Правила бессмысленного финансового поведения
Шрифт:
6) Друзья и родственники – замечательное средство отъема. Отдать легко, вернуть – очень тяжело. Нужно знать, на что идешь.
7) В управлении нашими активами сильна генетическая память. Память о том, что любыми активами семья владеет временно. Для отъема всегда кто-то найдется. Поэтому мы все – во времянках.
8) Только 1–2 % активов российской семьи способно пережить 3–4 поколения. Мы можем этому сопротивляться.
9) Если ничего не делать, то произойдет худшее. Настигнет и добавит. Время разоряет имущество, если им не заниматься. Дом умирает без хозяев за несколько лет.
Если ничего не делать, то произойдет худшее. Настигнет и добавит. Время разоряет имущество, если им не заниматься. Дом умирает без хозяев за несколько лет.
10) Закон всегда может трактоваться так, чтобы вы потеряли. Или не выиграли.
11) Юрист и бухгалтер – те, кто могут разорить кого угодно. Ключевые фигуры. Классные юрист и бухгалтер – те, кто могут спасти, на кого – вся надежда.
12) Эта «Азбука отъема» должна быть в каждой семье. Глубокое понимание его методов и механизмов так же важно, как и великое искусство кухни.
13) Новые кризисы, как, впрочем, и подъемы – всегда впереди; мы живем в их разворачивающемся процессе.
14) Стабильности не будет. Жизнь нашего имущества – большое приключение. Тем интереснее с ним поупражняться.
Стабильности не будет. Жизнь нашего имущества – большое приключение. Тем интереснее с ним поупражняться.
15) Будем его выращивать, как в соляном растворе.
16) И управлять рисками.
Какие риски?
Лучше их запомнить, чтобы даже ночью, когда разбудят, не думая, их объявить.
Кредитный.
Процентный.
Рыночный. Валютный.
Операционный.
Риск политический, риск страновой.
Системный – когда всё валится и сделать ничего нельзя.
Почти стихи.
Ими придется управлять. И вот что помнить.
Управлять своими рисками: четыре «нельзя»
Первое. Мы часто ищем заговоров, тайных умыслов, политик, втихую направленных против нас.
Если бы мы их нашли, нам стало бы легче. Вина была бы снята с нас самих и перенесена на внешние силы. Идиотизм бытия, наши потери – это не мы.
Но этого делать нельзя.
Лучше самим управлять своими рисками.
Конечно, в той мере, в какой риски позволяют сделать это. Иногда мы в самом деле не виноваты.
Нет, виноваты. Хотя бы тем, что вовремя не смылись.
Второе. Нельзя не понимать, какие риски перед тобой. Даже назвать их – полезно.
Нельзя их не считать.
Нельзя не пытаться оценить, что с ними произойдет в будущем. То, что называется прогноз.
Нельзя не ставить лимиты на риски – четкие, ясные. Что можно делать, что нельзя.
Нельзя нарушать лимиты рисков. Дисциплина – прежде всего.
Третье. Мы отстаем от событий.
Человеку, у которого всё, в принципе, хорошо и он сыт и удачен, не верится в то, что нормальное течение жизни может быть заменено чем-то «сероводородным». Хотя он клянет власти, но в основе своей уверен, что тепло, еда и дворники на улицах всегда будут. У него нет «встроенного» ощущения повышенных рисков, чутья к ним, он успокоен.
И это – беда, потому что у каждого в семье были люди, потерянные во время войн и революций, которых было в избытке в последние 100 с лишним лет.
Нам нельзя терять чувства рисков.
Четвертое. Мы, в общем-то, инерционны.
Мы опаздываем, когда начинается поворот к лучшему, потому что не верим в него.
И, наоборот, опаздываем, когда нужно убегать сломя голову, потому что тяжело перестроиться от сытости к голоду и бегу.
Нельзя опаздывать, когда управляешь рисками.
А вдруг это их спасет
Передо мной сидит человек, пьет кофе и говорит:
– Знаешь, как я первый раз побывал в Лондоне? Самолет задымился. Кто был под градусом, тот счастливо проспал экстренную посадку. Старый московский особняк, когда я пришел туда на встречу, вдруг взял и вспыхнул. Через десять минут его витая лестница стала трубой, как в печке. Мой дом в провинции попал под наводнение. Вода – под потолок – пришла за полчаса. Меня грабили за четверть века трижды, как и любого россиянина. Я был в воздухе в одно время с малазийским боингом, в часе полета от него. Я собирался на «Норд-Ост» как раз в те дни, когда был совершен теракт.
Что еще он говорит?
– Я долго не мог летать на самолетах. А сейчас просто отключаю сознание, когда захожу на борт.
Я, приходя в театр, всегда проверяю аварийные выходы.
Надо мной смеются мои друзья.
Даже в самой роскошной гостинице, возносясь к небу на лифте, я ищу лестницы вниз.
Они еще больше смеются.
Я не живу на верхних этажах.
Я летаю только теми авиакомпаниями, у кого меньше история катастроф.
Я почти не летаю чартерами.
Я избегаю толпы, стараясь уйти из нее как можно быстрее.
В сверхбыстрых поездах я стараюсь ни о чем не думать.
В метро не сажусь в первые и вторые вагоны. Помните теракт на «Павелецкой»?
Для меня не существует курортов на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
Я не верю охране, не верю всем этим мерам безопасности, потому что чувство риска неизбежно притупляется.
– И что теперь – не жить? – говорит он. – Я летаю дважды – четырежды в месяц. Мы не можем избежать рисков, мы живем толпами. Мы живем в потоке событий и массовых мест. Но мы хотя бы можем пытаться делать риски слабее.
Ты тоже можешь смеяться, – сказал он, – но каждый день, утром и вечером, я говорю своим родным: «Будьте осторожнее!»
Я их замучил, они смеются надо мной.
Я их замучил телефонными звонками.
Но я всё равно буду это делать каждый день.
А вдруг это их спасет.
Как-нибудь отдам: кредитный риск
Семейные истории: как попасть на риск, кредитный и валютный [22]
22
Использованы статистика и записки Всероссийского движения валютных заемщиков (2016 г.)