Правдивое комическое жизнеописание Франсиона
Шрифт:
КНИГА І
У НАС НАЙДЕТСЯ НЕМАЛО ТРАГИЧЕСКИХ историй, только вгоняющих читателя в грусть, а потому необходимо теперь заглянуть в такую, которая была бы чисто комической и могла развлечь самые скучающие души. Тем не менее должна она послужить нам на пользу, и описание разных встречающихся в ней плутней научит нас остерегаться таковых, а несчастья, которые, как будет показано, случаются с людьми, ведущими дурную жизнь, безусловно, отвратят нас от пороков. Те, кто обладает здравым умом, сумеют извлечь из нее пользу, ибо вперемежку с шутливыми побасенками приведено тут и немало серьезных речей, а несколько нравоучений, хотя и весьма кратких, не преминут подействовать на души, лишь бы они оказались достаточно восприимчивыми. Немалое также преимущество — поучаться на чужих злоключениях и вместо того, чтоб слушать проповеди
Поскольку эта работа предназначена исключительно для чтения, то пришлось излагать все эпизоды, и вместо простой комедии получилась комическая история, с которой вы сейчас познакомитесь.
Была уже глубокая ночь, когда некий старикашка, по имени Валентин, держа под мышкой большой узел, вышел из Бургундского замка в халате и красном ночном колпаке. Если против своего обыкновения он не надел очков, каковые обычно носил на носу или за поясом, то произошло это потому, что намеревался он выполнить одно дело, на которое сам не желал смотреть, а тем паче не хотелось ему, чтоб застиг его кто-либо другой. Если бы было светло, он испугался бы собственной тени, а потому, желая находиться в полном уединении, приказал тем, кто остался внутри, поднять мост, что они и исполнили, повинуясь ему как управителю замка того знатного вельможи, при коем он состоял. Затем он избавился от своей ноши и принялся разгуливать по окрестностям с такой осторожностью, словно ходил по яйцам и боялся их раздавить, а когда убедился, что все спят вплоть до жаб и лягушек, то спустился в ров, дабы выполнить нечто им задуманное. Накануне с вечера приказал он поставить там бадью таких размеров, чтобы человек мог в ней выкупаться. Приблизившись к оной, скинул он с себя все платье, кроме камзола, и, задрав рубаху, вошел в воду до пупа; затем, тотчас же выйдя оттуда и выбив огонь из кремня, зажег небольшую свечу и, обойдя с ней трижды вокруг бадьи, кинул ее в воду, где она и потухла. После этого бросил он туда некоторое количество какого-то порошка, принесенного им в бумаге, и принялся изрыгать разные дикие и странные словеса, коих у него был полон рот, но произносил их не до конца, а бормотал, как старая рассвирепевшая обезьяна, ибо продрог от холода, несмотря на то, что близилась летняя пора. Совершив это таинство, стал он купаться и весьма тщательно обмыл все тело без всякого исключения. Затем он вышел из бадьи, вытерся и оделся, а пока он подымался до края рва, все жесты его и слова обличали одно только довольство.
— Вот и покончено с большей частью работы, — сказал он. — Дай бог, не хуже поработать и на супружеском ложе; мне остается еще два-три заклинания ко сеем силам мира, и все, что мне приказали, будет исполнено. А затем посмотрим, могу ли и я отведать тех радостей, коими наслаждается большинство людей. Ах, Лорета, — продолжал он, повернувшись к замку, — поистине, ты не станешь больше упрекать меня по ночам и говорить, что я только дрыхну да храплю и ни на что более не пригоден. Тело мое не будет уже валяться подле тебя на постели, как чурбан; отныне сделается оно таким могучим, что доведет тебя до усталости, и ты принуждена будешь сказать, ласково отпихивая меня руками: «Ах, сердце мое! ах, жизнь моя! на сей раз довольно». Сколь приятно будет мне слышать от тебя такие сладостные слова взамен тех суровых речей, коими ты обычно меня угощаешь.
Промолвив это, вошел он в обширную леваду, поросшую всевозможными деревьями, и развязал там узел, принесенный им из дому. В нем оказалась длинная черная сутана, каковую он накинул поверх халата; вынув оттуда также деревенский капюшон, он надел его на голову и закрыл лицо пришитой к капюшону маской из той же материи. Облачившись в это смехотворное одеяние, точно вздумал представлять фарс, старикашка снова принялся за магические манипуляции, полагая, что таким способом добьется осуществления своего намерения.
