Позитивные изменения. Том 2, №4 (2022). Positive changes. Volume 2, Issue 4 (2022)
Шрифт:
Все очень просто. Причем у меня это понимание было еще до того, как это понятие ввел в России фонд «Наше будущее». Первое – это человек, который решает социальную проблему. И второе – он должен зарабатывать какую-то минимальную прибыль, чтобы не пойти ко дну.
Эта история, которую развивает фонд «Наше будущее», мне кажется, очень важная, потому что они учат зарабатывать деньги. Ты деньги взял – ты должен их вернуть. Да, без процентов, но ты должен их вернуть. И это очень правильная история, потому что ты в нормальных бизнес-условиях находишься, чуть более смягченных, чем для остальных людей, но, тем не менее, это не подарок,
Позитивный контент, успешные кейсы, длинные деньги, беспроцентный заем или 1 % годовых, – все, что нужно для развития проектов социальных предпринимателей в России.
На ваш взгляд, что могло бы внести значимые положительные изменения в проекты социальных предпринимателей в России? Может принятие какого-то закона, создание определенной инфраструктуры, какого-то института развития, или значимый рост инвестиций в такие проекты?
Я, честно, уже против любых институтов развития. Вся Москва – это сплошные институты развития, и мы, Россия, их не прокормим. «Фабрика Обсервер» стоит 3 млн долларов примерно. 300 млрд золотовалютных резервов России из-за санкций заморожены. Можно сказать, что их подарили непонятно кому. Эти 300 млрд рублей – это 100 000 фабрик «Обсервер».
Когда к нам приезжал Максим Решетников, министр экономического развития РФ, то Калининградской области выделили для малого и среднего предпринимательства 5 млрд рублей. Эти деньги выдают предприятиям под 1 % годовых на семь лет.
Грубо говоря, если бы мы взяли 300 млрд золотовалютных резервов России и отдали их на проекты социальных предпринимателей под 1 % годовых, они бы начали производить что-то нужное, деньги зарабатывать, налоги платить, страну менять к лучшему, какие-то другие позитивные вещи делать.
Здесь основной эффект был бы не денежный, а именно социальный. Его сложно посчитать, но это можно сделать.
Даже если, допустим, половина (50 000 фабрик) разорилась, то заемные деньги все равно вернулись бы через несколько лет в казну. Не только в Москве, а в России появились бы реальные 50 000 небольших производств. Но для этого федеральное правительство должно доверять своим людям, а люди должны доверять правительству. Я – тот сумасшедший, который доверяет. У нас что-то получается как на областном, так и на федеральном уровне.
А налоговые преференции для социальных предпринимателей нужны?
Наверное, да. Но, боюсь, сразу начнется жульничество. Дайте просто длинные деньги под 1 % годовых или беспроцентно, и все, больше ничего не надо.
Я вообще за то, чтобы инвалиды платили за вход в театр, в музей и т. д. Может, не 100 %, но 50 %. Тогда музей будет знать, зачем он делает доступную среду, потому что он что-то зарабатывает, и люди с инвалидностью тоже его посетители. Пускай человек с инвалидностью тоже зарабатывает деньги. Не хочет работать – пусть дома сидит, смотрит телевизор. Не надо ему никаких музеев.
Как сделать так, чтобы таких компаний, как ваша – эффективно решающих социальные проблемы общества, значимо меняющих в лучшую сторону жизнь сообществ, регионов, стран и всего мира – становилось больше в России? А в мире?
Мне кажется, надо, во-первых, показывать успешные кейсы. Их достаточно много.
Можно ли научиться быть социальным предпринимателем?
Мое личное мнение – это невозможно. Ты либо предприниматель, либо нет, и это сразу видно. Да, часто бывает так, что человек или его родственник, или друг попали в ситуацию, и это заставило этого человека пойти в социальное предпринимательство, решая проблему этого друга, родственника или еще кого. Здесь просто надо поддерживать этого человека без создания огромных федеральных структур, которые тратят кучу денег на одну образцово-показательную выставку, которую потом покажут по телевизору.
Какой у вас личный KPI?
У меня последнее время на все один KPI. Первый и самый главный – ты смотришь что-то и задаешь себе вопрос: «Это настоящее или нет?». Как с той же образцово-показательной выставкой. Это настоящее или это для трех чиновников? Есть финальные пользователи, которые купят товары? Если их нет, значит, это ненастоящее и не надо больше выставок проводить.
Кстати, специальная военная операция как-то повлияла на ваши отношения с зарубежными партнерами?
Да, и очень сильно. Половина партнеров приостановила поставки. Скандинавы, например. Фактически, работают как раньше китайцы, тайваньцы, а из европейцев работают те, с кем у меня были личные, близкие отношения. С помощью консула Евросоюза мы получили экспортную лицензию на немецкие моторы. Мы четыре или пять месяцев простояли с арестованными моторами, а сейчас с этой лицензией везем моторы как раньше. То есть там, где был хороший контакт, там мы выдержали.
Каких-то новых партнеров вы ищете взамен ушедшим?
Вместо датчан, у которых уникальная лестница-трансформер, ты не найдешь других. Их просто нет. Нам все говорят: «Делайте сами». Я понимаю, что такое «делайте сами». На коляску смотришь, кажется, так все просто, а там трубы 16 видов. И тебе завод на Урале продает минимум тысячу метров. У тебя только в трубу каждый раз вложения – 3 млн. Моторы – 5 млн, джойстики – 6 млн, ткань – 3 млн.
Мне сейчас надо новую модель коляски делать, я понимаю, что по вложениям это будет 30–40 млн, а мне в это время надо бодаться с поставщиком китайских колясок.