Правила Дома сидра (Правила виноделов)

Ирвинг Джон Уинслоу

Кенди взглянула на него, увидела его лицо, кулак сам собой разжался, она схватила Гомера за руки. И конечно, светлый завиток вырвался на свободу, порыв ветра подхватил его, закружил над рекой и унес во тьму.

— Тебе плохо? Это сердце, да? — спросила Кенди. — О Господи, не говори ничего и ни о чем не думай!

— Сердце? — сказал Гомер. — Ты знаешь про мое сердце.

— И ты уже знаешь? Пожалуйста, не волнуйся, — умоляла она.

— Я тебя люблю, — слабо прошептал Гомер, точно это были его последние в жизни слова.

— Знаю. Но не думай об этом. Ради бога, не волнуйся.

Я тоже тебя люблю.

— Любишь?

— Да, и Уолли тоже, — поспешила прибавить Кенди. — Я люблю тебя и Уолли. Но пожалуйста, не волнуйся. И ни о чем не думай.

— Откуда ты знаешь о моем сердце? — спросил Гомер.

— Мы все знаем. И Олив и Уолли.

То, что было не очень внятно изложено в письме д-ра Кедра, в устах Кенди прозвучало с непреложностью факта; и сердце у него затрепыхалось еще сильнее.

— Не думай о своем сердце, Гомер! — сказала Кенди, крепко обнимая его. — Не волнуйся ни из-за меня, ни из-за Уолли и вообще ни из-за чего.

— О чем же мне думать?

— О чем-нибудь хорошем. — Она посмотрела ему в глаза и Неожиданно сказала: — Не могу поверить, что ты все это время носил в бумажнике мои волосы. — Но, увидев, что Гомер нахмурился, прибавила. — В общем, ладно, я, кажется, понимаю. И из-за этого не волнуйся. Хотя это странно, но в этом есть что-то романтическое.

— Романтическое, — повторил Гомер, обнимая девушку своей мечты, всего-навсего обнимая. Более интимные прикосновения запрещены всеми мыслимыми и немыслимыми правилами. И он попытался списать боль в сердце за счет того, что д-р Кедр назвал бы нормальной жизненной ситуацией. Это и есть жизнь, внушал себе Гомер, прижимая к себе Кенди. И постепенно их слившиеся фигуры стали сливаться с ночной тьмой и плывущим с реки туманом.

Этот вечер не располагал к сентиментальному фильму.

— Посмотрим Фреда Астера в другой раз, — философски заметила Кенди.

Их потянуло в знакомые места, на пирс Реймонда Кендела: там так хорошо сидеть и слушать, как булькают береговички. А станет холодно, можно пойти в дом, попить чаю с Реем. И они вернулись в Сердечную Бухту: никто и не заметил, что они ездили в Бат.

Глядя, как танцует Фред Астер, Мэри Агнес Корк поглощала невиданное количество воздушной кукурузы; и новоиспеченные родители решили, что бедного ребенка перевозбудило первое посещение кино. К тому же ей явно не сиделось, она больше смотрела вокруг себя, чем на Фреда Астера, всматриваясь в лица, искаженные мерцающим светом экрана. Она искала глазами красивую девушку и молодого человека и даже Гомера — вдруг они взяли его с собой. И потому, различив среди зрителей ту, кого ей больше всего не хватало в ее крохотном мирке, она до того растерялась, что пакетик с кукурузой выпал из рук, а сломанную ключицу пронзила резкая боль.

Смуглая, тяжелая физиономия Мелони маячила над узеньким нахальным личиком молоденькой блондинки (это была, разумеется, Лорна); Мелони сидела с видом пресыщенного завсегдатая кинозалов, склонного охаивать все и вся, хотя и для нее это было первое приобщение к киноискусству. Даже в этом призрачном свете проектора, Мэри Агнес узнала экс-королеву отделения девочек и своего вечного мучителя.

— Боюсь, что ты переела

кукурузы, деточка, — озабоченно проговорила Петти Каллахан; ей показалось, что та подавилась случайным кукурузным зерном.

Пока на экране развивалась любовная история, Мэри Агнес не сводила глаз с возвышающейся над залом головы.

Она не сомневалась: пригласи Фред Астер танцевать Мелони, она после первого же вальса разнесла бы вдребезги танцплощадку вместе с Фредом, пересчитала все косточки в его щуплом теле и сделала инвалидом на всю жизнь.

— Ты увидела в зале кого-то знакомого? — спросил Тед Каллахан и, не дождавшись ответа, подумал: «Бедная девочка, рот так набит кукурузой, что слова не может выговорить».

Выйдя в фойе, освещенное мертвенным неоновым светом, Мэри Агнес, как в трансе, направилась к Мелони, которая очевидно не утратила над ней гипнотической силы.

— Привет! — сказала Мэри Агнес.

— Ты, девочка, со мной поздоровалась? — спросила Лорна, но Мэри Агнес, улыбаясь, не сводила глаз с Мелони.

— Привет! Это же я, — сказала она.

— Так, значит, и ты вырвалась оттуда? — без особых чувств, произнесла Мелони.

— Меня удочерили! — сообщила Мэри Агнес.

Тед и Петти, немного нервничая, стояли рядом, не желая проявить навязчивость, но и боясь потерять Мэри Агнес в толпе.

— Это Тед и Петти, а это моя подруга Мелони, — представила она друг другу участников сцены.

К Мелони протянулись руки, но та, казалось, забыла, что в таких случаях делают. А ее прошедшая огонь и воду спутница заморгала глазами; у нее отклеилось одно веко.

— Моя подруга Лорна, — наконец неловко проговорила Мелони.

Все сказали хором: «Привет!» — и тупо глядели друг на друга. «Что этому недоноску нужно?» — недоумевала Мелони. И тут Мэри Агнес выпалила: — А где Гомер?

— Что-что? — переспросила Мелони.

— Гомер Бур. Разве он не с тобой?

— Чего ради он должен быть со мной?

— Красивая пара в той машине… — начала Мэри Агнес.

— В какой машине? — перебила ее Мелони.

— Это другая машина, не та белая, красивая. Но у нее на двери такое же яблоко. Я это яблоко ни с чем не спутаю, — тараторила Мэри Агнес.

Мелони опустила свои ручищи ей на плечи, и та почувствовала как их тяжесть вдавливает ее в пол.

— О чем ты говоришь? — требовательно спросила Мелони

— Я видела старую машину, у нее на дверце яблоко. Я подумала, они тоже приехали смотреть кино. Та красивая пара. А с ними Гомер. А когда я увидела тебя, я сразу подумала: «Гомер наверняка здесь».

— Где ты видела эту машину? — Мелони продолжала допрос, большими пальцами надавив на ключицы Мэри Агнес. — Покажи мне где!

— Что-нибудь случилось? — вмешался Тед Каллахан.

— Не твое дело, — огрызнулась Мелони.

Но машины на том месте уже не было. Стоя на скользком тротуаре в промозглом холоде, глядя на пустое место, где часа два назад стоял зеленый фургон, Мелони спросила Мэри Агнес:

— Ты уверена, что это то самое яблоко? Два «У» и слова «Океанские дали»?

— Да, — ответила девочка. — Только машина другая, старый фургон. Но яблоко я узнала. Его просто нельзя забыть.