Правдивая история мальчика и его игрушек
Шрифт:
Но к самому Бубнову покой не пришел. Да, он рассказал Ирине, а затем и следователю правду, но ведь не всю, не рассказал же он, как именно оставила его решимость помочь другу, как она вышла из него вместе с газами. И эта настоящая, самая важная и решающая правда жила в нем страшной картиной, развеять чары которой можно было лишь творческим порывом, написав серьезную, сильную книгу, однако не писалось, и он объяснял для себя творческий тупик, в который забрел, тем, что очень уж непонятно сложилась судьба Дерюгина. Загадка похищения мучила его - и оттого, что на нем лежало подозрение в убийстве, и оттого, что он рассказывал почти полную правду, а никто не верил ему. А с другой стороны, если Дерюгина действительно похитили, то какова цель этого похищения? Почему похитители не подают голос, ничего не требуют?
Как только его нога пришла в норму и Бубнов
Он пытался собственными силами разгадать тайну, побывал в Вершках, осмотрел дом, поговорил с местными жителями. Это самочинное расследование тоже ничего не дало. Бубнов знал, что Дерюгина увезли квадратные люди в кожаных куртках, но доказать этого не мог. Никто подобных людей в тихих и мирных Вершках не видел. И в самом деле, что им могло понадобиться в столь удаленной от центров цивилизации деревне? Допустим, они проезжали мимо и вошли в заброшенный дом как раз в тот момент, когда куда поспешил за необходимой помощью Дерюгин. Возможно, они замышляли похитить кого-нибудь из местных с целью выкупа или баловства ради и Дерюгин подвернулся им как нельзя более кстати. Но попробуй докажи, что так оно и было.
Бубнов совершенно потерял голову из-за этой истории, внезапно он вообще зажил словно в тумане или в бреду. Он верил, что величие как таковое - а оно стоит в начале всякого литературного замысла - обязывает его доверить бумаге истину, которую он познал и прочувствовал всем своим естеством, но сесть за работу ему мешала дерюгинская неизвестность, некая грандиозная несообразность, заключавшаяся в том, что он говорил людям правду, а они принимали ее за вымысел и удобную легенду. Он возненавидел Дерюгина за то, что тот, живой или мертвый, стоял фантастической преградой на пути его творческих усилий, и вместе с тем он всей душой стремился разгадать дерюгинскую загадку и отыскать самого Дерюгина, как если бы на свете у него не было существа более нужного и дорогого. Ему казалось, что он повис в пустоте и не вернется на твердую почву, пока тайна исчезновения его друга не раскроется. Единственное, что еще связывало его с реальностью, это в общем-то воображаемая роль следователя, которую он добровольно взвалил на себя. А в городе ему делать нечего. Бубнов купил тот злополучный дом в Вершках, и когда дачный сезон закончился, переселился в него. В подступающих к самому порогу его нового жилья зарослях ему часто чудился зловонный душок, природа которого не была для него тайной.
Он укрепился во мнении, что было просто удивительным случаем появление Дерюгина в заброшенном доме, когда там находились злоумышлявшие мужчины. А раз так, то возможен и случай, который поможет ему напасть на след пропавшего друга. Надо набраться терпения и ждать, сидеть в этом доме, набравшись терпения и ожидая. И Бубнов ждал. Книг он больше не писал, но это не значит, что его материальное положение ухудшилось, совсем напротив. Его прошлые книги, как, естественно, и книги Дерюгина, теперь пошли нарасхват, поскольку газетчики изрядно потрудились, окружая имена их авторов ореолом таинственности. Читателям это было по вкусу, ведь один из авторов, может быть, был нынче пленником у неизвестных похитителей людей, если не гнил где-нибудь в лесу, а второй, возможно, взял на душу грех убийства.
Зима и весна пролетели для Бубнова как в тумане и как в бреду. Он перестал чувствовать и понимать время и больше никак не самоутверждался, а личностью сознавал себя разве что в сортире, когда необходимость принуждала его опорожнять желудок и возникавший при этом запах с новой силой открывал ему глаза на истину. Но что это была за личность, стоит ли говорить! Он потихоньку сходил с ума, но, между прочим, попутно приводил в порядок свое новое жилище, и это скрашивало его одиночество и ожидание. Вера, что теперь только случай способен переменить его жизнь, мало-помалу становилась его безумием.
И неизвестно, до чего бы он дошел, если бы в один погожий денек нового лета порог его дома не переступили Дерюгин и Ирина. Оба весело улыбались. Дерюгин выглядел просто великолепно. На его лице лежал золотистый загар, он поправился, одет был с иголочки. Бубнов решил, что у него начались галлюцинации.
– Все в порядке, дорогой, - воскликнул Дерюгин.
