Практическая психология. Разрушитель
Шрифт:
– Чем занимался у кира Маргана?
– Переписывал книги, писал под диктовку. Иногда писал письма для герцога и для кирены Эвелин. – Виктория удивленно подняла брови. – Герцог писать умел, но не любил, а кирена едва буквы знает.
Ну естественно, женщинам грамота ни к чему, у них в этом мире другое предназначение. А сама учиться Эвелин не стремится, ей и так хорошо.
– Мне кажется, что тебе больше понравится работать в библиотеке, чем подавать мне чай. – Ну вот! И чего он носом хлюпает? – Мне нужен библиотекарь. Тот, кто
Саш кивнул и улыбнулся.
– Спасибо, хозяин. Я и надеяться не смел. Раньше я знал, что скоро умру, и не мечтал о подобном, а потом решил, что просить у светлого Ирия еще чего-то – кощунство. Он и так много сделал для нас.
– Я не Ирий, – Виктория покосилась на портрет светлой сволочи, – но тоже кое-что умею. Сегодня и приступай. Я предупрежу охрану. Вечером обсудим твои первостепенные задачи.
– Простите?
– То, что нужно сделать в первую очередь.
Алан поднялся и, поставив чашку на стол, направился к выходу.
– Кир Алан, – догнал его уже у порога голос слуги. – Я…
– Что Саш?
– Можно потом с вами поговорить не о книгах?
Виктория про себя улыбнулась. Неужели созрел и решил просить разрешения на свадьбу? Она уже давно замечала, как переглядываются Мила и Саш, когда думают, что их никто не видит.
– Вот вечером и поговорим.
Она вышла в коридор и направилась в сторону покоев Турена, ей хотелось успеть переговорить со старшим сыном до завтрака.
Саш подождал, пока за герцогом закроется дверь, а затем дал волю эмоциям. Он несколько раз подпрыгнул, помахал руками и, наконец, опустился на колени у портрета Ирия.
– Спасибо, спасибо, спасибо! Я мечтал об этом так долго, – он вытер глаза и осенил себя кругом Ирия.
Дверь, ведущая на половину слуг, бесшумно отворилась, и в кабинет проскользнула Мила.
– Я все слышала, – зашептала она. – Не смей признаваться! Сейчас, когда весь ужас позади, нам не следует вмешиваться в дела господ.
– А если его убьют? – так же шепотом ответил ей Саш и поднялся с колен. – Что тогда?
– Не говори! Он убьет нас! Пусть все идет, как Вадий задумал! Миленький, дорогой, молчи! Ирием светлым заклинаю! – Мила расплакалась.
– Не плачь, я не скажу, – едва слышно угрюмо ответил Саш.
– Все будет хорошо!
Девушка поцеловала его в щеку и, подхватив корзину с грязным бельем, ушла.
Саш некоторое время еще сидел на полу, невидяще уставившись на лицо Ирия, а затем, решившись, направился к столу, возле ножки которого стоял деревянный поднос. На нем углем был нарисован портрет улыбающегося Лиса. Слуга взял небольшой перочинный нож и нацарапал на подносе несколько букв, затем водрузил поднос на камин портретом Лиса вперед и продолжил уборку.
Мила, прижимая к животу корзину, быстро шла в сторону прачечной, по ее щекам текли слезы. Так как этим коридором пользовались только слуги, то и факелов здесь было не больше, чем требовалось, чтобы едва освещать проход. Поэтому убийцу она заметила, только когда ладони сомкнулись на ее шее.
Турена Виктория перехватила, когда он шел в свои покои после тренировки. Красный, потный и расстроенный до дрожащих в голубых глазах слез.
– Что случилось?
Алан нахмурился и, остановившись напротив сына, положил обе руки ему на плечи. Тот только головой мотнул и отвел взгляд.
– Турен Ли Алан! Что случилось?
– Они меня не понимают, – он поднял глаза. – Не понимают, что я говорю. – Тур нервничал и, как всегда в такие моменты, во рту у него была «каша». – Мы тренировались пять на пять, капитан поставил меня командиром, а они не понимали мои команды и… смеялись.
– Смеялись? – нахмурился Алан.
– Не в глаза. Потом, в бане, я слышал.
Виктория сильнее сжала его плечи, в очередной раз проклиная бандитов, которые отрезали мальчишке кончик языка.
– Сын, – Алан постарался говорить спокойно и убедительно. – Ты самый смелый и достойный человек из всех, кого я знаю. Но людям свойственно видеть только то, что сверху. Ты никому ничего не должен доказывать.
– Я не хочу, чтобы ты во мне разочаровался.
– Турен, мне ты уже все доказал. – Алан на мгновение прижал сына к груди. – То, что нас не убивает, делает сильнее. Запомни это. Знаешь, что я подумал, – он увлек Турена за собой в сторону покоев Валии. – Тебе нужно тренировать выдержку, чтобы ничто не могло заставить сильно нервничать. Есть всевозможные практики. Плюс упражнения для речи.
Виктория кое-что еще помнила. Средний сын долго не выговаривал некоторые звуки, и они много занимались с логопедом и дома.
– Хочешь, я поговорю с Алвисом, чтобы он позанимался с тобой?
Турен отрицательно помотал головой.
– Я лучше кира Мэтью попрошу. – Парень постепенно успокаивался. – Брата Алвиса я боюсь.
– Я тоже.
– Правда? – Тур недоверчиво смотрел на герцога.
– Правда. Он умен, непредсказуем и ведет игру на нескольких направлениях. Я не могу его просчитать, и это меня пугает. Он опасный противник. Очень опасный.
– Он не предавал отца, – тихо произнес Тур. – Мэтью Гарнер ошибается. Брат Алвис бился на стенах рядом с отцом. Когда провожал нас, он был ранен, но не ушел.
«Значит, ему что-то было нужно», – подумала про себя Виктория, но вслух этого не произнесла.
– Ты хочешь проведать кирену Валию?
Алан задумчиво посмотрел на сына, останавливаясь у покоев герцогини.
– Тур, а отчего ты не называешь ее мамой?
Парень замялся и словно нехотя ответил:
– Я называл, когда был маленьким и она возилась со мной, а потом у меня появилась нянька, наставники. Мы стали меньше общаться, и я начал называть ее как они. Привычка.