Практикум сталкинга
Шрифт:
БИЛЛИ: С «Симороном» не знаком. Буду изучать. По неделанию: неделю буду ходить «пружинным» шагом, когда, шагая, при подъеме ноги вверх слегка ее подбрасываешь – никому не заметно (может и видно тому, кто захочет рассмотреть, но мне все равно) и внимание на этом сосредотачивается. С сегодняшнего утра чищу зубы, ем, вожу мышку левой рукой. И попробую небольшие тексты писать левой. Наблюдения и изменения или дополнительные неделания буду записывать.
ИРА: Сегодня в течение дня все делала (старалась) левой рукой, в том числе записи в дневнике. Свет включаю/выключаю локтем, а не рукой.
Русалка: Еще
• Ходите быстро – начните ходить медленно.
• Одеваетесь в свитера и джинсы – смените стиль одежды на деловой и носите деловой кейс.
• Носите бороду – сбрейте всё, даже усы.
• Ходите чисто выбритым – отрастите бороду (любого вида, можно просто бороду, а можно стильную бородку).
• Девушкам: привыкли носить короткую стрижку – отрастите длинные волосы и т. д. Не пользуетесь косметикой – начните ее использовать, а если без макияжа не выходите даже мусор вынести, то откажитесь от косметики, хотя бы на период выполнения данного задания.
Я хочу, чтобы вы перевернули себя с ног на голову. По виртуальному общению сложно вас проконтролировать, полагаюсь только на ваши отчеты, тут все в ваших руках, и только вы сами можете отследить в полной мере выполнение задания.
АЛИСА: Так как Алиса имеет постоянную тягу обо всех заботиться, она в эти два дня позволяла заботиться о себе, благо «ребята наверху» способствовали. Когда Алиса по привычке начинала думать и совершать действия, связанные с заботой, уходом, облегчением жизни других или с созданием гармоничной обстановки вокруг, то она себя останавливала и на предложения помочь и позаботиться о ней или ситуации отвечала положительно. Это здорово экономит время и силы! Другие люди следили за течением беседы, готовили еду, мыли посуду, ходили в магазин, предлагали Алисе подарки и заботу. Великолепный бонус неделания! Еще. Алиса все пытается людям жизнь облегчить посредством советов, критики, юмора и т. д. Эти два дня Алиса гасила в голове всяческие попытки комментировать ситуацию, гасила недовольство ситуацией даже в видении. «Пусть все идет, как идет», – решила Алиса. Интересные результаты. Повторюсь: огромная экономия энергии + как бонус, окружающие сами озвучивали то, что Алиса сказала бы, правда, неосознанно, но все же. Рассказ напишу завтра. Алиса не раз представляла себя яблоком, звуком, болью и т. д. Посмотрим, что получится.
БИЛЛИ: Это старое сочинение, думаю в тему. Но в течение недели напишу новое, согласно заданию.
Это был человеколес. Да! Человеколес! В нем росли не деревья, а люди – женщины, мужчины, дети, старики… Ноги, начиная со ступней, по щиколотку, иногда по колени, находились в земле, а пальцы-корни уходили на многие метры в почву, покрытую мягкими коврами мха. Крепкие, красивые ноги переходили в мощный торс, образуя совместно телоствол. Руки и голова формировали крону и ветви. Волосы, развиваясь, цеплялись за хрупкие пальцеветки, создавая иллюзию и реальность неповторимой и чудесной листвы.
Землю целовала осень, и было странно видеть, как в ответ на каждое прикосновение ее холодных губ начинают опадать волосы – белые, рыжие, седые… детские. Затем они подхватывались добрым ветром и кружились в странном танце.
В глазах, человекодревных глазах, не было боли или отчаяния, зрачки заманивали блеском, таинственностью. Маленькие искорки. Очередной период. Закон Вселенной. Вибрации тонких миров.
Где-то в небе умерла человекозвезда. Сумерки голодной пастью пожирали мир, оживляя тени и редкие вспышки, блики блуждающих огоньков. Лес был магическим, живым. Лес был обычным…
Где-то заполночь проплыл едва уловимый запах солярки. От тела к телу передалась дрожь и волнение. Что-то угрожающее было в этом запахе. Механические шумы и скрежет металла, как дополнение, пронзали природное осознание, словно вбиваемый в стену гвоздь. Все началось незадолго до восхода.
Бригада доскорабочих, одетых в робу (всю измазанную засохшими, почерневшими пятнами крови). Оранжевые каски, с бензопилами и топорами, подошли к человеколесу. Бревнобригадир что-то выкрикивал. Опилки-слюни вылетали из его грубого рта. Подъезжали трактора. Едкий дым отходов, словно пулеметная очередь, вылетал из труб машин, пронзая бронеубойными пулями столь прекрасное утреннее небо. Сейчас солнце не было похоже на сладкий румянец – это был восход кровавого пятна смерти. Лес плакал. Лес дрожал. Доскорабочие точили топоры. Кто-то уже дергал стартеры бензопил.
6.47. Первый крик боли всполошил стаю птиц, и они бессмысленным силуэтом, заметались в воздухе.
Запахло кровью… Стальные зубы бензопил вгрызались со злобой и ненавистью в плоть человекодеревьев. Брызги кровосока, мельчайшие части тела снегом, мертвым снегом, ложились на увлажненный росой мох. Было противно. Страшно. Мерзко. Доскорабочие хохотали. Стараясь перекричать рев пил, рассказывали анекдоты. Отшлифованные деревянные улыбки. Зубы пилы наткнулись на кость, но это их не остановило – они сокрушили и эту сердцевину. Человекодерево рухнуло с хрустом сломанных костей. В лужу черной крови. Своей. Подбежали помощники и голодными топорами стали обрубать веткоруки, пальцеветки. Складывая части тела в кучу. Кто-то отрубил ему голову.
Когда остался безжизненный телоствол, доскорабочие распили его на несколько частей. Никого не смущали внутренности, на которых то и дело поскальзывались. Протяжный визг бревнобригадира в рупор остановил этот спектакль, эту процессию, это глупое жертвоприношение. Пахло трупами. Запах усилился с первыми языками огня – палили костры из частей тел. Готовили обед. Металлическая тишина. И эта тишина сводила с ума, она не давала надежды, она была ультрозвуковой иглой геноцида.
Убийства продолжались до 16.00. Части телостволов были уложены на погрузчики. Зубы пил протирались маслом, чистились топоры от кусков мяса. Доскорабочий день закончился. Моторы взревели, и палачи ушли за горизонт. Воронье слеталось. Их манила свежая мертвечина. Пир. Это не был больше человеколес. Это было человекокладбище. Нет – скотобойня…
Спичка вздрогнула и проснулась. Ее постоянно мучали эти кошмары. Эта память целостности, первопричины. В коробке их осталось всего четверо. Остальные сгорели. Люди приделали к их головам ужаснейшие часовые механизмы. Одно движение, и ты – пепел, ты – ветер. Спичка давно перестала бояться. Она умерла тогда, в лесу. В цеху. Поэтому, когда влажные пальцы коснулись ее тела, она отдалась силе и намерению. Намерению смерти. Она не умерла. Она не сгорела. Человек, поковырявшись ею в зубах, бросил ее на землю. И земля поглотила ее. Дождь омыл ее, солнце согрело.