Правда о 1937 годе. Кто развязал «большой террор»?
Шрифт:
По замыслу вождя, странам Восточной Европы вовсе не обязательно было идти к социализму под руководством коммунистических партий. Коммунисты рассматривались Сталиным в качестве важнейшего, но отнюдь не главного элемента восточноевропейской системы. Он решил сделать ставку на политиков-центристов, свободных от ориентации на марксизм. Так, Сталин считал ключевой фигурой новой Чехословакии патриота-центриста Э. Бенеша, который ратовал за немарксистский вариант социализма («национальный социализм»). Аналогичное отношение у него было к таким немарксистским и нелевым политикам, как О. Ланге (Польша), Г. Татареску (Румыния), З. Тильза (Венгрия), Ю. Паасикиви (Финляндия).
Но усиление конфронтации с Западом (по вине последнего), а также выбор многими несоциалистическими политиками Восточной Европы сугубо прозападной ориентации подвигли Сталина взять курс на установление там господства коммунистических партий.
Весьма возможно, что Сталин несколько поторопился с коммунизацией Восточной Европы, однако это его решение диктовалось накалом геополитического противостояния.
Не желая посягать на европейские зоны влияния Запада, Сталин в то же время был непреклонен в решимости создать свою зону влияния на Востоке. Он поддержал коммунистических повстанцев Мао Цзэдуна, доведя дело до провозглашения в 1949 году Китайской Народной Республики. Но опять-таки поддержку оказали не сразу. Осенью 1945 года, пока еще существовала возможность договориться с Западом, он приказал отозвать наших советников из Янани — провинции, контролируемой китайскими коммунистами. Самим коммунистам было дано распоряжение «отгонять» свои вооруженные отряды от городов этого региона. Весной 1946 года Сталин вывел советские войска из Маньчжурии, что противоречило пессимистическим прогнозам американских военных. Вообще, Сталин долгое время не разрушал мосты даже после провокаторской речи Черчилля в Фултоне. Какой-то период после этого советское руководство метало стрелы критики в «англо-американскую реакцию», противопоставляя ее некоей прогрессивной тенденции, якобы существующей в западном истеблишменте. Сталин лично вычеркивал из проектов речей любые упоминания об «англо-американском блоке».
И все-таки его нельзя поставить в один ряд с такими политиками, как Горбачев или Ельцин. Последние хотели, чтобы Россия вписалась в мировую Систему на правах младшего партнера. Сталин же гнул линию на паритет. Он не ослаблял армии, не допускал в страну иностранного капитала, не распускал «пятые колонны» в лице компартий.
Сталин и трагедия Октября
В принципе сталинская внешняя политика была почти идеальной. Любой шаг влево или вправо грозил либо впадением в троцкистский авантюризм, либо сдачей всех государственных позиций. Сталин не подчинялся Западу, но и не шел с ним на революционный конфликт. Он выступал за, выражаясь по-современному, многополярный мир. Многополярный не только в цивилизационном, но и в идеологическом отношении. Данный курс следует считать продолжением курса внутриполитического. Выше говорилось о том, что сталинское неприятие революционного нигилизма было заметнее во внешней политике. Заметнее — да, но это вовсе не значит, что во внутренней политике Сталин был более авантюристичен. Просто во внутриполитической сфере сталинский курс встретил самое ожесточенное сопротивление революционеров из ленинско-троцкистской гвардии, что и предопределило многие откаты влево.
Внутри страны Сталин также являл собой тип радикально-консервативного политика. То есть он, безусловно, не был ретроградом, противодействующим каким-либо значимым преобразованиям. Напротив, именно Сталин провел промышленную модернизацию России. Радикализм его консервативной политики заключался в том, что «вождь всех времен» стремился к максимальной управляемости всех общественных и государственных процессов. А этой управляемости нельзя достичь без сознательного их торможения, перевода на низкие, «надежные» скорости. Очевидно, и сам марксизм привлекал Сталина тем, что декларировал планомерное руководство всеми сферами общественной жизни. Капитализм с его невидимой рукой рынка вносил и вносит в эту жизнь слишком много хаоса, многое решая за счет интуиции и даже просто счастливой случайности. Иное дело марксизм, который даже философию рассматривал как средство переустройства мира. Но если марксисты стремились к небывалому обществу, то Сталин чурался экспериментов. Он хотел укрепить с помощью марксистской методологии (а отнюдь не идеологии) уже вполне «бывалое», Российское государство.
