Правду знают ангелы
Шрифт:
— Хорошо, — девушка достала блокнот. — Я вас слушаю.
— Ты еще помнишь Владислава Анатольевича Шумелова?
Зориной не понадобилось напрягать память. Этот преподаватель был довольно-таки яркой личностью. Во-первых, в отличие от того же Семена Иосифовича, он никогда не пользовался никакими записями. Обладая великолепной памятью и широкой эрудицией, Шумелов читал наизусть огромные отрывки из поэтических и прозаических произведений, называл даты значимых событий. Владислав Анатольевич никогда не устраивал перекличку, доверяя отмечать присутствующих старосте, и не ошибался, не занимаясь этим: на его лекциях студенты курса присутствовали в полном составе. Катя обожала его, несмотря на то, что кое-кто из девчонок рассказывал: с Шумеловым надо быть осторожнее. Если он заметит у студентки интерес к себе как к мужчине, это грозит девушке
— Вы подозреваете его?
Сребренский смутился:
— Повторяю, это только мое мнение.
— Я его выслушаю. Говорите, прошу вас.
Семен Иосифович провел рукой по лбу:
— Начну по порядку. Пожалуйста, не перебивай меня! Потом поймешь, куда я клоню.
Катя пообещала.
— Шумелов — протеже старого ректора, — начал Сребренский. — При нем он проработал не больше года, и бедняга, уйдя на пенсию, так и не узнал, кого он пригрел в наших стенах. Впрочем, может быть, он и узнал… Несравненный Владислав Анатольевич сразу показал себя во всей красе: опаздывал на работу, порою и вовсе не являлся на лекции, никого при этом не предупреждая. Получив втык от декана, он стал приходить вовремя, но, извините, иногда пребывая в хорошем подпитии. Думаю, старому ректору кто-то об этом накапал, однако тот был чем-то обязан отцу Шумелова. В общем, все наши с облегчением вздохнули, когда нашего достопочтенного прежнего шефа наконец отправили на пенсию. Пришел нынешний ректор. Шумелову надо отдать должное: он сразу почувствовал, что запахло жареным, и, обзаведясь блокнотом, стал посещать все совещания, записывая за начальством каждое слово.
Катя пожала плечами:
— И что это ему дало?
— Проведи подобный эксперимент сама и узнаешь, каково это, когда напротив тебя сидит недоброжелательная рожа и фиксирует все тобою сказанное, — пояснил Семен Иосифович. — Поневоле собьешься, скажешь что-то не то… Но это еще не все. Папаша-кагэбэшник научил сыночка различным способам добычи информации. Секретарша ректора, Татьяна Афанасьевна, рассказывала мне… Ой, сколько же она всего рассказывала! — преподаватель поморщился. — Вот тебе еще один свидетель. Дойду и до нее. Узнаешь, как честная женщина попалась на крючок. В общем, этот тип навыуживал у нее о новом начальстве массу информации. Когда разгневанный шеф пригласил его к себе в кабинет поговорить о его очередном прогуле, приставании к студенткам и невыполнении прямых обязанностей и предложил уволиться по собственному желанию, Шумелов выпалил ему:
— Хорошо, я сделаю так, как вы хотите, однако, покинув университет, я начну рассказывать о творящихся здесь делах на каждом шагу.
Ректор криво улыбнулся:
— О чем, например?
— Хотя бы о том, что вы берете взятки, — и до Татьяны донеслось, как он при этом усмехнулся. — Кстати, у меня есть свидетели.
Дальнейший их разговор продолжался шепотом. Секретарь больше не слышала ни слова. Однако через полчаса из кабинета вышел довольный Шумелов.
— Еще поработаем, Танечка! — радостно сообщил он ей.
После визита к ректору, уверовав в свою безнаказанность, наш дражайший Владислав Анатольевич совсем распустился, начав шпионить за каждым, включая студентов, — Сребренский поморщился.
— Зачем это ему было нужно? — спросила Катя.
— Для нас ведь не секрет, как именно ему сдают зачеты и экзамены, — пояснил Семен Иосифович. — С некоторыми студентками он занимается развратом, требуя от них удовлетворения своих сексуальных потребностей в самой извращенной форме.
— Почему же молчат их родители?!
