможно, они выполняли совершенно разные функции. Вот, значит, как.
30
Подразумевается смешение право- и левосимметричных молекул, бихиральность.
Элви потянулась, хрустнув позвонками между лопаток, и скрючилась чуть не вдвое, всматриваясь в данные. Записала вопросы, которые надо было обсудить с Люсией и передать домой. Она не заметила, как Фаиз встал и оделся, пока он не укутал ей плечи одеялом. Тогда она подняла голову. Ее костюм так и валялся грудой на полу. Фаиз поставил рядом кружку горячего чая и поцеловал Элви в макушку.
— Доброе утро, солнышко.
Элви улыбнулась, прижавшись затылком к его бедру.
— Ты, наверное, каждой так говоришь.
— Ты в порядке? — ласково спросил он.
Элви насупилась. В порядке? Учитывая обстоятельства, пожалуй, что и да.
— Я обработала эту культуру, — сказала она, — и, знаешь, кажется, начинаю понимать. Вот, посмотри на числа…
ГЛАВА 36
ХЭВЛОК
Восстановителям воздуха на «Эдварде Израэле» не было дела, откуда берется энергия. Реактор, батареи — без разницы. Ощущение, что воздух изменился, стал горячее и жиже, исходило исключительно из головы. Хэвлок-то знал, что заперт в сталекерамической трубе, из которой нет выхода в пригодную для существования среду. Он большую часть взрослой жизни провел в подобных условиях и так же привык о них забывать, как земляне забывают, что удерживаются на вращающемся небесном теле исключительно притяжением масс, а от ядерного реактора Солнца их защищает лишь расстояние и атмосфера. О таких вещах не думаешь, пока они не портятся.