При помощи палки с железным наконечником начертил он круг внутри треугольника, но как только собрался вступить в середину, то задрожал всем телом: такой страх обуял его при мысли, что вскоре перед ним предстанут бесы. Он непременно осенил бы себя крестным знамением, если бы тот, кто no-святил его в практику этих суеверий, не запретил ему прибегать к сему спасительному средству при данной оказии и не обучил его нескольким словам для защиты от всяческих нападений злых духов. Страстное желание окончить свое предприятие побуждало его пренебречь всеми соображениями и заставило под конец стать на колени посреди круга, повернувшись лицом к западу.
— О демоны, ведающие любострастие, вселяющие а нас плотские вожделения по собственной прихоти и дающие нам возможность их удовлетворять, — произнес он довольно громким голосом, — заклинаю вас именем той высшей власти, от коей вы зависите, и прошу помочь мне везде и во всем, а особливо наделить меня такой мощью в любовном деле, какой обладает молодой человек лет тридцати пяти или около того. Если вы это исполните, то я дам вам такую награду, что вы останетесь мною довольны.
После того призвал он несколько раз Асмодея, а затем умолк, выжидая, что за сим воспоследует. Неподалеку раздался шум; он услыхал вой и грохот сталкивающихся камней, а затем стук, словно кто-то колотил по веткам деревьев. Тут ужас всецело овладел его, душой, и осмелюсь поклясться, что он предпочел бы быть дома и не браться за столь опасное предприятие. Но никакого другого выхода он не нашел, как только прибегнуть к тем дурацким словам, которые заучил для своей защиты:
— Кто бы ты ни был, великий кобель, что бежишь ко мне сам не свой, задрав хвост трубой, чая найти потребную добычу, вернись туда, откуда пришел, и ублажи брюхо рваными туфлями своей бабушки.
Эти слова, конечно, весьма смехотворны, однако же не более тех, какими пользуются самые прославленные кудесники, а потому Валентин мог вполне придавать им веру. Он воображал, что в них сокрыт мистический смысл, и, плюнув в ладонь, повертя мизинцем в ухе и сотворив множество действий, к означенной церемонии относившихся, уверовал, что наиковарнейшие духи мира теперь уже не только не причинят ему никакого зла, но будут вынуждены исполнить во всем его волю. Вслед за тем увидал он в тридцати шагах от себя человека, которого принял за вызванного им адского демона.
— Валентин, — сказал тот, — я твой друг, не бойся ничего. Я сделаю все, чтобы ты наслаждался теми удовольствиями, о коих больше всего мечтаешь; отныне можешь тешиться, сколько влезет.
Это благоприятное сообщение умерило страх, испытанный Валентином при появлении духа; с исчезновением же последнего улетучился окончательно и испуг старикашки. Вспомнив тогда, что некий пилигрим, настоящее имя которого было Франсион, приказал ему исполнить еще один обряд, он отправился в место, указанное для этой цели.
Ему чудилось, будто он уже обнимает свою прекрасную Лорету, и от избытка охватившей его радости он не мог удержаться, дабы не говорить сам с собой и не произносить тысячи разных веселых пустяков, улыбаясь собственным мыслям. Дойдя до одного вяза, Валентин обхватил его руками, согласно наставлениям пилигрима. При этом он произнес несколько молитв, а затем, обойдя дерево, облапил его с другой стороны и сказал:
— Ежели господу будет угодно, то буду я обнимать свою жену так же бойко, как обнимаю этот вяз со всех сторон.
Находясь в таком положении, Валентин внезапно почувствовал, что его схватили за руки, и хотя он изо всех сил старался вырваться, однако же в том не преуспел: его привязали к дереву, а он, вытягивая шею наподобие тех болванчиков, голова коих не прикреплена к телу и свободно движется на палочке, стал оглядываться по сторонам, дабы узнать, кто сыграл с ним эту скверную штуку.
Его обуял такой страх, что вместо одного человека, который, покончив со своим делом, поспешно ускользнул между деревьями, ему почудились целых пятьдесят, и он даже принял их за злых духов, собиравшихся над ним позабавиться и подвергнуть его всем пыткам, какие взбредут им на ум; ни за что не хватило бы у него смелости закричать и позвать на помощь, ибо он почитал это бесполезным и надеялся высвободиться оттуда не иначе, как благодаря заступничеству всевышнего, тем паче, что, по его мнению, бессердечные дьяволы в случае жалобы с его стороны не преминули бы удвоить мучения и лишить его голоса или перенести в какое-нибудь пустынное место. А посему принялся он шевелить телом, а равно и мозгами и, пытаясь избавиться от пленения, непрестанно вертелся вокруг вяза, причем совершал на крохотном пространстве немалый путь, а иногда так крепко дергал за ствол, что чуть было не сломал его или не выкорчевал.