Позолоченная клетка
Шрифт:
Это была женщина в чёрных богатых одеяниях, по её бледному лицу с правильными чертами невозможно было определить возраст, но глаза выдавали, что она была не просто старой, а по-настоящему древней. В изгибе губ и линии подбородка я уловила сходство с Ричардом, и поняла, что эта загадочная, привыкшая повелевать женщина – его мать. И если мой муж был Чёрным Принцем, то она, вне всяких сомнений, Чёрной Королевой.
Мы обменялись долгим взглядом. Я первая, не выдержав, отвела глаза.
«Так это и есть твоя избранница?» - спросила королева.
«Это
Дама в чёрном вновь обратила на меня взгляд, в котором мешались гнев и презрение.
«Какую цену ты попросишь, чтобы оставить в покое моего сына?» - спросила она.
Я вскинула голову.
«Мне ничего от вас не надо!
– воскликнула я. – Мы любим друг друга, и хотим быть вместе. Навсегда!»
Наступило тяжёлое, напряжённое молчание. Я приготовилась к смерти, и ещё плотнее прижалась к Ричарду.
«Навсегда… - задумчиво повторила королева. – Что ж… Наверно, я должна была вас проклянуть. Но вы не оставили мне выбора, и мне не остаётся ничего иного, как благословить ваш брак. Оставайтесь же вместе. Навсегда!»
Она взмахнула рукой, зал, в котором мы находились, затянула тьма. Спустя мгновение она рассеялась. Мы стояли перед воротами нашего замка.
Первые годы замок казался нам чудесным, поистине королевским подарком. Мы потратили много дней, прежде чем обошли его до последнего уголка, поднимаясь на самые высокие башни и спускаясь до тёмных подземелий. Мы не разлучались ни на минуту, не переставая говорили друг с другом, по несколько раз в день занимались любовью, порою в самых неожиданных местах – на медвежьей шкуре, расстеленной перед пылающим камином в гостевом зале, на маленьком неудобном диванчике в библиотеке, - словом, там, где нас накрывала очередная волна вспыхнувшей страсти. Мы не думали о том, что ждёт нас завтра, каждый прожитый день был ознаменован любовью и счастьем.
Но день проходил за днём, год за годом. В нашем мире не изменялось ничего. Замок постепенно переставал быть для меня уютным, исполняющим прихоти домом. Он ещё не казался мне тюрьмой, но я уже начинала чувствовать себя птицей, запертой в позолоченной клетке. Я начала скучать по нашему реальному миру. Мне не хватало его шума, света, гремящей музыки, стремительного движения, гомона человеческих голосов, кофе и ментоловых сигарет, интернета, любовных покетбуков в мягких обложках. Постепенно, совсем незаметно для нас, мы начали отдаляться друг от друга. Наша любовь не прошла, просто утратила прежний пыл. Мы всё больше проводили времени порознь, встречаясь в иные дни лишь в трапезной и нашей супружеской спальне.
Самое трудное в пребывании здесь то, что мне абсолютно нечем себя занять.
В замке огромная библиотека, но я не знаю языка, на котором написаны книги, и не могу их читать. Давным-давно Ричард пытался меня обучать, но я никогда не имела способностей к освоению новых языков, к тому же этот, вдобавок ко всему, оказался слишком сложным и вычурным.
Будучи фотографом, я немного увлекалась ещё и компьютерной графикой, но, по понятным причинам, не могла этим здесь заниматься. Один из залов в дальнем крыле замка был отведён под художественную мастерскую. Но некому было научить меня изобразительному искусству, объяснить, как натягивать на раму холст, как его грунтовать, правильно смешивать краски и подобным тонкостям, сопровождавшим труд живописцев. Я всё-таки пыталась рисовать, уверяя
Я пыталась вести дневник, покрывая при помощи пера и чернил страницы обнаруженных в библиотеке пергаментных блокнотов буквами, складывающимися в ничего не значащие слова. Нет более нелепого и бессмысленного занятия, чем вести фиксацию событий, находясь в месте, где ничего и никогда не происходит.
Шитью, вязанию и тому подобным средневековым развлечениям я тоже не была обучена. Мужские развлечения, наподобие оружейного зала с богатейшей коллекцией орудий для убийств, меня не интересовали. Я предпринимала попытки заняться уходом за садом и парком, но незачем было сажать цветы, зная, что никогда не придёт весна и им не суждено распуститься. Даже простая уборка аллей не приводила ни к какому результату – можно было до бесконечности сгребать в кучи опавшие листья, но за ночь камни мостовых снова были усыпаны новыми.
Я хотела бы посвятить всё своё время уходу за любимым человеком, но, увы, и этого я была лишена. Наша одежда не нуждалась в стирке и починке, да и уборкой тоже занимались невидимые слуги. Готовить я никогда не умела и не любила. Тот неполный месяц, что мы провели с Ричардом в моей квартире-студии, я всегда готовила завтрак сама. Просыпалась ранним утром и отправлялась в угол моего жилища, отведённый под кухню. Вскипятив воду для кофе и наскоро что-нибудь приготовив, я возвращалась в постель и будила своего возлюбленного поцелуями. Потом мы шли завтракать, нередко перед этим сначала занявшись любовью, первый раз из многих на протяжении предстоящего дня. Мы пили кофе, а мой возлюбленный с аппетитом ел приготовленную мною снедь, хотя омлет по цвету и плотности напоминал сапожную подошву, а тосты всегда получались подгорелыми. Но здесь просторная кухня, укрытая в полуподвале, всегда была девственно чиста – горы вымытой посуды, начищенные до блеска котлы на холодных плитах, и никаких запасов продуктов. Готовка, стирка, уборка – все эти повседневные дела, занимающие большую часть жизни замужних женщин, осуществлялись сами собой, по волшебству.
Я была слишком деятельным человеком, привыкшим сама о себе заботиться и самой определять свою жизнь. Тихий омут супружества был просто не по мне. Любовь Ричарда поддерживала меня, но не могла разогнать окружающую скуку.
Всё чаще и чаще я стала донимать мужа расспросами о том, когда закончится наше заключение, он под всякими предлогами уклонялся от прямого ответа. Наконец, настал день, когда я приступила к нему, требуя сказать мне правду, и поклялась, что не оставлю в покое, пока он не скажет, надолго ли мы застряли в этом ставшем невыносимо скучном месте.
«Навсегда», - ответил он мне.
До меня не сразу дошёл смысл этих слов. Но когда я поняла, меня охватила ярость. Как последняя истеричка, я била посуду, крушила зеркала и дорогие изящные вазы. Разумеется, следующим утром от устроенного мною погрома не осталось и следа, заколдованный замок обо всём позаботился. Я весь день демонстративно не разговаривала с мужем, а на ночь перебралась от него в отдельную спальню. Ричард не пытался меня остановить, наверное, он надеялся, что я пойму и смирюсь. Но я не смирилась.