– Не принимай меня за привидение. Это я собственной персоной. Жив и здоров.
Бубнов впал в состояние, когда мог лишь жестами предложить другу рассказать обо всем, что с ним произошло за этот год. Оказывается, ничего страшного. Идея этой истории с похищением озарила Дерюгина, когда он в очередной раз глубоко страдал из-за отстутствия литературной славы. Ирина поддержала его, а затем они подбили на участие в осуществлении задуманного и своих друзей, неизвестных Бубнову. Дерюгин отлично провел время у приятеля, живущего в чудесном местечке на берегу Байкала. Вернулся же он с легендой о своем смелом побеге из плена.
– А теперь мы с тобой знаменитые писатели, - закончил Дерюгин, довольно посмеиваясь.
– К чему и стремились. Иной раз ради славы приходится вытворять удивительные вещи.
Бубнов был ошеломлен. Сидел и молчал, словно проглотил язык. Всю свою жизнь он ощутил напрасно прожитой, потерянной. Ради чего он поселился в Вершках? чего искал здесь? что ждал? Вдруг странная мысль мелькнула в его голове, и он поднял на Дерюгина пронзительный взгляд, подобный тому, каким год назад на него, Бубнова, смотрел следователь. Ему нужно было теперь сказать правду эти людям, обманувшим его и вовлекающим в обман. Прежде, чем он станет вместе с ними дурачить доверчивых читателей запечатленными на бумаге и носящимися в воздухе легендами, он должен рассказать этим своим соратникам, может быть всего лишь самозванным, о жутком эпическом полотне, живущем в его сознании и к слишком многому его обязывающем. И он скажет! Вот сейчас... Но вместо давно обдуманной, прочувствованной и каждый раз заново переживаемой правды в его словах внезапно вывернулось каким-то непостижимым образом совсем другое, он забормотал, в смущении прикрывая рот ладошкой, как если бы дух того полотна отчасти все-таки выходил из него и теперь:
– А нога... моя нога... ты мне ее чуть не сломал... там все же была гадюка?
Дерюгин снисходительно усмехнулся.
– Нет, не было. А ногу я тебе должен был слегка повредить, чтобы ты не увязался за мной, когда я пошел к дому.
Впервые в жизни Бубнов поддался настоящему гневу и восстал. С душераздирающим криком он вскочил на ноги, схватил с пола какую-то палку и обрушил удары на Дерюгина. Ему хотелось сделать с ногой Дерюгина то же, что тот год назад сделал с его ногой. Но у того конечности были все равно что из железа, палка не причиняла им никакого вреда. Дерюгин выскочил из дома и побежал прочь из деревни, а за ним помчалась и Ирина. Они громко, во весь голос, ругали того, кто не понял и, судя по всему, не принял их благодеяния.
Михаил Литов
ДРАГОЦЕННОСТЬ
Так называемый изумруд Коровина был найден еще в конце восемнадцатого столетия на Урале, и довольно скоро публика, научно, эстетически или торгово причастная ювелирному коловращению, вынуждена была с сожалением констатировать, что его следы едва ли не безнадежно утеряны среди беззастенчиво ворующих людей. Но это не значит, что с тех пор изумрудом никто не занимался более или менее открыто взгляду историка или литератора и его печальная история совершенно скрылась под покровом тайны. В начале нынешнего века камень находился в Торжке у скромного чиновника по фамилии Коровин, которого сознание, что он незаконно владеет невиданным сокровищем, сделало угрюмым, замкнутым и полубезумным человеком. Он всю жизнь тайно наслаждался созерцанием драгоценности и совсем не думал как-либо благодетельствовать с ее помощью роду человеческому. А перед смертью вдруг испугался, что Бог накажет его за это, и в последнем слове, обращенном к сыну Алексею, он умолял того продать камень, а на вырученные деньги сделать как можно больше благотворительности.
У Алексея же было свое на уме. Едва похоронив отца, он вновь взялся за подготовку задуманного им покушения на сурового градоначальника Песковского. Этот молодой человек состоял в тайной террористической организации, формально подчинявшейся "Народной воле", но очень часто действовавшей по собственному усмотрению. Даже такой тонкий и проницательный, всеведущий политик, как Ленин, ничего не знал о замышлявшейся в Торжке акции.
Вместе с тем Алексею хотелось хоть как-то исполнить последнюю волю отца, и он, после долгих и мучительных раздумий, решил не отдавать изумруд на партийные нужды, как предполагал вначале, а по крайней мере оставить его в руках Коровиных. Это, конечно, не благотворительность, но все же в некотором смысле успокоительный для покойного компромисс. Накануне покушения Алексей собрал тех своих родственников, которые разделяли его революционные настроения, и объявил им: