Пожарный
Шрифт:
Англичанин не испугался. Он рассвирепел. Краем сознания Харпер отметила, что и мальчик даже не вздрогнул. Он только рассеянно глядел на Харпер сонными и влажными глазами. Она решила, что он ошалел от жары, но позже выяснилось, что дело не в этом.
Харпер попробовала еще раз:
– Сэр, я уверена, что сумею помочь вам. Давайте обсудим симптомы мальчика в конце очереди, и если нужен немедленный осмотр, я приведу доктора. Если у ребенка боли в животе, не нужно пугать его криками. Давайте пройдем с ним в холл. Пожалуйста. Вы и я… что скажете?
Весь
– Тоже фанатеете от «Дайр стрейтс»? Такая юная? Вы, наверное, еще кубики грызли, когда они выпустили последний хит.
– Я не понимаю, – сказала Харпер.
– «Ты и я… Что скажешь»? «Дайр стрейтс»? Ну? – Он поднял голову и с любопытством уставился на Харпер.
Она не знала, что сказать – не понимала, о чем он. Он еще немного посмотрел на нее, потом сдался. Ласково обхватил мальчика и очень осторожно поставил его на ноги – как хрупкую вазу, наполненную водой до краев.
– Его зовут Ник. Вы отведете Ника в конец очереди? – спросил Пожарный. – А я тут продолжу разговор.
– Думаю, лучше вам обоим пойти со мной, – сказала она Пожарному, но взяла мальчика за руку. Ее резиновая перчатка тихо скрипнула.
Было видно, что мальчик нездоров. Лицо побледнело под веснушками, и ноги плохо слушались. А еще Харпер ощущала нехороший жар в его мягких, по-детски пухлых пальчиках. Но лихорадка бывает у многих зараженных, и сами споры теплее человеческого тела на два-три градуса. Однако ребенок, едва оказавшись на полу, согнулся пополам с гримасой боли.
Пожарный присел перед ребенком на корточки, прислонив хулиган к плечу. Потом сделал странную вещь: сжал кулаки, показал мальчику и погладил ими воздух, словно изображая роющую собаку. Мальчик скорчил гримасу и издал странный звук – такого Харпер никогда прежде не слышала от больного ребенка; так пищит резиновая игрушка.
Пожарный повернул голову к Харпер, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, Элберт Холмс ухватился за лом.
– Какого черта? – рассердился Пожарный.
– Сэр, отпустите оружие.
Пожарный потянул хулиган на себя. Эл потянул сильнее, выведя противника из равновесия и обхватив рукой за шею. Подошвы Пожарного, пытавшегося найти опору, с визгом заскользили по плиткам.
Харпер наблюдала за поединком, словно за разгоняющейся каруселью. Она прокручивала в голове только что виденное – не только жест Пожарного, но и то, как мальчик словно пытался справиться с неподъемным грузом.
– Ты глухой, – сказала Харпер мальчику – вернее, самой себе. Потому что мальчик действительно был глухой.
На сестринских курсах им показывали американский язык жестов – всего один день, – и она не помнила ничего. По крайней мере, думала, что не помнит. Но внезапно поняла, что тычет себе в ребра и вертит пальцами, как будто ввинчивая что-то в бока. Потом погладила живот. «Здесь болит?»
Ник неуверенно кивнул. Но стоило ей положить сложенные лодочкой ладони ему на живот, как мальчик отступил и неистово замотал головой.
– Все хорошо, – Харпер говорила медленно и отчетливо – вдруг он умеет читать по губам. Она когда-то слышала – может, в тот самый день на курсах, – что читающие по губам в лучшем случае понимают примерно 70 процентов того, что видят, а большинству глухих далеко и до этого. – Я аккуратно.
Харпер снова потянулась ощупать живот мальчика, и он снова закрылся, отступив; на верхней губе у него выступил пот. Мальчик тихонько заскулил. И она поняла. Сомнений не осталось.
Эл пережал рукой горло Пожарному, не давая вдохнуть. Этот удушающий прием пару лет назад лишил жизни темнокожего Эрика Гарнера в Нью-Йорке, но все еще не вышел из моды. Второй рукой Эл тянул вниз хулиган, прижимая его к груди Пожарного.
Если бы Харпер была в состоянии задуматься, ее, наверное, удивила бы реакция Пожарного. Он не отпускал хулиган, но и не пытался вырваться из захвата Элберта. Вместо этого он вцепился зубами в пальцы черной перчатки на своей левой руке, пытаясь ее стянуть. И тут Харпер заговорила чистым, звенящим голосом, от которого дерущиеся замерли.
– Медсестра Лин! Нужна каталка – отвезти мальчика на компьютерную томографию. И готовиться к полостной операции. Кто-нибудь в педиатрии может помочь?
Сестра Лин посмотрела поверх головы Пожарного пустым взглядом; ее лицо ничего не выражало.
– Как вас зовут? Вы из новеньких?
– Да, мэм. Я приехала три недели назад. Когда объявили набор добровольцев. Харпер. Харпер Грейсон.
– Сестра Грейсон, сейчас не место и не время…
– Время. У него или лопнул, или вот-вот лопнет аппендикс. И еще: кто-нибудь из сестер знает язык жестов? Мальчик не слышит.
Пожарный уставился на нее. Эл тоже, раскрыв рот, глядел на Харпер через плечо противника. Он уже отпустил Пожарного, и теперь тот снова мог дышать. Пожарный больше не пытался стянуть перчатку – он тер горло левой рукой – и смотрел на Харпер с благодарностью и облегчением.
Сестра Лин снова покраснела, но, похоже, встревожилась.
– Нельзя ставить такой диагноз без томографии.
– Я вообще не могу ставить диагноз, – сказала Харпер. – Но я… я уверена. Я работала школьной медсестрой, и подобный случай был у меня в прошлом году. Видите, как он прикрывает живот? – Она взглянула на Пожарного, пытаясь вспомнить, что он говорил. – Вы сказали, рухнул дом, и мальчик находился «прямо там». Значит, он был внутри, с матерью, когда дом рухнул?
– Да. Именно это я и пытался объяснить. Мать погибла. А мальчика зажало обломками. Мы вытащили его, и он с виду был цел – немного помят, но ничего серьезного. Он не ел и не разговаривал с людьми, но мы списали это на шок. А сегодня утром он сильно вспотел и не мог даже сесть без боли.
– Удар в живот мог повредить аппендикс. Когда он последний раз ходил по-большому?
– Я не особо слежу, как дети какают. Но могу спросить, если этот джентльмен меня отпустит.
Харпер посмотрела на Элберта, который озадаченно застыл с приоткрытым ртом.