Поживши в ГУЛАГе. Сборник воспоминаний
Шрифт:
Когда мы пришли на место, нас привели на рыночную площадь. Посреди нее был колодец, а по бокам выкопали глубокие ямы. Пленные спускались в колодец, чтобы напиться, а когда выпили всю воду, стали высасывать ее из песка. Многие там и остались. Через некоторое время установили котлы, вскипятили воду; в кипяток всыпали муку из петушиных костей, сварили баланду. Все становились в очередь, подставляя пилотки, у кого что было. Ели руками, только бы наесться. Потом побежали в уборную, в те самые глубокие ямы, но мука в кишках зацементировалась, и люди в ямах так и остались. Мне баланды не хватило, и я остался жив.
Однажды я стоял около ворот зоны; подъехали машины, нас погрузили и повезли
Мы переночевали в этом доме, потом всех выгнали во двор. Подошли машины, нас куда-то опять повезли, поместили в лагерь. Использовали на тяжелых работах: мы грузили уголь, вылавливали бревна в холодной воде — кто-то умирал в воде, не дотащив бревна до берега. Все были злые, голодные, истощенные. На ночь нас запирали в картофельные амбары, где в подвале кое-где валялась картошка; некоторые ели мертвецов.
Глава 3
Я — артист
Однажды нас вытащили из подземелья и повели в лагерь. Был ясный солнечный день. На работу не погнали. Около зоны был барак, там украинские полицейские играли на балалайках, играли плохо. Я сказал:
— Дайте балалайку, я покажу вам, как надо играть.
Один подсунул мне балалайку под проволоку, и откуда у меня взялись силы — я играл так, что балалайка летала вокруг моего тела, а музыка не прерывалась. Полицаи открыли рты от удивления.
— Ты артист? — спросили они.
— Да, — ответил я и отдал им балалайку.
Прошла неделя, меня вызывают к полицаям. Там оказался унтер-офицер, он попросил меня сыграть. Унтер-офицер был очень доволен, велел записать мою фамилию. Полицаи дали поесть и отвели обратно в зону.
Через некоторое время меня вызвали из зоны и привели в комнату, в которой было много офицеров. Они предложили мне выпить, но я отказался, сказав, что сначала прорепетирую с баянистом. Потом я сыграл — проимитировал джаз. Мне дали поесть и отвели в зону. Записали фамилию.
Однажды отсчитали нас десять человек, погрузили на машину, повезли неизвестно куда. Когда машина остановилась, мы оказались во дворе военного госпиталя. Поместили нас в барак, в котором вместо кроватей была солома, и сказали: «Здесь вы будете спать». Кормили отвратительной баландой. Мы выполняли тяжелые физические работы, выносили шлак из котельной, разгружали машины с углем, кололи дрова. На ночь нас запирали.
Через какое-то время отобрали трех человек для работы в госпитале санитарами, в том числе и меня. Подносил судна, бутылки, носил отрезанные хирургом руки, ноги в котельную, дежурил по ночам. Однажды у офицера пропали часы, и он не долго думая выстрелил в меня. Я успел отскочить. Доложил главному хирургу о том, что больной сказал, что я украл у него часы. Хирург стал искать и нашел часы в кармане его шинели, пристыдил офицера и отобрал у него пистолет.
Нас кормили плохо, мы ходили голодные. Пищу раздавали русские девчата, они ведрами носили объедки домой. Однажды мы не выдержали и сказали им:
— Как же вам не стыдно, мы ходим голодные, а вы отдаете остатки свиньям!
Они поплакали и стали нас подкармливать. Однажды приехали какие-то офицеры и, узнав, что я артист, взяли меня в группу русских артистов. Там я познакомился и подружился с Баулиным и его женой.
Мы выступали в лагерях для военнопленных и для жителей сел, прилегающих к Гомелю и Борисову. Пошли слухи, что нас отправят в Германию, — говорили, что там голод, а главное, нас ожидают лагеря.
Была осень. Мы, посовещавшись, удрали
Когда была бомбежка, мы спрятались в бункере и замаскировались, но нас заметили немцы:
— Считаем до трех, а то бросим гранату!
Мы вышли.
— А, тут и женщина, — сказали немцы, увидев жену Баулина.
Так я снова попал в плен. Обыскали нас и повели в какое-то село. Поместили в каморку. Меня вызвали и били поленом, положив на парту, так как считали, что всю группу артистов к партизанам увел я, — с тех пор у меня больные легкие. Избили до бессознательного состояния, приволокли и бросили в каморку. Рано утром нас вывели, посадили на бревно, а перед нами встали солдаты с автоматами. Мы догадались, что нас расстреляют. Повели за село, подвели ко рву. Солдаты выстроились и направили на нас автоматы. В это время по паханому полю с ревом шла легковая машина. Старший по команде приказал опустить автоматы и побежал к машине. Из нее вышел полковник, главный полевой врач. Он спросил:
— Это партизаны?
Солдат ответил:
— Да.
— Расстреливать будете?
— Jawol [21] .
Тогда полковник, всмотревшись в наши лица, сказал:
— Я вас знаю, вы артисты, я видел вас на концерте. — И обратился к солдатам: — Это русские артисты, отведите их в штаб.
Нас повели в штаб (его величество Случай), где мы в какой-то комнате переночевали. На другой день нас повезли в Минск. Узнав, что мы работали в отделе пропаганды, нам отвели комнату, и мы жили в ней под охраной — до тех пор пока сотрудники СД не узнали, что русские артисты были в партизанах и сейчас живут почти на свободе. Нас арестовали и посадили в тюрьму. Мы просидели там два месяца, кормили нас ужасно и остригли наголо.
21
Так точно (нем.).
Через два месяца этапом отправили в Берлин. Оказалось, что в этапе много артистов. Нас привезли в филармонию, которая называлась «Винета». Начальник филармонии очень любил птиц, и нашу группу после просмотра назвали «Розовый павлин»; добавили нам еще одну танцовщицу. С нами ездил Reiseleiter [22] ; вооруженный. Меня назначили художественным руководителем. Мы обслуживали Ostarbeiter [23] и власовцев.
Как-то нас вызвали, сказали, что посылают обслуживать казачьи войска в Югославию. Мы давали концерты для донских, кубанских и терских казаков. Однажды видели генерала Шкуро. Побывали в городах Сисак, Ново-Градишка, Костайница, Загреб. После нас привезли опять в Берлин. Город был весь в руинах. Шел 1945 год.
22
Сопровождающий (нем.). — Прим. ред.
23
Восточные рабочие (нем.).(Мирное население, угнанное немцами из СССР и других стран Восточной Европы; использовались для работы на полях и заводах.) — Прим. ред.