Правила обмана
Шрифт:
Поначалу он считал, что она переутомилась. Эмма относилась к тем, кто не щадит себя на работе. Ее пламя горело слишком ярко. Накал — вот подходящее определение для ее отношения к работе. И отдых ей был просто необходим.
Но Джонатан замечал и другое. Головные боли. Одинокие прогулки. Долгое молчание. И он чувствовал, что день ото дня расстояние между ними увеличивается.
Все началось после Парижа.
Джонатан покрутил конверт в руках. Невесомый. Наверняка внутри один-единственный листок бумаги. Перевернув письмо, он пристально посмотрел на тот угол конверта, где пишется обратный адрес.
А если не предатель, то кто?
Радиоприемник пропикал четыре раза. Хорошо поставленный британский баритон объявил: «В Гринвиче двенадцать часов. В эфире международные новости Би-би-си…»
А в голове у Джонатана звучал совсем другой голос. «Открой! — уговаривал он. — Открой и покончи с этим раз и навсегда».
Если бы это было так просто.
Он совсем не был уверен, что ему стоит вскрывать конверт. Эмма погибла. У него остались только воспоминания, и не хотелось бы их отравлять. Он поднес письмо ближе к глазам, и мысли унеслись в то место, о котором он хотел бы забыть навсегда.
Париж… Туда Эмма поехала на девичий уик-энд, чтобы с головой окунуться во французскую культуру, круассаны и новую выставку Шагала.
Париж… Там Эмма исчезла на два дня и две ночи, и ни одно из его сообщений до нее не дошло.
Париж…
Джонатан, в одних спортивных трусах, спит на раскладушке в своей палатке. Три часа ночи, но жара по-прежнему невыносима. Даже по меркам Ближнего Востока лето выдалось жаркое. Уже несколько месяцев он живет и работает в долине Бекаа. Он научился спать и потеть одновременно.
Соседняя койка пуста. Эмма на неделю уехала в Европу. Четыре дня в штаб-квартире в Женеве, затем три дня в Париже, где она со своей лучшей подругой Симоной пустится в головокружительный тур по Городу огней. Днем музей Же-де-Пом, вечером светомузыкальное шоу в Версале. Каждая минута ее французского путешествия расписана.
Его будит рев моторов. От этого механического вторжения ночь наполняется грохотом. Джонатан отрывает голову от подушки. Темноту разрывают звуки выстрелов.
Джонатан подскакивает на кровати и выбегает на улицу. Молодой палестинец Рашид, раскинув руки, закрывает собой вход в госпиталь. Рядом стоят два заляпанных грязью пикапа «тойота». Из автомобильных колонок ревет музыка. Минорная мелодия с жестким ритмом. Группа вооруженных блюстителей порядка окружает мальчишку и, наставив на него стволы автоматов, требует отпереть двери. Джонатан направляется к ним.
— Что вам нужно? — спрашивает он на своем примитивном арабском.
— Ты здесь главный? — спрашивает парень лет двадцати, с жидкой бородкой и рысьими глазами. — Ты тут доктор?
— Я, — отвечает Джонатан.
— Нам нужно лекарство. Вели этому убраться с дороги.
— Ни за что! — зло кричит Рашид.
Ему пятнадцать лет, но характер уже сильный. С тех пор как Джонатан и Эмма приехали сюда, он их главный помощник. Джонатан — его кумир и учитель, его покровитель и лицо неприкосновенное. В будущем Рашид
— Разрешите, я помогу вам, — говорит Джонатан, пытаясь скрыть за улыбкой, что он нервничает. — Вы больны? У вас кто-то ранен?
— Мой отец, — говорит главарь. — Сердце. Ему нужно лекарство.
— Привезите его сюда, — говорит Джонатан. — Будем рады помочь.
Он замечает у парня странное выражение глаз и блуждающую улыбку. Он что, пьян? На взводе? От чего? Ракия? Гашиш? Метадон?
— У него нет времени.
— А вы обращались в больницу в Мезза-аль-Шариф? Если у вашего отца проблемы с сердцем, я бы рекомендовал ему съездить в Бейрут.
До Бейрута восемь часов, а в Мезза-аль-Шариф не проехать из-за сильных паводков.
— Прочь с дороги! — говорит главарь, отталкивая Рашида. Тот упирается. Джонатан не успевает даже вскрикнуть, как главарь вскидывает автомат и стреляет Рашиду прямо в лицо. — Моему отцу нужен нитроглицерин, — говорит он, перешагивая через тело. — А нам… — он показывает на своих людей, — нам нужно кое-что для души.
Одного взгляда на Рашида достаточно, чтобы понять — ему ничем уже не поможешь. Джонатан ведет людей в больничную аптеку. Жадные лапы сметают с полок морфин, викодин и кодеин. Аптека разграблена меньше чем за минуту. Все закончилось так же быстро, как и началось. Посылая благословение пророка на его голову, грабители забираются в машины и уезжают.
Джонатан тут же бросается звонить в Париж. Эмма будет в Женеве, в штаб-квартире организации «Врачи без границ». Он договорится заранее, чтобы ей приготовили чек, который она заберет с собой, и тогда они смогут пополнить запасы медикаментов в госпитале.
В Ливане полчетвертого утра, в Париже — за полночь. Он пытается дозвониться до гостиницы «Три короны», но у него ничего не получается. Ее мобильный тоже не отвечает — вне зоны действия сети. Он снова звонит в гостиницу и просит оставить для нее сообщение. Но Эмма не перезванивает. Ни ночью. Ни утром. Ни на следующий день, когда Джонатан приезжает в Бейрут и на свои последние деньги покупает на черном рынке необходимые лекарства.
Его жена пропала.
Любому терпению приходит конец, и он с грустью обнаруживает, что доверие не безгранично. На следующее утро, в шесть часов, он снова звонит в гостиницу и просит, чтобы его соединили с управляющим.
— Вы уверены, что оставили записку в ее номере? — спрашивает Джонатан.
— Месье Рэнсом, даю слово, что именно так я и сделал. Я лично отнес записку.
— А вы не могли бы проверить, на месте ли моя жена?
— Разумеется. Сейчас я переведу звонок на свой мобильный, и, если найду вашу жену, вы сразу же сможете поговорить с ней.
Джонатан мысленно следует за управляющим на третий этаж. Он слышит, как закрываются двери старинного лифта, затем по застланному коврами коридору приглушенно раздаются степенные шаги и громкий стук в дверь.
— Бонжур, мадам. Это Анри Готье. Управляющий. Я хотел бы спросить, все ли у вас в порядке?
Никакого ответа. Проходит время. Готье входит в комнату.
— Месье Рэнсом? — возвращается он к телефонному разговору. — Все записки на месте.
— В каком смысле?