Правила бунта
Шрифт:
— Пошел ты, Рэн. Ты — социальный прокаженный, которого никто не хочет трогать. — Девушка говорит это весело, с широкой, восторженной улыбкой на лице. С таким выражением лица оскорбление не кажется таким уж плохим. Однако девочка говорит серьезно. Ее нефритово-зеленые глаза сверкают заостренной злобой, которая может выпотрошить человека с десяти шагов. — Я могу переспать с любым из наших друзей. Твоих друзей, — говорит она, быстро уточняя, — и они никогда не оправятся от этого. Они проведут остаток своей жизни…
— На терапии.
— ...желая снова заполучить меня. Я могла бы сломать их просто вот так. — Она щелкает пальцами, хихикая, когда подпрыгивает
Он ворчит, но позволяет ей прижаться к нему, положив голову ему на плечо. Они выглядят так естественно, ее нога перекинута через его, ее рука обвилась вокруг его затылка, пальцы играют с рукавом его черной футболки. Идеальные. Странно красивые. Странно похожие. Эти двое могли бы позировать художникам для сюжета какой-нибудь иконоборческой живописи — ангелами-херувимами, совершенными во всех отношениях. О том, что они падшие ангелы, можно догадаться только по понимающему, веселому, несколько потускневшему блеску в их почти одинаковых глазах.
Мальчик, Рэн, ухмыляется мне, его полный нубы многозначительно приподнимаются.
— Итак, Дэш. — Кажется, он что-то обдумывает. — Знаешь, наши отцы там обсуждают нас.
— Нас?
— Мы очень разочаровывающие. Остро нуждаемся в дисциплине. По крайней мере, так сказал о тебе твой старик.
Бросаю сумку на полированный мрамор у своих ног, и по спине пробегает холодок. Я боялся этого. Что сказал Кэлвин? Какой-то американский военный тип? Именно так он описал нового делового партнера моего отца. Наконец-то он сорвался. Много раз он угрожал мне военным образованием, но всегда проявлял такое презрение к армейцам, с которыми имел дело в прошлом. Я не думал, что он действительно это сделает.
— Посмотри на его лицо, — говорит девушка, ахая. — Думаю, ты его пугаешь.
— Заткнись, Мерси. С ним все в порядке.
— Нет, он в панике. Посмотри на него. — Она указывает прямо на меня, как будто есть какие-то сомнения относительно того, о ком она говорит.
Рэн склоняет голову набок, щурясь на меня. Через мгновение он, должно быть, решает, что Мерси права. Улыбаясь, он сутулится, тревожа Мерси, когда его спина сползает по стене.
— Не нужно волноваться, чувак. Они не собираются отправлять тебя в «Гитмо».
Мерси надувает губы.
— Вполне может быть. Нью-Гэмпшир — это глухомань.
— Это просто еще одна частная школа. Похоже, ты все об этом знаешь.
— Он отправляет меня учиться в Америку? — Я полагаю, это лучше, чем какой-нибудь ужасный военный лагерь на севере или что-то в этом роде. Но все же. Еще одна дерьмовая частная школа. Опять. Он еще даже не видел меня, а уже нашел способ заставить меня исчезнуть.
— Мы — рукопожатие, которое скрепляет сделку, — говорит Рэн, безумно улыбаясь мне. — Последний росчерк на подписи. Точка в конце предложения. Мы с тобой оба... нас отправляют в Нью-Гэмпшир, чтобы завершить наше образование, пряча от приличного общества. Знаешь, в те далекие времена, когда два заклятых врага подписывали мирный договор, они брали в заложники сыновей друг друга. Или гостей семьи. Без разницы. В качестве залога, чтобы убедиться, что оба мужчины выполнили свою часть сделки, которую они заключили. Эта ситуация очень похожа. Только оба наших родителя слишком ленивы, чтобы на самом деле беспокоиться о том, чтобы взять на себя чужого ребенка. Итак, они отправляют нас на гору, где смогут забыть о нас на следующие четыре года. Что ты об этом думаешь?
Я обрабатываю эту информацию. Однако слово «враг» все еще звенит у меня в голове, как
— Мы будем в Нью-Гэмпшире? — спрашиваю я.
Рен кивает.
— Ага.
— И какое-то время я его больше не увижу?
— Судя по тому, как они говорили раньше, никто из нас больше не увидит наших семей, пока нам не исполнится двадцать, — стонет Мерси.
Рэн стряхивает ее с плеча.
— Сколько раз повторять, Мерс? Он не прогонит тебя.
— Как будто я пойду в другую школу без тебя. Я должна быть там, где ты, а это значит, что я тоже понесу твое наказание. — Она выглядит почти обиженной, ее глаза сияют очень ярко. Странный мальчик смягчается от ее тона. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на девочку, их лица в профиль настолько похожи (как мужская и женская версии одного и того же животного, отлитые из одной краски), что я понимаю, что они не просто брат и сестра. Они близнецы. Первые близнецы, с которыми я когда-либо сталкивался в реальной жизни.
— Будет весело, чудовище, — говорит Рэн. Мерси, кажется, утешается этим. Ее брат снова обращает свое внимание на меня, выгибая темную бровь. — Ну, что? Что скажешь? Академия Вульф-Холл. Будем ли мы относиться к ней как к тюрьме, какой ее задумали сделать наши отцы? Или возьмем под контроль это место и будем управлять им вместе, как боги?
Удивление пробегает по моим венам. Этот мальчик и я — полярные противоположности. Я уже знаю это по тому, как легко он развалился на этой скамейке, как будто не в состоянии выпрямить спину. Скамья — сплошная каменная плита, неумолимая и узкая. На ней не может быть удобно, и все же он делает вид, что растянулся на самом роскошном шезлонге, который можно купить за деньги. Я никогда не смогу этого сделать. Просто не смогу. Отец избивал меня до синяков за сутулость.
Я думаю о нелепости последних двадцати четырех часов — меня исключили в поезде, на полпути к швейцарскому горнолыжному курорту — и пожимаю плечами, глядя на парня, которого встретил всего пять минут назад.
— Конечно, — говорю я. — Почему, черт возьми, нет? Лучше быть богом, чем заключенным.
«Косгроув»
Всякий раз, когда Рэн начинает хандрить, он обычно закрывает бар до того, как мы начинаем пить. Так проще. Никаких неприятностей от местных жителей. Нам не нужно беспокоиться о том, что копы сунут свой нос туда, где их не хотят видеть. В конце концов, мы несовершеннолетние, и то, что Рэн владеет «Косгроув», не дает нам права напиваться здесь до потери пульса. Это все равно противозаконно.
Однако сегодняшний вечер исключение. Закрытие бара сегодня вечером сведет на нет причину того, почему мы вообще здесь. Сегодня вечером я должен встретиться со случайной девушкой с единственной целью убедить Рэна и Пакса, что у меня нет чувств к Карине Мендоса. Если я успешно справлюсь с этим, они оставят ее в покое. Она будет свободна от неприятностей, которым в противном случае подвергнется от их рук. И давайте посмотрим правде в глаза — от моих рук тоже. Я не смогу избежать участия в ее падении. Не после всего того, что я сделал с девушками, которыми Рэн и Пакс интересовались последние пару лет.