Практик
Шрифт:
Юлия Сергеевна за номером два, только с той было весело.
В итоге я покачал головой.
— Нет. Пожалуй, нет.
— Отшила? — без тени улыбки на лице уточнил Альберт Павлович.
— Отшила бы, но до этого не дошло. Не собираюсь за ней волочиться.
— А придётся! — огорошил меня куратор неожиданным заявлением, сделал осторожный глоток и продолжил: — И это хорошо, что ты не потерял голову. Сможешь работать с полной самоотдачей.
Я прочистил горло.
— При всём уважении, если бы не просьба Георгия Ивановича… — начал было отповедь, но сразу
— Георгия Ивановича, Герасима Матвеевича и прочих, прочих, прочих… — подтвердил мою догадку куратор.
— У них дачи по соседству, надо понимать? — догадался я.
— Нет, но на одной улице. Повод зайти в гости найдётся.
В этот момент нам принесли заказанные блюда, и на какое-то время разговор прервался, а потом я спросил:
— И что мне придётся делать?
— Тебе надо оказаться принятым в доме Вранов. Статус воздыхателя старшей дочери этому очень поспособствует. Но если у тебя к ней чувства… Нет, такой расклад меня категорически не устроит. Он неприемлем. Не в моих принципах ни смешивать личное со служебным, ни подталкивать к тому других. Ничем хорошим это не закончится. Согласен?
Я кивнул и занялся говяжьими медальонами. Разговор возобновлять не спешил, решив для начала хорошенько всё обдумать.
— Это будет сложно, — заявил я в итоге. — Особенно с учётом того, что у Ники Кондратьевны уже есть вполне официальный воздыхатель. Мне там точно рады не будут и дадут от ворот поворот.
— Ты недооцениваешь себя, — покачал головой Альберт Павлович. — И тебе подыграют. Просто всё должно выглядеть предельно естественно.
— И что придётся делать?
Куратор ненадолго задумался.
— Слышал о лоббистах? Так вот: Вран лоббирует в правительстве интересы корпуса. Это ни для кого не секрет, просто огласка некоторых договорённостей существенно осложнит жизнь нам и ему, а ещё приведёт к перебоям в поставках оборудования и закрытию финансирования критически важных проектов. Речь не о коррупции, лишь о срезании углов и смазывании шестерней неповоротливого бюрократического аппарата.
— Опасаетесь проблем с РКВД?
— Опасаемся, — подтвердил Альберт Павлович. — Некоторое время назад, судя по кое-каким предпринятым нашими оппонентами действиям, к ним стала просачиваться информация о реальном положении дел. Весьма фрагментарная информация. Уходит она точно не от посвящённых. Скорее, кто-то передаёт содержимое случайно услышанных разговоров. Домашняя прислуга, вахтёры, вхожие в дом люди. Под подозрением круг общения товарища Врана, а также приятели и приятельницы его супруги и дочерей.
— Уверены, что источник утечки следует искать в ближайшем окружения?
— Нет, не уверены. Но другие версии будут отрабатывать другие люди. А ты займись этим почтенным семейством. Сам ничего не предпринимай, просто держи глаза и уши открытыми. Докладывать будешь лично мне. Могу я на тебя рассчитывать?
— Разумеется, Альберт Павлович! А как иначе? — улыбнулся я, не став заикаться об отсутствии у меня выбора. Выбор был, и я его сделал. — Какие вводные?
Куратор покачал головой.
— Для начала
Я принял у него газету, это оказался свежий номер «Новинского времени» с колким заголовком «Индустриализация или афера?». Проглядел по диагонали передовицу и вычленил два основных тезиса: импортное оборудование бесследно растворяется на просторах нашей необъятной родины, а республиканское золото впустую оседает в бездонных карманах буржуазных промышленников.
— Кушай! — повторил Альберт Павлович.
Дальше мы о делах уже не говорили. Обсудили боевые действия в Западной Латоне, обменялись мнениями о новой системе отбора и подготовки соискателей и даже немного поспорили о кое-каких неочевидных тенденциях. О семейной жизни моего собеседника речь тоже заходила, но тут он всё больше отшучивался.
Остаток вечера я провёл в сарае за вознёй с мотоциклом. На Кордон его не брал, а два месяца простоя — это немало. Надо профилактику провести, чтобы завтра без осечек обошлось.
Заехал за мной Герасим, как и было условлено, в девять утра. Я перездоровался со всеми, предупредил, что поеду своим ходом, и неспешно покатил за легковушкой. На городских улочках не лихачил, прибавил скорость уже только на просёлочной дороге. Там лёгким усилием воли подкинул мощность и обошёл авто, будто стоячий.
Так дальше и гнал, не видя смысла отставать и глотать дорожную пыль. Очутился на месте пусть и не в один миг, но к дачному посёлку подъехал куда раньше своих спутников. К пропускному пункту подруливать не стал, вместо этого остановился на обочине и взялся проверять состояние узлов и агрегатов. На первый взгляд с мотоциклом оказался полный порядок.
Я уже вытирал руки ветошью, когда на дороге появился переваливавшийся с кочки на кочку автомобиль Герасима. Тогда вернул на голову шлем, нацепил очки и краги, покатил с черепашьей скоростью за легковушкой.
Герасим опустил боковое стекло и перемолвился о чём-то с начальником караула, после чего въехал на территорию. Мне бойцы ВОХР тоже чинить препятствий не стали, и очень скоро тенистый проезд меж высоченных сосен привёл нас к рядам двухэтажных дач, выстроенных на окраине посёлка в наиболее старой его части. Там под лёгкими порывами ветра шумели кроны деревьев, а со стороны водохранилища веяло свежестью, и не было даже намёка на обычную для Новинска в летние месяцы духоту.
Родовое гнездо Сутолоки оказалось не таким уж и роскошным — на фоне остальных дач оно не выделялось ни размерами, ни отделкой. Родители Герасима восприняли приезд гостей вполне благосклонно, невестку встретили так и вовсе радушней некуда. Автомобиль оставили перед воротами, а вот мотоцикл я от греха подальше завёл за штакетник и поставил в углу двора. Там же кинул ранец с со сменной одеждой.
После мы совершили паломничество к рукомойнику и расселись за столом. Солнечные лучи едва пробивались через густую листву, жарко не было, но от холодного кваса никто из нас отказываться не стал.