Сребренский ухмыльнулся:
— Кому охота вылететь из вуза? Именно
Зорина кивнула:
— Вы правы.
— Расскажу тебе об одном событии, — преподаватель придвинулся поближе. — Я буду не прав, если замечу, что наш самолюбивый новый ректор смирился со своим поражением. Он решил довести Шумелова до такого состояния, чтобы тот сам написал заявление. Вот, например, в прошлом году он поручил ему газету, сказав следующее:
— Мне стыдно, что на факультете журналистики работает не орган печати, а какой-то «боевой листок». Будьте добры до Дня студента предоставить мне большую четырехполосную газету.
Владислав Анатольевич поморщился:
— Мне за это заплатят?
Шеф приподнял брови:
— Напомните, какая у вас общественная нагрузка?
Шумелов отмахнулся:
— У меня их хватает.
— Вы не ходите на собрания, совещания, не посещаете общественные мероприятия, — загибал пальцы ректор. — Не высиживаете положенное заместителю декана время. И это все вам оплачивается. Так что, будьте добры, компенсируйте все эти средства государству за счет факультетской газеты.
Мой коллега не стал спорить. Он понимал: при таком отношении к своим обязанностям легко можно вылететь из вуза из-за несоответствия служебному положению. Представляю, в каком состоянии он пребывал несколько дней, пока ему не явилась неожиданная помощь в лице молодой журналистки, которая переехала жить в Приреченск к своей матери с трехлетним ребенком, уйдя от мужа-садиста. Негодяй не торопился платить жене алименты. Прожить на грошовую пенсию ее матери троим было невозможно, впрочем, как и устроиться в середине года в какую-нибудь газету. Кто-то посоветовал бедняжке, окончившей вуз с красным дипломом, податься в университет с направлением в аспирантуру — оно уже было у нее на руках. На свое несчастье, девушка вняла этому совету, явилась на факультет журналистики — и попала прямиком в горячие объятия Шумелова. Ее честные глаза сказали ему о многом, но, в основном, о желании немедленно работать.
— Вам повезло, — заверил ее Владислав Анатольевич. — Нам требуется главный редактор студенческой газеты. Приступайте к работе прямо завтра.
Не помня себя от радости, девушка полетела домой как на крыльях, на следующий день примчавшись работать — выполнять за этого мошенника его обязанности.
— Дурочка, — вздохнула Катя. — Она должна была поинтересоваться, когда ее зачислят, и поговорить об оплате.
— Если бы она забыла это сделать, — покачал головой Семен Иосифович, — то ее мама наверняка напомнила бы ей. Точно так же рассуждал и наш друг, придя к Татьяне Афанасьевне с напечатанным приказом, согласно которому журналистку принимали на должность главного редактора с каким-то там окладом. Самой Татьяне он, конечно, не сказал ничего, под ложным предлогом отослав ее из кабинета. Попросив Шумелова посидеть в приемной, секретарь отправилась на бесплодные поиски того, кто якобы желал ее видеть. Времени Шумелов даром не терял. Аккуратно подделав подпись ректора, он поставил на приказе печать. Вернувшаяся Татьяна так ни о чем и не узнала. Этот липовый приказ Шумелов и показал несчастной журналистке. Она, естественно, поверила, спросив лишь, когда ей принести трудовую книжку.
— Вам будут выплачивать из фонда университета, — добродушно пояснил Владислав Анатольевич. — Но это лишь до тех пор, пока газета не получит лицензию. Мы оформим все сразу же после первого выпуска. Так что статус безработной у вас будет недолго. Согласны?
Девушка кивнула.
— Тогда пишите заявление, которое я передам в фонд. Покажем нашу продукцию — и вы сразу получите деньги.
Молодая журналистка была вне себя от счастья. Два месяца она сидела у него в кабинете, словно приклеенная к компьютеру. Шумелов говорил ей, что доволен ее работой. Он якобы постоянно разговаривает о ней с ректором, и тот уже согласен взять ее на следующий год, зачислив в штат преподавателей и предоставив ей вести какую-нибудь дисциплину. Можете представить себе состояние человека после такой продуманной лести?! Разумеется, она сделала номер, и очень неплохой. Шумелов отнес его на верстку, где напротив должности главного редактора напечатали его фамилию и инициалы.