Анализируя позицию Сталина в самые разные периоды его политической деятельности, не перестаешь удивляться тому инстинктивному отторжению хаоса, которое было присуще этому человеку, занимавшему видные посты в революционной партии большевиков. О том, как он укреплял государственность в 30–50-е годы, написано много. Мы позже также коснемся некоторых аспектов тогдашней его деятельности. Но более интересно затронуть момент, на который нечасто обращают внимание. Я имею в виду позицию Сталина в 1917 году. В том самом году, когда в стране произошло сразу две революции. Существует довольно распространенное мнение, согласно которому Сталин отказался от революционного нигилизма и встал на государственно-патриотические позиции только в 30-е годы из прагматических соображений. Дескать, он исходил из того, что скоро наступит война, которую не выиграешь под левацкими, интернационалистическими лозунгами. Отсюда и его эволюция. Однако факты эту концепцию опровергают. Сталин был национальным патриотом и творческим консерватором еще в 1917 году.
В первые месяцы после Февральской революции Сталин был против перерастания буржуазной революции в революцию социалистическую (свою точку зрения он изменил только после возвращения Ленина). В марте — апреле на подобных позициях стояло почти все высшее партийное руководство, находящееся в России. Вообще, партией большевиков тогда управлял триумвират, состоящий из Л. Б. Каменева, М. И. Муранова и Сталина. Позиция триумвирата была очень близка к меньшевизму. Подобно лидерам правого крыла российской социал-демократии триумвиры не считали необходимым брать курс на перерастание буржуазной революции в революцию социалистическую. Они также были против поражения России в войне. По их убеждению, социалисты должны были подталкивать Временное правительство к выступлению на международной арене с мирными инициативами. Во всем этом руководящая тройка была едина. Но Сталин все же занимал в ней особую позицию, весьма далекую от меньшевизма.
В отличие от Каменева и Муранова он не был сторонником сотрудничества с Временным правительством. Сталин осознавал, насколько можно дискредитировать себя поддержкой правительства либеральных болтунов, которые разваливают страну и во всем оглядываются на своих англо-французских покровителей. Вместе с тем Иосиф Виссарионович подходил к проблеме гибко, диалектически. Согласно ему надо было поддерживать «временных» там, где они, вольно или невольно, проводят преобразования, необходимые для России. В этом Сталин выгодно отличался и от беззубых соглашателей типа Каменева, и от экстремистов ленинского склада, требующих жесткого противостояния. Позднее, в августе 1917 года, Ленин с присущим ему прагматизмом поймет правоту двойственного, сложного подхода. Он поддержит Керенского против Корнилова и тем самым укрепит позиции партии.
В марте 1917 года Сталин открыто декларировал приверженность русскому национальному патриотизму. Это смотрелось довольно необычно на фоне российского социалистического движения, напичканного демагогами и авантюристами, готовыми любое проявление национальных чувств объявить черносотенством.
Нет, в рядах меньшевиков и эсеров было достаточное количество тех, кто объявлял себя патриотами, но их патриотизм сводился к идее войны с немцами до «победного конца». Однако после свержения царя война вообще теряла свой смысл, ибо произошло ослабление государства и разложение армии. Получалось, что Россия должна была воевать за англо-французские интересы, ведь достижения своих планов, которые она ставила в начале войны, ей уже нельзя было добиться. Таким образом, настоящим патриотом становился тот, кто желал прекращения войны, но без ущерба для национальных интересов страны (к этому вели пораженцы, руководимые Лениным).
Сталин как раз и принадлежал к числу таких патриотов. Но речь сейчас идет не только об этом. Будущий строитель (правильнее сказать, реставратор) великой державы выступал за руководящую роль русского народа в революции, против интернационализма, который потом длительное время осуществлялся за счет стержневого народа России. Ленин в 1922 году назовет русских нацией, «великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда». Поэтому, отмечал Ленин, интернационализм со стороны такой нации должен состоять не только в обеспечении равенства. Нужно еще и неравенство, которое «возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактической…» Подобный подход привел к мощным диспропорциям в государственном строительстве и в конечном счете к развалу державы.