Позывной "Курсант" 4
Шрифт:
Как только Молодечный отпустил нас и велел переодеваться для того, чтоб идти на завтрак и занятия, я быстрее всех стянул спортивку, нацепил брюки, рубашку, накинул куртку и отправился в Большой дом.
— Давай, удачи! — Крикнул мне в спину Бернес.
— Ага. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Добавил Подкидыш.
Я махнул пацанам рукой, намекая, что все будет отлично и волноваться не стоит.
Но вот за воспитателем пришлось, кстати, побегать по этажам и комнатам. Панасыч, будто назло, почти полчаса играл со мной в прятки. Не специально, конечно. Просто так совпадало.
В итоге, разыскал я его только после завтрака, на который он, между прочим, не явился. Хотя, так-то, всегда приходил, чтоб проверить своих подопечных.
В столовой мы по-прежнему сидели старым составом нашей детдомовской группы. После того разговора, который у меня вышел с Старшим, Корчагиным и Степаном, их обида как-то незаметно испарилась. Они сами тепнрь каждый день подсаживались к нам.
— Панасыча никто не видел? — Спросил я пацанов, пока мы коллективно уминали кашу.
— Не. — Склизкий мотнул головой. — Не видели. Но слышали. Он вроде на кого-то ругался на улице. Ты во двор выйди. Может, где-нибудь на територии.
Собственно говоря, Корчагин оказался прав. Шипко отирался за Большим домом и судя по мрачной физиономии, настроение у него было поганое.
— Чего тебе надо? — Панасыч демонстративно свёл брови, сморщив лоб.
Это был очень наглядный намёк, не охренел ли ты пацан? Я тебе что, мальчик на побегушках?
— Мне надо поговорить с Владимиром Харитоновичем. С товарищем Шармазанашвили. — Я же наоборот, вел себя уверенно, четко. Чтоб у воспитателя точно появилось понимание, дело и правда серьезное.
— Очень интересно… — Шипко снял с руки перчатку и полез в карман за папиросами.
Вытащил спички, подкурил. При этом пялился в основном только на меня. Даже спичкой чиркнул «вслепую».
— Это правда очень важно. Но побеседовать мне нужно именно с товарищем Шармазанашвили. Не с кем-то другим. Более того, лучше, чтоб наша беседа с Владимиром Харитоновичем осталась секретом.
Намек в моих словах был вообще ни разу не прозрачный. По сути я открытым текстом говорил Панасычу: Бекетову доносить о моей просьбе нельзя. А в том, что воспитатель — человек товарища старшего майора государственной безопасности, я вообще ни капельки не сомневался. И возможно, тот факт, что прошу я именно Шипко сообщить директору о моем желании встретиться, выглядел бы дурью, если бы не одно «но».
Я хорошо запомнил интонации Панасыча в том разговоре с Молодечным, который случайно подслушал в спортивном зале. То, как воспитатель говорил о Бекетове… Могу точно и уверенно сказать, Шипко Игоря Ивановича сильно не любит. Почему? Не знаю. Но это сто процентов неприязнь личного характера.
В голосе чекиста, когда он обсуждал с Молодечным возможные проблемы начальства, звучало презрение. А для Панасыча подобная эмоция гораздо круче чем ненависть или злость. Он Бекетова не уважает. Он считает его гнидой. Соответственно, сотрудничество у них вынужденное. Причем, вынужденное для Шипко. И если выбирать, через кого напроситься к директору, а варианта всего два,
С Кривоносым я вообще до сих пор не знаю, как обстоят дела. В том смысле, что он — закрытая книга. Никаких эмоций, никакой слабости. Даже когда орет на нас во время пробежки или занятий, делает это без огонька. Не то, что например, Шипко.
— Чтоб ваша беседа осталась секретом? — Переспросил Панасыч.
Смотрел он при этом мне прямо в глаза. Пристально. У нас с ним будто шел ещё один диалог. Молчаливый.
— Да. — Ответил я, не отводя взгляд.
— Ну… Хорошо. Идём. — Воспитатель шагнул к дереву, воткнул бычок в самый большой сугроб, а затем решительно направился к Большому дому.
— Эм… То есть прямо вот так все просто? — Я слегка завис, глядя ему в след. Буквально на пару секунд. Реально не ожидал, что процесс пойдёт настолько быстро. Но потом перестал тупить и рванул догонять Панасыча.
Не прошло пяти минут, как мы уже оба стояли в кабинете директора школы.
— Я вроде бы не звал слушателя Реутова. — Задумчиво произнёс Шармазанашвили, хмуро изучая мои ботинки, с которых по полу растекалась некрасивая лужа растаявшего снега.
— Товарищ капитан государственной безопасности, слушатель Реутов утверждает, что ему срочно необходимо поговорить с вами. — Отчеканил Панасыч, потом кивнул, развернулся и строевым шагом вышел из комнаты.
Видимо, мои слова про секретность Шипко понял буквально.
— Ну… Хорошо. Говори, Реутов. — Владимир Харитонович посмотрел сначала на закрывшуюся за воспитателем дверь, потом опять на лужу.
Выслушал он меня молча. Спокойно. Даже, наверное, внимательно. Затем, когда я закончил, так же спокойно спросил:
— Реутов, ты пьян? Вроде бы такой вариант исключается, но я не знаю, что еще можно подумать после подобных заявлений. Позволь уточню. Ты хочешь, чтоб я передал товарищу народному комиссару, будто тебе срочно необходимо посетить коммуну, в которой ты жил после того, как тебя нашли на улице. Правильно?
Я кивнул, подтверждая верность слов директора школы.
— Так… И что должно меня сподвигнуть на это?
— Понимаю, вам, наверное, это кажется странным, но честное слово, Лаврентий Павлович… то есть товарищ Берия будет рад этой новости. Вы ему только уточните, что вопрос касается прошлого. Он обязательно поймёт.
Не знаю, что конкретно в тот момент подумал Шармазанашвили. Наверное, что я — сумасшедший. По крайней мере, думаю, для него все именно так и выглядело. Но тем не менее, спустя буквально день, во время занятий меня разыскал Шипко.
У нас как раз закончился немецкий язык и мы должны были отправиться на обед.
— Реутов, завтра мы с тобой отправимся в дорогу. Утром чтоб был готов.
Все. Больше никаких пояснений не последовало.
Честно говоря, я даже был рад, что со мной поедет Панасыч. Нет, меня бы, конечно, устроило одиночное путешествие, но кто же отпустит без сопровождающих? Тем более курсанта секретной школы, тем более, такого как я.
Однако, если выбирать кандидатуру спутника, уж лучше пусть это будет Шипко.