Позволь мне любить тебя
Шрифт:
— Двадцать девять книг на твой день рождения, — продолжала Наталья, так как я все еще подыскивала слова. — Я порылась на твоей книжной полке дома. Я решила, что те, которые были наиболее потрепанными, были твоими любимыми, поэтому выбрала именно их. Плюс несколько старых книг, которые, как я помню, ты читала в детстве.
— Это невероятно, — прошептала я. — Спасибо. — На верхней полке стояла книга «Голодные игры». И я снова оказалась в кабинете Хадсона, вспоминая, как обращалась к своей внутренней Китнисс, чтобы сразиться с мужчиной, стоящим сейчас передо мной. —
— Можете дать нам минутку? — От хриплого голоса Энцо я подняла на него глаза, в которых стояли слезы: неужели он прочитал мои мысли? Он знал, что я думаю о его сестре?
— Да. Просто выкати тележку, когда будешь готов, и мы сможем спеть. Я уверена, что все ждут с нетерпением. — Наталья улыбнулась, и Райан взял ее за руку, когда они уходили.
Мой взгляд переместился на пальцы Энцо, который ловко расстегивал пуговицы своего поварского халата. Он бросил халат на стойку, и его простая черная футболка продемонстрировала его сильные руки и татуировки, которые моя мама считала опасными для моего сердца. Это было похоже на столкновение добра и зла, нанесенное чернилами на его предплечья. На одной руке были четки, на другой — черепа, меч и другие символы смерти, поглощаемой пламенем.
Я наблюдала за тем, как его рука поднялась, и ладонь погрузилась в темные волосы. Должно быть, на них был гель, потому что неидеальный беспорядок, который всегда ему шел, вернулся на прежнее место после того, как его рука покинула густые локоны.
Я наклонила голову, ожидая, когда он поделится своими мыслями.
— Ты в порядке? — Но искра хаоса в его глазах, смотревших на меня, заставила меня нервно спросить: — Ты не хочешь предложить мне еще один поцелуй на день рождения?
Его гладкая челюсть сжалась от моих слов. Я привыкла видеть его с бородой, но на днях он побрился, и он был одним из немногих мужчин, которые выглядели сексуально как с бородой, так и без.
Я подняла ладонь между нами.
— Расслабься, Энцо, я пошутила.
Его рука как-то изящно опустилась набок, когда он спросил:
— Ты не рассказывала Наталье о том поцелуе?
Подожди, что?
— Нет, не рассказывала. — Я удивленно покачала головой. — Ты помнишь тот поцелуй?
Его обезоруживающая улыбка застала меня врасплох, пока он изучал меня.
— Думаешь, есть хоть один шанс на Божьей зеленой земле, в океане или на небесах, что я когда-нибудь забуду ту ночь?
Я моргнула от удивления не только от его откровения, но и от того, как поэтично прозвучали эти неожиданные слова. Бьянка была писательницей, но, возможно, он тоже всегда владел словом, даже если никогда в этом не признавался.
— Итак, — сказала я, сглотнув, — ты помнишь.
Он постучал себя по виску.
— Это живет в моей голове, Мария. Вероятно, это выжжено на переднем плане моего сознания навечно. Так что да, можно сказать, что я помню.
Сделав шаг
— Но я хотел бы поговорить с тобой кое о чем, и я не уверен, захочешь ли ты дать мне пощечину или, ну, поцеловать меня за это. — Он поднял ладони между нами, как бы говоря: как ты решишь.
— Пощечина или поцелуй? — Мое сердцебиение участилось от этих вариантов. — В чем дело?
С задумчивым видом он почесал свою челюсть, словно забыв, что побрил ее.
— Я заставил Томаса признаться, что он тебе изменил.
Вот дерьмо. Мои плечи опустились от этой новости, и я отпрянула в сторону, пытаясь осмыслить полученную информацию.
Я вздрогнула, когда его сильные руки опустились на мои плечи и слегка сжали их. Ладно, может быть, от его прикосновения по моей коже побежали мурашки. Особенно потому, что его рот оказался у моего уха, когда он сказал:
— Я видел твою боль. Твое разочарование. Я слышал, как ты рассказывала Наталье, как сильно хочешь освободиться от него навсегда, а я слишком долго ждал, чтобы это произошло. Я должен был заставить его признаться раньше.
— Но ты обещал не вмешиваться. — Я протянула руку и похлопала по одной из его ладоней, прося отпустить меня. Он отступил, и мне потребовалось время, чтобы все обдумать, прежде чем повернуться к нему лицом. — Ты нарушил данное мне слово.
Он склонил голову, положив руки на тележку с тортом. Его широкие плечи расслабленно подались вперед.
— Томас уже ненавидит тебя. Но нравится мне это или нет, он в моей жизни из-за совместной опеки. — Я подняла глаза к потолку, пытаясь удержать слезы. Скорее всего, их тоже будет двадцать девять. — Я не хочу, чтобы наши с ним отношения стали еще хуже. Мы же друзья. Коллеги. Соседи.
— И ты думаешь, что я его боюсь? — спросил он, когда наши глаза снова встретились.
— Я знаю, что ты его не боишься, но что, если он…
— Если этот человек причинит вред тебе или Киаре, пощады не будет, Мария. Никакой, бл*дь, пощады, и ты должна это знать. — От его резкого тона по моей разгоряченной коже пробежали мурашки.
Он выпрямился во весь свой рост и, обогнув тележку, встал передо мной.
— Он потерял тебя. Потерял свою идеальную семью, потому что долбаный идиот, Мария. И самое меньшее, что он мог сделать, это быть честным, чтобы ты могла быстрее освободиться от этого брака. Я не мог больше видеть, как ты страдаешь, зная, что ты хочешь быть свободной от него.
В то время как он стоял во весь рост, я съежилась. Мне захотелось закрыть лицо руками и спрятаться от этого человека. От человека, который заставлял меня постоянно испытывать множество разных эмоций, и я не всегда могла разобраться в них.
После разрыва с Томасом я нелепо надеялась, что когда-нибудь у нас с Энцо появится второй шанс, ведь он жил в Шарлотте и сменил костюм на халат шеф-повара.
— Ты этого хотел? Ты хотел, чтобы я была одинока?
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Ты мой друг, и я забочусь о тебе.