Праведник поневоле

Хантер Мэдлин

– Черт тебя подери, Вердж…

– Я прошу это сделать ради меня, брат, не ради тебя.

Данте не выразил согласия, но и не отказал. Тем временем остальные направились к фруктовому саду, а трясущийся от страха и унижения Найджел немного успокоился и поспешил скорее спрятаться в доме.

Веллингтон, Уидерби и члены Общества дуэлянтов скрылись за деревьями. Бьянка стояла, вытянувшись в струнку, в двадцати шагах от Верджила.

Он раскрыл ей объятия, с трудом сдерживая чувства, перед которыми меркли даже такие понятия,

как долг и справедливость.

Подбежав, Бьянка бросилась ему на грудь.

– Ничего не говори, – прошептала она, подставляя ему губы для поцелуя. – Молчи. Я не потеряю тебя. Мое сердце знает.

В ее огромных голубых глазах отражался целый мир, который существовал только для них двоих. Верджил был переполнен счастьем, которое только Бьянка умела вселять в него.

– Я должен сказать. Должен сказать сейчас, как я люблю тебя, Бьянка.

– Ты и прежде не скрывал этого, Леклер, и доказательства твоей любви были красноречивее всяких слов.

– Возможно, мне суждено нынче погибнуть, но я понял сейчас, что любовь к тебе – это самое лучшее, что было в моей жизни. Для меня важно, чтобы ты твердо знала это. Не сомневайся в моей любви.

Бьянка закрыла глаза и покраснела.

– Как ты усомнился в моей? – прошептала она. Верджил поцеловал ее в закрытые глаза, в щеку и еще раз коснулся губами ее губ.

– Самолюбие порой заставляет мужчин совершать глупости. Сердцем я всегда понимал тебя, но боялся признаться себе в том, что значит для меня твоя любовь.

Виконт прижал Бьянку к себе. Он только сейчас осознал, что она цела и невредима, и радость прокатилась по его телу волной облегчения, успокоив душу.

Бьянка смотрела на него нежно и доверчиво, и этот взгляд заставлял забывать об ожидавшей его опасности.

– Теперь ступай в дом и побудь там с Данте.

Верджил повернулся и зашагал прочь, но Бьянка не шелохнулась. Оказавшись в конце сада, он оглянулся и увидел, что она стоит на месте, глядя ему вслед.

Виконт окинул взглядом скалы и серую пучину волн внизу. Неукротимые силы стихии проявляли себя здесь, на побережье, во всей своей мощи. Равнодушие бушующего моря, угрюмые, холодные скалы и лишенные растительности берега… Там, где начиналось море, кончалась цивилизация, а человек со своими законами превращался в песчинку, поглощенную волнами.

Когда Верджил присоединился к остальным, Уидерби уже держал в руке шпагу. Хэмптон подал Верджилу другую шпагу и взял у него пальто.

– Очень подходящее место, – тихо заметил он.

– Для того, чтобы умереть, морской берег – одно из наиболее предпочтительных.

Хэмптон улыбнулся, что с ним случалось нечасто.

– Мне тоже всегда так казалось.

К ним приблизился Сент-Джон.

– Судя по всему, мы с тобой просто обречены быть напарниками в неприятных делах, Леклер.

– Кажется, так.

– Теперь шевалье рядом нет, следовательно, напомнить тебе его первую заповедь, кроме меня, некому. Ясная голова и холодное сердце! Не давай чувствам взять над тобой верх.

Однако Верджил сомневался, что сейчас он в состоянии обуздать свои чувства. Ему было нелегко вершить правосудие: ведь на этот раз его противником являлся не чужой человек и не закоренелый преступник.

После того как Хэмптон с Сент-Джоном встали поодаль, Верджил под пристальным взглядом Веллингтона и членов Общества дуэлянтов подошел к Корнеллу Уидерби.

– Черт знает что такое! – проговорил Уидерби. – Столько лет вместе упражнялись в фехтовании и вот теперь вынуждены сойтись в настоящем поединке.

Перед мысленным взором Верджила промелькнули годы их дружбы. Ему вспомнился Уидерби-студент: равнодушный к учебе, но всегда веселый и остроумный, он был душой Общества дуэлянтов, оживляя шутками и смехом встречи с друзьями. А как счастлив был Уидерби, когда впервые опубликовали его поэму!

Верджил вспомнил и о Пенелопе: впервые за долгие годы сестра обрела счастье с мужчиной.

– Можешь утешиться тем, что, даже если я одержу победу в поединке, то все равно проиграю, – буркнул Верджил. – Мне придется сообщить сестре, что я убил человека, которого она любила.

Лицо Уидерби сразу осунулось, теперь в рассеянном свете сумрачного дня он казался очень юным и печальным.

– Давай покончим с этим поскорее, Леклер, – мягко проговорил он, – раз ничего другого не остается.

Противники, соблюдая ритуал, поприветствовали друг друга.

– Надеюсь, вы не собираетесь послушаться его и ждать здесь? – спросил Данте, приблизившись к Бьянке, которая по-прежнему смотрела сквозь сад туда, где скрылся Верджил.

– Нет, не собираюсь.

– Слава Богу. Ваше своеволие, по крайней мере, избавляет меня от необходимости играть роль няньки. – Данте двинулся вперед, к деревьям. – Идемте же.

Они быстро пошли через сад, но не успели дойти и до конца дорожки, как услышали отдаленный звон оружия. И тут оба бросились бежать.

Достигнув поросшего клевером луга, они увидели всю компанию: на вершине горы, у самого обрыва, на фоне серого неба были различимы шесть темных фигур. В ударявшихся друг о друга клинках яркими вспышками отражался свет.

Данте с Бьянкой остановились посреди поля; Данте взял Бьянку за руку, а она продолжала неотрывно следить за людьми на краю обрыва. Четверо стояли неподвижно, как изваяния, – мужественные свидетели танца смерти, который исполняли двое других.

– Леклер очень хороший фехтовальщик, правда? – проговорила Бьянка. – Умоляю вас, Данте, скажите, что это так.

– Стреляет он куда лучше.

Бьянка никогда еще не видела Данте таким серьезным и таким встревоженным, и уверенность стала покидать ее, уступая место страху.